** 4 Из этих слов Киннама явствует, что Альпами в его время называли не те только горы, которыми разграничиваются Галлия, Италия и Германия, но все вообще большие возвышенности: Альпы было именем нарицательным. Gloss. Graeco-lat. Alpes, рn ynлa. Поэтому Сидоний говорит об Афоне (Carm. 2): silvorum currebant vela per Alpem. Поэтому также Авзоний (Epist. 23) называет Альпами и Пиринеи.
*** 5 Местность или страна, которую Киннам представляет здесь как остров, заключала в себе Савию, Паннонию и Норик.
11. Окончив это, римляне двинулись к Саве, чтобы совершить через нее переправу, и вели за собой пленных гуннов, которые числом далеко превосходили массу римского войска. Но еще не успели они переправиться, как разнеслась молва, что король пэонян, счастливо окончив войну против Галиции1*, страны тавроскифской, и располагая огромными силами, с великим рвением идет на римлян. А царь за {125} то-то особенно и мстил ему, что он напал на Владимира2** (это было имя правителя Галиции), союзника римлян, вопреки его желанию. Услышав об этом, царь повелел прочему войску, военному обозу и самой большой части пленных, которых было огромное количество, переправиться на противоположный берег и там оставаться, а сам взял отборных в лагере воинов и, вопреки неодобрению большей части военачальников, повел их назад с целью как можно скорее сразиться с неприятелем, говоря, что дело волков, а не львов нападать на стада овец, при появлении же пастухов или собак бежать без всякого стыда и довольствоваться тем, что кое-как спасают себя и свою добычу. При сем рассказывают о таком деле, которого я хвалить не могу, поскольку оно рассматривается независимо от его намерения; а так как это дело совершено было, думаю, по некоторой предусмотрительности, чтобы окружавшие царя римляне боролись с большим воодушевлением, то считаю его достойным стратегической мудрости. Приготовившись уже оставить воды Савы и идти навстречу пэонянам, царь приказал начальнику флота перевесть корабли {126} к другому берегу реки и там стоять, чтобы, если кто из римлян, убежав с поля битвы, захотел бы быть перевезенным на противоположный берег, и виду не показывать, что замечают его. "Даже если бы я сам,- говорил царь,- прибыв сюда, вздумал приказывать иное, чем теперь, то ты не должен исполнять таких приказаний; в противном случае, то есть не исполнив того, что теперь повелевается, не избежишь казни". Такое приказание дано царем, думаю, с целью воодушевить воинов, как я уже сказал, к отваге; ибо, когда нет никакой выгоды от трусости, необходимо прибегать под защиту мужества. Тогда как царь уже готов был выступить оттуда, прибыл один убежавший из Пэонии военнопленный римлянин с известием о скором нашествии короля. Услышав об этом, царь уже не в состоянии был сдерживать себя из опасения, как бы не показалось, будто войско гуннов, предупредив его, нападает на бегущих римлян. Поэтому, выстроив свою армию, он двинулся назад. Оказалось, однако же, что самого короля еще не было; извещали только, что недалеко находится первый его сановник Белосис (которого по сану гунны называют баном)3***, и царь поспеш-{127}но пошел на него, а когда уже стемнело, сошел с лошади и уснул на щите, прислонив его к собственному вооружению и приказав всему войску сделать то же самое. На следующий день Белосис, узнав о наступлении царя, под предлогами не слишком благовидными со всем своим войском пошел назад. Выдумывая повод к бегству, он говорил, будто король приказывает ему оставить настоящий путь и идти по направлению к городу Браничеву4**** в той мысли, что оттуда лучше устремиться на римлян. Царь, однако же, все еще не переставая преследовать его, достиг реки, переправился через нее и, прибыв в Браничев, остановился там. Потом, немного спустя, он задумал фуражировку и послал войско в другую часть земли гуннской, туда, где находится гора, называемая у туземцев Темисис. Это войско пошло под предводительством Бориса1*****, который, говорят, происходил из одного по-{128}коления с Гейзою, но по какому-то случаю задолго перед тем перебежал к царю Иоанну, а царь удостоил его значительных почестей и женил на одной своей родственнице. Прибыв в ту страну, Борис обошел и разрушил тамошние местечки, по множеству жителей тесные, но изобиловавшие всевозможными благами; потом, встретившись с тремя гуннскими фалангами и сразившись с ними, обратил их в бегство, ибо они думали, что тут сам царь, и, с богатой добычей возвратившись оттуда, присоединился к римскому лагерю. Узнав, что не царь римский, а Борис нанес Пэонии столько бедствий, король с яростью погнался за ним, но уже не мог вступить с ним в дело, потому что Борис успел переправиться через реку ночью при свете факелов, присланных ему в большом количестве из царского лагеря. Даже и два пехотных отряда, остававшихся еще на противоположном берегу реки, успели от прибывших гуннов скрыться в кустарнике. Совершив это и овладев, сколько можно было, городами придунайскими, царь остановился здесь в намерении переправиться через Дунай и сразиться с королем, который стоял лагерем на другом берегу той же реки. Но последний, узнав о намерении царя и опасаясь неблагоприятного исхода войны, как бы, то есть, потерпев неудачу и здесь, вконец не погубить гуннской земли, послал к царю людей для переговоров о мире. После того царь пришел в Византию, торжественно отпраздновал победу и принес Богу {129} жертву благодарности. Около этого времени августейшая Ирина родила ему первое дитя - прекрасную дочь, которая была названа Марией2****** и провозглашена царевной.
______________
* 1 Галиция во времена Киннама понимаема была как часть Малой России, ueрoc tc uikрc Пwoiac,- замечает Андроник; а по словам Никиты (in Man. I. 4. n. 2), uia tv пaр toic Пc toпaрхiv, oc ka Skvфac пeрBoрiovc фaoiv.
** 2 Война Мануила с венграми была современна борьбе детей Мономаховых с их дядями. Киевский великий князь Изяслав Владимирович, незадолго перед тем выдавший свою дочь замуж за венгерского короля Гейзу, вел войну с Георгием суздальским и Владимиром галицким и, боясь их могущества, просил помощи у иноземного своего зятя. Гейза пришел к нему с войском и, помогши ему разбить князя галицкого, возвратился восвояси. Карамзин. Т. 2, гл. 12.
*** 3 Достоинство бана, от которого, очевидно, произошло малороссийское "пан", имело политическое значение у венгров и сербов и должно было соответствовать скифскому филарху или топарху. Этим достоинством украшен был Бела, или, как у Киннама, Белосис, внук короля Гейзы, брат сербского князя Ура, на дочери которого Елене женат был король Бела, по прозванию Слепой. Ioannes Thworoczius. с. 65.
**** 4 Некогда знаменитый город Браничев, называвшийся во время римского владычества Viminatium, лежал по обеим сторонам реки Млавы, при самом впадении ее в Дунай, где и теперь еще видны развалины, Браничевац и Костолац (Шафарик. Т. II. Кн. I. стр. 347).
***** 1 Этот Борис был сыном венгерского короля Каламана и жены его, дочери российского князя, которую он обвинял в неверности себе и потому, самого Бориса не признавая законным своим сыном, лишил его наследия. Не могши доказать своих прав на престол, Борис пришел в Византию и женился на родственнице царя Иоанна. Западные историки рассказывают, что, командуя римскими войсками, он неоднократно нападал на Венгрию, но всякий раз был разбиваем, и наконец один слуга Куман заколол его стрелой в 1156 году. Otho Frising. I. 7 Chron. с. 21, 34.
****** 2 См. таблицу рода Комниных.
12. Таковы были дела римлян. Между тем сицилийский тиран Рожер3* умер, и власть получил сын его Вильгельм. Сознавая, что его отец во многих случаях по отношению к Римской империи поступал несправедливо, он счел нужным послать к царю послов, чтобы распутать недоразумения. И так, пришли послы, из которых каждый был облечен саном епископа. А смысл посольства был таков. Вильгельм обещал возвратить все движимое и недвижимое, что удалось Рожеру, как я уже говорил, увлечь на свои корабли из Эвбеи, из элладских Фив и Коринфа, и объявлял царю, что с удовольствием исполнит, чего бы он ни пожелал. Но царь отослал4** послов и, снарядив флот, посадил на него войско под предводительством дяди своего Константина, по прозванию Ангел, и приказал ему, пристав {130} к какому-нибудь месту Лаконии, ожидать там остальной, еще не прибывшей части флота. Константин отправился из Византии и при благоприятном ветре достиг лаконийского мыса, который многие по местоположению называют Монемвасией5***. Между тем царь узнал, что король пэонян Гейза, раздраженный прежними потерями, намеревается нечаянно напасть на города придунайские, и потому старался предупредить это покушение. Для сего он с возможной скоростью возвратился к берегам Дуная и расположился лагерем против лагеря гуннов, находившегося на другой стороне реки. До некоторого времени ни те, ни другие не хотели начинать битвы, особенно потому, что к римлянам еще не пришли корабли. Но когда спустя несколько дней римляне настроили из чего попало множество небольших лодок и спустили их на воду, король пэонян, узнав об этом и боясь, чтобы, как я сказал, вторично не потерпеть неудачи и не подвергнуть опасности свою власть, опять приступил к переговорам. Отправив послов, он просил оставить в плену не более десяти тысяч гуннов, а прочие толпы пленников возвратить; тогда, говорил, во всю жизнь будем находиться в дружбе с римлянами и целый век сохранять союз с ними. По заключении мира на этих условиях римское войско возвратилось оттуда. {131}
