Я. И. Гилинский в политическом отношении придерживается либерально-демократических установок с тяготением к либерализму. Он справедливо подчеркивает значение таких абсолютных ценностей, как жизнь каждого человека, его свобода, невмешательство в частную жизнь индивида, его ответственность за свою судьбу. Индивидуализм ставит выше коллективизма. Один из главных его постулатов – неприменение насилия. Поэтому, будучи атеистом, из всех религий отдает предпочтение буддизму. Согласно криминологическим воззрениям Я. И. Гилинского, преступность конвенциональна. Он полагает, что есть онтологически нерасчлененный процесс жизнедеятельности по удовлетворению потребностей. Социум же наклеивает ярлыки на поведенческие формы, поступки: «преступление», «проступок», «подвиг» и т. п. Наказание, по его справедливому убеждению, не лучшее, а худшее средство социального контроля. Оно вынужденно, пока и поскольку не научились применять нерепрессивных средств. Я. И. Гилинский не видит смысла в сохранении в России сильной государственности, рассматривая, например, действия по разоружению банд в Чечне как проявление Россией злой воли.
С. Ф. Милюков придерживается, по его словам, принципов разумного консерватизма, историзма и патриотизма. В том, что бо́льшую часть XX столетия власть в России находилась в руках коммунистов, видит закономерное следствие процессов, начавшихся на Руси во времена Ивана Грозного, Великой смуты начала XVII в. и получивших ускорение в эпоху Петра Первого. Любимая цитата из М. Волошина: «Великий Петр был первый большевик». В криминологии он отталкивается от марксизма. Игнорируя явно не подтвержденные практикой марксистско-ленинские положения, которые непосредственно касаются причин и перспектив преступности, опирается на общие места, связывающие рост преступности в России с конца 80-х годов XIX в. с обострением социальных противоречий и столкновением общественных групп. С. Ф. Милюков стоит за суровые меры репрессии, включая смертную казнь, оправдывая их принципом приоритета интересов законопослушного населения. Это такой принцип, в соответствии с которым, по-видимому, уголовная политика признается тем гуманнее, чем жестче карает она преступников.
Председательствующий на семинарах автор настоящих строк исходит из представления о преступности как о свойстве общества воспроизводить опасные для него самого деяния, предопределяющем введение уголовно-правовых запретов и воплощающемся в массе преступлений. Преступность существует в любых общественных системах, во всех странах. Общая ее тенденция к росту и ухудшению главных показателей отражает некую более широкую, не охватывающуюся рамками криминологической проблематики тенденцию человечества к саморазрушению (сюда же относятся ухудшающаяся во всем мире экологическая ситуация, положение дел с алкоголизмом, наркоманией, самоубийствами). На протяжении истории человечества люди пока не научились эффективно реагировать на преступность, хотя многие, в том числе и ученые-криминологи, пребывают на этот счет в плену иллюзий, значительно переоценивая роль уголовной репрессии. На характер преступности в России существенное отрицательное влияние оказала коммунистическая власть: бесчеловечная политика ленинского и сталинского террора, а также участие в войнах стали причиной повышенной агрессивности россиян, в значительной мере предопределившей рост насильственной преступности. Целенаправленная ликвидация аристократии, вообще культурных слоев общества, обладавших высокой духовностью, разрушение церквей и религиозного сознания – все это, вместе взятое, повлекло за собой длительный упадок русской культуры, привело к образованию вакуума, который заполнился стяжательством, устремленностью к одним материальным благам, располагающих к корыстной преступности. На протяжении многих лет проведения криминологических семинаров их председатель потратил немало сил, заостряя внимание на некоторых пороках советской криминологии, и в частности на монопольном господстве марксистского подхода, которому постоянные оппоненты председателя – С. Ф. Милюков и Я. И. Гилинский – сохранили верность, каждый по-своему, вследствие чего автор настоящих строк ощущал себя на заседаниях между двух огней, пылающих слева и справа и сообщающих научным собраниям в Санкт-Петербурге завидную живость. По нашему мнению, не было более чуждых и губительных для России идей, чем те, которые содержались в марксистско-ленинской инфекции, искусственно занесенной в тело России, ослабленное на рубеже XIX и XX столетий рядом экономических процессов и политических событий.
Доктрина диктатуры пролетариата и построения коммунизма не только в целом оказалась разрушительной для гигантского организма страны, но и отдельные, частные ее положения, использованные «марксистской криминологией», такие, как высказывание К. Маркса о «родимых пятнах капитализма» или не менее абсурдный прогноз отмирания преступности в социалистическом обществе, предначертанный В. Лениным, завели данное отпочкование науки о преступности в тупик и придали ей в глазах специалистов оттенок, мягко говоря, наивности. Многое из сказанного сейчас в изменившейся идеологической ситуации воспринимается как само собой разумеющееся. Не так было каких-нибудь 15 лет назад, когда сама постановка вопроса о пересмотре политической доктрины и организация соответствующей дискуссии требовали известной решительности. Полагаем, не будет преувеличением сказать, что криминологические семинары в Санкт-Петербурге в этом отношении шли в авангарде событий.
Коммунистический подход к борьбе с преступностью начисто игнорировал русскую философскую (Н. А. Бердяев, В. В. Розанов, В. С. Соловьев и др.) и уголовно-правовую (В. Д. Спасович, H. С. Таганцев, И. Я. Фойницкий) традицию, характеризующуюся, как известно, пониманием необходимости отказаться от принципа возмездия за совершенные преступления. Председатель криминологических семинаров всегда был солидарен с теми, кто при оценке гуманности карательной системы за точку отсчета принимает отношение ее к преступнику. Как и Я. И. Гилинский, автор настоящих строк – непримиримый противник смертной казни, неизбежность отмены которой в недалеком будущем видится мне совершенно отчетливо, а сопротивление этому естественному процессу представляется бессмысленным.
Позиция председателя семинаров близка к позиции С. Ф. Милюкова в отношении признания положительной исторической роли России. Хотя, разумеется, проводимая последним аналогия между петровской и сталинской эпохами, думается, не выдерживает критики в силу того, что Петр был созидатель будущего, а сталинская бесчеловечная политика не дала стране никаких перспектив. Так же как В. Н. Бурлакову и представителям школы новой социальной защиты, нам импонирует идея сближения криминологии и уголовного права. По-видимому, криминология должна стать общетеоретической дисциплиной по отношению к правовым наукам криминалистического цикла. От нее ожидается разработка принципов и перспектив реагирования со стороны государства на преступность. Контроль же за преступностью, реальное влияние на нее со стороны общества более действен тогда, когда базируется на правовых нормах, и в частности на так называемом криминологическом законодательстве, включающем положения, направленные на предотвращение преступлений.
Думаем, что возможности общества управлять преступностью, в принципе, весьма и весьма ограничены. Это особенно ощутимо во всем мире сейчас на фоне отмеченной выше обострившейся тенденции человечества к саморазрушению. В конечном итоге либо в недрах человеческого общества естественным порядком выработается иммунитет против этого губительного процесса, либо человечество погибнет. Хочется верить в лучшее, и люди не должны упускать даже очень скромных возможностей для того, чтобы уменьшить размер имеющегося в мире зла, предупреждая какую-то часть преступлений, с одной стороны, и относясь по-христиански к оступившимся людям, преступникам – с другой… Вот такие исходные криминологические воззрения отстаивал автор этих строк, полемизируя с докладчиками и другими участниками семинаров.
4. В 2001 г. при поддержке юрфака СПбГУ Клуб издал первый номер «Криминологии в развитии» – первого в истории России криминологического журнала.
В таком качестве Клуб просуществовал недолго. 1 сентября 2001 г. в связи с возникшими между Д. А. Шестаковым и кафедрой разногласиями, касающимися организации преподавания криминологии, он ушел из СПбГУ. Санкт-Петербургский криминологический клуб приобрел самостоятельный статус, оформленный в 2002 г. в форме некоммерческого партнерства. Учредителями Клуба в новом качестве являются Я. И. Гилинский, С. Ф. Милюков, Д. А. Шестаков.
Тогда же Клуб получил поддержку от Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, на юридическом факультете которого было открыто соответствующее структурное подразделение – Санкт-Петербургский криминологический клуб. Офис Клуба переместился с 22-й линии Васильевского острова на набережную Мойки. Клуб решает возложенные на него задачи в тесном сотрудничестве с РГПУ, Санкт-Петербургским университетом МВД, Институтом изучения проблем семейного насилия (г. Индиана, США), Институтом зарубежного и международного уголовного права им. М. Планка (Фрайбург, ФРГ). Криминологические семинары и конференции теперь регулярно проводятся в стенах юрфака РГПУ.
