Когда дело дошло до него, он сказал, что говорит немного по-английски, и хотел было объяснить правдоподобнее, откуда такие познания: «Я уроженец»… – но молодой человек, не слушая, радостно переспросил: – «Говорите по-английски?» – и тотчас перешел на английский язык, на котором, впрочем, объяснялся не очень хорошо, с сильным немецким акцентом. – «Люди, владеющие английским языком, нам очень нужны, очень. Надо работать спешно: готовится поход на Лепанто. Считайте себя принятым». – «На какую же работу? Я в рабочие не желаю идти», – сказал внушительно мастер-месяц. – «Мы вас, конечно, и не возьмем в рабочие. Знаете что: не будем сейчас сговариваться точнее. Скоро приедет начальник арсенала, сэр Вильям Парри. Он с вами сговорится. Не будем пока уславливаться и о жаловании. Мы вас не обидим. Но считайте, что с настоящей минуты вы приняты к нам на службу. А если вам нужны деньги, то я могу вам дать задаток». – «Нет, зачем же? Когда условимся», – сказал с достоинством мастер-месяц, удивляясь все больше: «Хоть бы о чем спросили: может, я шпион? может, я хочу взорвать арсенал?» – «А не согласились ли бы вы поселиться здесь в серале?» – осведомился молодой немец, видимо чрезвычайно обрадовавшийся говорящему по-английски человеку, – «из нас, кроме меня, никто по-гречески не говорит, и постоянная нужда в переводчике. Я просто не могу отлучиться ни на минуту. Если бы вы согласились переехать, мы могли бы вам выдать экстренную сумму, подъемные, что ли? Комната, разумеется бесплатная. Здесь у нас уже есть и кантина». Мастер-месяц на минуту задумался: жить в этом здании несомненно лучше, чем в избе, но все-таки арсенал – вечная опасность взрыва, или чего-нибудь такого? Он сообразил, однако, что риск одинаковый ночью и днем, – ночью, пожалуй, даже меньше риска. С другой стороны, платить не надо. Сразу, кроме жалования от рыжего, выходил дополнительный заработок, вероятно, порядочный, да еще бесплатное помещение. «Если подъемные, то может быть, я переехал бы, хоть это связано для меня с немалыми расходами. Но разрешите прежде взглянуть на комнату». – «Вам сейчас покажет маркитантка», радостно сказал немец.
Он три раза хлопнул в ладоши и вопросительно уставился на дверь, – не вошел никто. Похлопал еще, – по прежнему никого не было. Молодой немец рассердился, вышел, оставив нового служащего в своем кабинете. «Все секреты могу узнать», – с удовольствием подумал мастер-месяц, бегая глазами по комнате: «Какие тут у них, впрочем, могут быть секреты!» За дверью послышался гневный голос немца. Затем он появился в сопровождении маркитантки. Это была молодая, невысокая, полная женщина, с очень приятным, матового цвета лицом, с вздернутым носом, с широко расставленными черными глазами. На ней был цветной халат не первой свежести; через плечо было переброшено цветное полотенце. «Миленькая», – подумал мастер-месяц. Инстинкт, почти никогда его не обманывавший, сразу ему подсказал, что может выйти дело, хоть надо соблюдать должную осторожность. Он вежливо поклонился. Маркитантка улыбнулась, – улыбка у нее была тоже очень приятная, – и повела его. – «Мы пройдем через мастерские, так ближе», – сказала она, направляясь в главное здание. Мастер-месяц пошел за ней, осанисто переваливаясь. – «Да, особых предосторожностей в этом арсенале не принимают»… Он ахнул: такая грязь была в мастерских. – «Здесь жили сулиоты», – пояснила с улыбкой маркитантка. Они прошли через большой зал, куда-то свернули, вышли в другой двор и направились к небольшому строению. – «А тут что такое, милая?» – спросил мастер-месяц, – «ведь это, кажется, бывший сераль?» – «Тут был гарем паши», – ответила стыдливо маркитантка. – «Ай, ай, ай, гарем?» – игривым тоном переспросил мастер-месяц, – «а как вас звать, красавица?»
Беседа, начавшаяся так хорошо, продолжалась и в здании гарема. Маркитантка давала объяснения. Оказалось, что большая часть комнат заказана для ожидающейся в Миссолонги английской миссии. В других комнатах уже поселились офицеры, служащие арсенала, греки, шведы, немцы. «Скоро станет свободнее, будет поход на Лепанто», – сообщила маркитантка. Сама она служила тут еще при паше, – по ее словам, прачкой. «А может, и не прачкой?» – подумал мастер-месяц, приглядываясь к ее рукам. – «Вот это была комната начальника евнухов», – пояснила она стыдливо. – «А тут жила киаджи-хатун, начальница гарема… А вот здесь комнаты одалисок». – «Одалисок?» – нежно улыбаясь, переспросил мастер-месяц. Слово это подействовало на него как музыка. И хотя комнаты были самые обыкновенные, грязные и пустые, он с особенно приятным чувством выбрал свободную комнату одалиски. Маркитантка обещала поставить все необходимое. «Мебели у нас было довольно, но потом тут была сулиотская казарма!» – «Отлично, тогда я сейчас же перевезу сюда свои вещи. Милая моя, а где тут можно позавтракать? Может, и вы со мной закусили бы?» – спросил мастер-месяц с самой игривой улыбкой, как нельзя лучше подходившей для бывшего гарема. – «Когда перевезете вещи, все будет. И недорого», – сказала маркитантка. Они поговорили, и многое было сказано еще при первой их встрече.
Остальное было сказано в тот же день, после того как он привез свои пожитки. В комнате уже стояли недурная кровать, шкаф, стол, два стула. На полу лежал коврик, а на столе были хлеб, масло, маслины, колбаса, рыба, сыр и графин вина. Мастер-месяц глотнул: очень недурное, хоть немного пахнет мехом. У него заблестели глаза. Судьба снова ему улыбалась. В эту ночь он больше не думал ни о смерти, ни о малярии, ни о своей собачьей жизни.
XVIII
Вскоре в Миссолонги прибыла из Лондона артиллерийская миссия. Городские власти устроили ей на пристани торжественный прием. Было молебствие, произносились речи. Мастер-месяц всего этого не видел и не слышал: дела у него в арсенале не было, но он счел неудобным отлучиться в служебные часы. Говорили, что угощение от городских властей было очень хорошее, что выпито было большое количество санторинского vino santo и сладкого мускатного вина. К вечеру матросы привезли в сераль большое число мешков и ящиков. Мастер-месяц поглядывал подозрительно, предполагая, что это ракеты Конгрева. Все сложили на дворе.
С утра пошел проливной дождь. «Если в мешках порох, то плохо их дело: не сожгут, пожалуй, Лепанто», – весело подумал мастер-месяц, заглянув во двор. Спросил себя даже, не проявить ли усердие. – «Нет, не мое дело. Так будет спокойнее». Однако и без него один из англичан обратил внимание на то, что ракетный состав мокнет. Послали собирать рабочих, но в этот день был праздник: греки отказались убирать мешки, сколько их ни убеждал молодой немец, не очень понятно взывавший к их патриотизму. – «Ведь это нужно для вашего освобождения!» – говорил он, как ему казалось, по-гречески. Вдруг у ворот послышался страшный крик. Какой-то воинственного вида человек в тужурке военного образца, хоть без эполет, орал по английски диким голосом. «Мерзавцы! Негодяи! Я вам покажу праздники! Пропал ракетный состав! Испортили ракетный состав!…» Мастер-месяц догадался, что это сам глава артиллерийской миссии, он же начальник арсенала, Вильям Парри (сэром молодой немец его называл, чтобы выходило звучнее). Несколько греков со сконфуженным видом стали носить мешки под навес. – «Подлецы! Проклятое племя! Освобождать их надо… Мой друг генерал Конгрев повесил бы вас всех за такое дело!» кричал глава миссии. Мастеру-месяцу показалось, что он сильно выпил.
Кто-то испуганно сообщил, что в сераль едет сам архистратег. Вильям Парри немедленно успокоился, принял вид служаки и вышел к воротам для рапорта. В ворота вбежали сулиоты с мушкетами. За ними на прекрасном коне во двор въехал человек в красном английском полковничьем мундире. Мастер-месяц тотчас узнал лорда Байрона, хоть он сильно изменился со времени их встречи у Флориана: очень исхудал и поседел, лицо у него было усталое, изможденное. «Как бы и он меня не узнал?» – подумал мастер-месяц, не суясь вперед, – «да нет, где же? мы люди маленькие, и пять лет прошло, и я стал вдвое толще»… Байрона сопровождал граф Гамба. Дальше ехал грум-негр, и бежали еще сулиоты. Позднее мастер-месяц узнал, что сулиотская гвардия архистратега постоянно следует за ним пешком и не отстает даже тогда, когда архистратег скачет: сулиоты ходить как люди не умеют – бегут лучше любой лошади.
Архистратег принял рапорт и, не сходя с коня, заговорил с Парри вполголоса. На лице его вдруг изобразилась тревога. Ему подали мешок с ракетным составом. Подошел немецкий офицер Киндерман, повидимому, вступивший в спор с начальником артиллерийской миссии. Парри кипятился. Немец пожал плечами. – «Могу уверить вашу светлость, что большой беды нет, – сказал он с сильным немецким акцентом, – к тому же промокли только верхние мешки». Байрон ничего не ответил, видимо не желая становиться ни на ту, ни на другую сторону. Он соскочил с коня у самого крыльца и быстро вошел в арсенал, скрывая свою хромоту.
