Когда наконец Дорн объявил, что готов, Коленчук сам перетянул ему лицо черным плотным платком и, взяв за руку, повел из башни к внутренним воротам замка. Машина стояла во дворе. Лиханова и его приятелей Коленчук вооружил револьверами и приказал стрелять при любых непредвиденных обстоятельствах.
Чернявый, в кепке таксиста, сел за руль. Коленчук с Лихановым и Давыдовым устроились в крытом кузове рядом с Дорном. Когда въехали в Париж, Коленчук снял с лица Дорна повязку и включил фонарик. Сразу насторожился: отчего это Дорн задергался? От резкого света? А чего на Лиханова пялится?
— Вы знакомы с этими людьми? — спросил недоверчиво.
Дорн открыто посмотрел в лицо Лиханову, как показалось Коленчуку, равнодушно оглядел Давыдова.
— Нет, — сказал — этих людей я не знаю.
— А вы его, господа?
Лиханов и Давыдов равнодушно отвернулись.
«Так вот почему Одиль советовала не теряться… — обрадованно думал Дорн, — вот почему просила не клясть при неудаче… Но ведь Лиханов уже давно должен быть в Москве?! Как она его нашла?»
Из закрытого фургона Коленчук не мог следить за маршрутом, но частые повороты убеждали его, что таксист неплохо знает парижские задворки, умело петляет, но и направление держит точно, куда сказано, к Булонскому лесу. Там даже можно кратковременную остановку сделать, сказать — все, приехали, выходи. То-то Дорн замечется! Надо было раньше предупредить чернявого.
Коленчук опять включил фонарик, посмотрел в лицо Дорна: спокоен, подлец! Не боится. Почему он не боится? Впрочем, на месте Дорна Коленчук тоже сидел бы спокойно, обдумывая поведение.
— Я говорил с Дворником. Он отзывался о вас скверно, — не выдержал Коленчук.
— Не нужно меня провоцировать, — ответил Дорн.
Машина сбавила ход и остановилась. С минуту сидели, переглядываясь. Коленчук опять перевязал лицо Дорна платком и приоткрыл зашторенное оконце в кабину водителя:
— Что там у вас?
— Кажется, колесо спустило, — отозвался водитель. — Посмотрю…
Отвернувшись, Коленчук не мог видеть, как вздрогнул Дорн, узнав голос Фернандеса, как на ощупь нашел руку Лиханова и пожал ее.
«Ба… Да Одиль, видно, тут вовсе ни при чем! — поразился он. — Если еще с натяжкой можно вообразить, что она разыскала Лиханова, внедрила его к Коленчуку на роль боевика и начала через него действовать, то уж к Фернандесу ей не подойти. Это Москва протягивает мне руку. Стало быть, дома меня начали искать, Яничек вывел Лиханова на Фернандеса, — Дорн не сомневался, другого пути у этих людей друг к другу быть не могло. — Теперь важно не упустить момент, когда можно будет действовать самому. Рядом Лиханов. Очевидно, он должен убрать Коленчука. А кто тот, второй? Человек Коленчука или человек Фернандеса?»
«Первый сбой», — с тревогой думал Коленчук, слушая, как чернявый ходит вокруг машины и ногой бьет по баллонам. Вдруг что-то сильно ударило в борт фургона. Нет, не башмак чернявого. Камень? Еще ударило, но не пробило. И туг Коленчук услышал русскую ругань, возню, шум борьбы, выглянул за шторки, но увидел только, как чернявый ударил ногой в живот какого-то человека в штатском и кошкой прыгнул за руль машины.
— Ненужная проверка, — насмешливо проговорил Дорн, когда машина набрала скорость, — я не собираюсь бежать, я заинтересован во встрече с Дворником.
— Это не проверка, — раздраженно ответил Коленчук, — это нападение…
Шторки окошка заколыхались.
— За нами гонятся! — отрывисто крикнул водитель. — На этой машине нам не уйти…
— Всем ложиться на пол! — приказал Коленчук, опасаясь стрельбы по фургону.
«Нас настигнут, это ясно. Если сейчас ликвидировать Дорна, — лихорадочно соображал Коленчук, — то, когда французы нас возьмут, будет картина: я, труп и эти… Эти меня отдадут сразу».
— Уходим по одному, — шепнул Коленчук Лиханову, — немца убрать. Головой отвечаешь…
Всем телом Дорн чувствовал неровную дорогу, скачки рессор, заносы на крутых поворотах — Фернандес петлял, уходя от погони.
К Булонскому вокзалу Фернандес подъехал со стороны пакгаузов, вел машину почти параллельно рельсам, выходящим из-под вокзального шатра. Гравий летел из-под колес, о борт цеплялись ветки, впереди Фернандес видел ворота товарного двора. Там шла погрузка французской армии.
«Мой расчет, что мы легко затеряемся среди мобилизованных, провожающих и любопытных, срывается, — с сожалением думал Фернандес. — Придется пробиваться в форт «Шатийон». Но сразу этого делать нельзя. Конечно, нужно было обязательно встретиться с Достом, показаться ему и уйти от него так, чтобы не вызвать подозрений Коленчука. Коленчуку теперь понятно, что заставило меня забиться в вокзальный тупик. Дост же наверняка перехватит нас при подъезде к вокзалу. Вот туда и надо отправить Коленчука», — Фернандес остановил машину. Вышел, постучал в дверь фургона. Коленчук высунул голову:
— Уходите первым, господин Коленчук. Вас они знают. Нужно разделиться.
— Один не пойду, — взвизгнул Коленчук, — с Давыдовым. Если что, хотя бы отстреляемся.
— Прощай… — шепнул Лиханов. — Иди, Костя, он прав, так надо.
— Лиханов, головой отвечаешь, — напомнил Коленчук и, матерясь, заспешил по тропинке, петляющей вдоль полотна, к вокзалу.
От здания вокзала доносились звуки «Марсельезы». Еще один воинский эшелон готов к отправке на границу.
XX
Пошел дождь. Фернандесу пришлось сбавить скорость. Метров за тридцать до ворот форта «Шатийон» дорогу преградил полицейский кордон. Фернандес затормозил и высунулся из окошка:
— Мсье, — окликнул полицейского, — мы…
— Одну минуту, — откликнулся невысокого роста, щуплый полицейский, проверяющий документы у водителя желтого «рено», — одну минуту.
Фернандес осмотрелся. Многочисленная толпа стояла у ворот форта: мужчины, женщины, дети со свертками в руках. Провожающие, понял Фернандес, пришли проститься. С другой стороны ворота форта облепила толпа мужчин — ищут своих, кричат, машут руками, суют свертки. Гул стоит над всей улицей. Требуют открыть ворота.
Подошел полицейский.
— Машину отпаркуйте сюда, — он указал жезлом на стоянку, — и приготовьте приписное свидетельство. Предъявите офицеру на пропускном пункте, — полицейский повернул жезл в сторону ворот.
Фернандес увидел, как ополченцы вдруг смешались с толпой провожающих и началось какое-то беспорядочное движение.
— Мы только проводить, я и два моих друга, — сказал Фернандес полицейскому. — Сын приятеля и мой племянник там… — он кивнул на людей, толкавшихся за решеткой.
— Но машину, пожалуйста, на стоянку… — полицейский отошел.
Фернандес отогнал фургон на стоянку, поставил рядом с желтым «рено». Вышел, глубже надвинул кепи — дождь усиливался.
Вот, должно быть, отчего заволновалась толпа — люди хотят спрятаться под крышей форта. У ворот началась драка. «Это нам на руку», — усмехнулся Фернандес, открывая заднюю дверцу.
Дорн спрыгнул на тротуар первым:
— Фернандес, дружище, — он протянул к нему руки.
— Сантименты отставить, — зашептал Фернандес, — мы — провожающие. Слышите, Борис? — Лиханов все еще сидел в фургоне, не зная, как вести себя дальше. — Выходите, Борис… Нам нужно прорваться с толпой в форт. Мы провожающие, дальше попробуем попасть в эшелон. Там ополченцы, видите, без мундиров? Нам нужно к ним, а не к новобранцам, которых обмундировывают в первую очередь. Только спокойно, прошу вас, очень спокойно…
Они пошли неторопливым шагом. Дорн невольно поднял воротник пиджака, чтобы капли дождя не затекали под рубашку. Ворота форта открылись — люди бросились друг к другу, каждый отыскивал своих. Слышались женские голоса, плач детей, выкрики:
— Когда-нибудь надо было являться!
— Рано или поздно, но надо покончить с Гитлером!
— Итак, черт побери, скоро мы отправляемся! — слышалось сквозь гул.
— Это хорошо, что скоро… — пробормотал Фернандес.
— Что? — не понял Лиханов. — Что?
— Ничего, Борис, — ответил ему Дорн. — Все в порядке.
В воротах, пытаясь сдержать натиск, рослый, широкоплечий полицейский пропускал людей группами — у него это плохо получалось, пришлось уцепиться за край ворот, чтобы самому удержаться на ногах. Он выкрикивал призывы к порядку и спокойствию. Его никто не слушал и не слышал.
Дорн на минуту потерял из виду и Лиханова, и Фернандеса, его понесло толпой.
— Роберт! — услышал крик Фернандеса. — Держись, я здесь! — крепкая рука ухватила Дорна за рукав, затрещали швы пиджака, и они с Фернандесом — под напором тех, кто оказался сзади, — влетели в ворота форта. Увидели Лиханова. Он зацепился пуговицей куртки за сумку пожилой дамы, и теперь они никак не могли расцепиться. Мадам смеялась, Лиханов злился. Фернандес дернул лихановскую куртку, пуговица отскочила, женщина улыбнулась и благодарно глянула на Фернандеса, ее тут же унесла толпа.
