– Ка-ка-я-а щедрость… – искренне поразился я, делая им ручкой на прощание. – Не скучайте, до весны не так далеко. Отдохните, выспитесь, проведите время с пользой. От всякого существа можно чему-нибудь научиться, от медведя, например, лапу сосать. Да, если вдруг проснётся – пойте ему колыбельную, не то заломает…
Мне вслед полетели замысловато-певучие проклятия, наверняка на эльфийском. Древняя раса, говорите? Медведь тоже немолодой, побеседуйте о прошлых временах… Я погасил все факелы, кроме одного, и, ориентируясь по собственным следам, пошёл искать своих. На секунду сзади раздалось недовольное ворчание, – видимо, хищник всё-таки проснулся. И сразу же вслед за ним тихое, слаженное пение:
К Ивовым кущам Тазаринана я приходил по весне.О краски, о ароматы весны в Нан-Тазарионе!– Здесь хорошо! – говорил я.У вязов Оссирианда скитался я летом.О свет, о мелодии лета у Семиречья Оссира!
Удовлетворённое ворчание плавно перешло в храп. Замечательно, значит, они нашли друг друга… С рассветом я вышел на Федотово. Только-только постучался в ближайшую избу, как на моей спине повисли трое:
– На горяченькое потянуло? От нас так легко не сбежишь, не след полевому командиру ради чарки с запеканкой боевых товарищей бросать! – радостно тормошили меня Бекетов, Макаров и Бедряга. А потом, удивясь побитости физиономии моей, гневно требовали возвращения к берлоге и отмщения иноземцам.
Однако благородным планам сиим не суждено было осуществиться – пошёл густой снег, и найти быстро заметаемые следы в чащобе просто не представлялось возможным. Так что если вы, любезные, вдруг по весне встретите в русском лесу небритого, отощавшего эльфа – накормите бедолагу, я на них зла не держу…
* * *
В ужасах войны кровавойЯ опасности искал,Я горел бессмертной славой,Разрушением дышал;И в безумстве упоенный…
Чем конкретно я был тогда до безумства «упоенный», наверное и не помню, но голова буквально раскалывалась. С болью в висках и печальными мыслями двадцать первого числа, около полуночи, прибыли мы на Смоленскую дорогу. Переночевали столь же скрытно, без огней, а на рассвете двинулись на Ловитву. Представьте же себе ужас наш, когда в пути стали попадаться нам разрозненные части французских мародёров – числом от пяти сотен и более! Нам даже некуда было бежать, солдаты неприятеля, плача, падали на колени, целовали копыта лошадей наших, насильственно умоляя… взять их в плен! И на отказ сразу хватались за оружие, грозя перебить тут всех, ежели храбрые русские казаки не соизволят увезти их из заснеженной просеки в благословенный Юхнов. Дескать, там, по слухам, и тепло, и харч бесплатный, и население практически как в Бургундии или Булони. Французы галантно кланялись и не отступали…
– Да уж, сдаются они… Много вас таких по России раком ходит! – грозно рявкнул я, прекрасно понимая, что никакого иного разрешения нет и не будет – надо брать.
С трудом продвигаясь сквозь фуры, телеги, кареты, палубы, конных и пеших солдат, офицеров, денщиков и всякий сопутствующий сброд, мы плакали горючими слезами, но честно брали всех в плен! Да будь партия моя втрое сильнее, будь у каждого казака по десять рук, и тогда невозможно было бы удовлетворить всех жаждущих. Посему, отгоняя в сторону живую силу противника, приказал я «палить головнёй» по всей дороге. Скифы мои только этого и ждали, поджигая всё подряд, устроя из обозов вражеских огненный мост в саму преисподнюю!
Бесчинство наше было прервано нежданным появлением императорской гвардии и самой французской кавалерии. В тот день я вновь увидел великого врага своего воочию! Наполеон Бонапарт, в серой шинели и знаменитой треуголке, восседал на маленькой арабской кобылке под незыблемой охраной своих верных «ворчунов». Я знал, что бой не по силам, но страстно хотелось эдак погарцевать у него на виду и первым из офицеров наших «поблагодарить» злодея за визит в земли российские. Хорошенько поблагодарить, так, чтобы понял, – по-французски, но матом! Не сомневайтесь, слова я знал, у полковника Гётальса нахватался…
Явно доораться мне не удалось, и по сей день не уверен, слышал ли он меня? Свидание было кратковременным: приходилось уступить место громадам войска, двигавшегося мимо меня. Однако же мы с товарищами вплоть до самого вечера «конвоировали» императора французов и протектора Рейнского союза с присутствующей почестью! Это-то он точно видел, потому как оборачивался надменно и нервно…
Ночью был сон, опять приходил прапрапрапрадедушка. Был весел, ругался мало, рассказал о некоем заговоре против моего имени. Всю беседу передаю вкратце, ибо сновидения – понятия расплывчатые, зыбкие, аналитическому уму неподвластные. А уж уму гусара…
– Слушай, я горжусь тобой, мой прапрапраправнук!
– Стараюсь по мере сил быть полезным Отечеству, – стыдливо опустив очи долу, признался я.
Мы вновь сидели в его золотой юрте, на лице моём было написано весьма почтительное внимание, хотя в голову упорно лезли самые неподходящие мысли. Ну вроде того, как же оригинально должны были скрещиваться мои активные предки, чтобы из этого узкоглазого, плосколицего и кривоногого монгола образовался такой стройный, кудрявый, курносый и невероятно обаятельный поэт-партизан?
– Ты что, опять отвратил свои уши, сын греха?! – гневно рявкнул старик. – Врагов пленять мало! Где пожары, где разрушения, разорённые города, горы отрубленных голов, обесчещенные женщины, толпы рабов и караваны добычи? Где всё это, говори, негодник!
– Я не брал… – Похоже, на лице моём отразились смятение и ужас.
Великий Чингисхан вновь сдвинул орлиные брови, но… вдруг схватился за сердце и, прерывисто дыша, откинулся на подушки:
– Напугал тебя, да? Прости больного старика… Я вспоминаю дни моей бурной молодости, но не всегда помню… какую цену заплатил за пепел своих следов. Внемли же, усатый потомок мой, громче всего взывает к отмщению кровь невинных! Их души вечно стоят у меня перед глазами… Прощай!
– Хм… а полезные советы какие ни на есть?
– Никаких нет, – отрезал кающийся сотрясатель вселенной. – Заговор плетут враги твои против имени твоего!
– А поподробнее?
– Позже… передам с кем-нибудь, как разузнаю… Иди, славь меня!
«Делать мне больше нечего», – раздражённо подумал я и проснулся. Заскоки у предка – сами видите, один другого краше! Вернусь в Петербург, обязательно покажусь хорошему доктору, надо как-то избавляться от этих напористых сновидений…
– Эй, Бедряга! А подать командиру чашу кофе и огуречного рассолу, что-то крепко мы отметили вчера наполеоновские проводы.
Вахмистр икнул, поправил кивер с затылка на нос и молча ушёл в неизведанное по зигзагообразному направлению, потому как кофе я так и не дождался. И то верно, в ближайших сёлах ни одной приличной кофейни, кроме бурого самогона и выпить-то нечего, печально-с…
– Опять Чингисхан приснился? – с пониманием откликнулся толстяк Макаров, оседая на бурку рядом.
– Угу, – сумрачно буркнул я.
– Врачу бы показаться надо.
– Надо… после войны. Вот перебьём французов, посадим Наполеона в Петропавловскую крепость, тогда и…
– Тогда поздно будет, – сострадательно улыбнулся он. – Кабы уже сейчас не опоздали…
– А хочешь, новый стих прочту?
– Не надо.
– Да он короткий! – чуть не обиделся я. – И в тему, как раз про императора Бонапарта. «Сей корсиканец целый век грешит кровавыми делами. Ест по сту тысяч человек и …… королями». Ну как?
– Хорошо, а вот «и …… королями», это что значит?
– «……» что значит?! Какой ты недогадливый, право… Это же и всякому понятно – «и королями»
– Что делает?
– «……»!!! Боже, ну что тут может быть непонятного! Хороший ты человек, поручик, – агнец между своими, тигр на поле битвы. Но в поэзии – дуб дубом, никакого литературного чутья! – И, не тратя более души на приобщение товарищей своих к изящной словесности, я встал, поднимая партию к новому походу. Учитывая, какие толпы неприятеля слонялись вокруг, наиглавнейшей задачей было – никого не встретить. Поэтому направлением сошлись на Славково, вдоль речки Осмы.
И чёрт же дёрнул именно в этих местах вновь столкнуться со старой гвардией!
Внезапное появление наше из мест скрытного расположения вызвало большую сумятицу, – нам даже сделали честь, стреляя по нас из орудий. Говорят, Наполеона трясло от гнева при одном слове «partizan», а мой лубочный портрет висел у него в карете весь истыканный дротиками. Однако гнаться за нами не стали, что дало нам полную возможность сделать вид, будто бы мы здесь не случайно, и отступить с достоинством.
Отступая, вынужденно забрали мы сто сорок шесть человек фуражиров, трёх офицеров и семь провиантских фур с разной рухлядью. Плюс циркуляры, разосланные Бертье всем корпусным командирам, – изловить «чёрного дьявола»! По прочтении сего я окончательно принял решение немного отдохнуть и около Дорогобужа свернул на двухдневный привал. Места там тихие, охота хорошая, зайцы попадаются, тетерева разные, казаки как-то даже медведя подняли, только он злой оказался – пришлось отпустить…
