Парни нашли хорошую баньку у местного лесника, следовало перемыть едва ли не семьсот лиц рядового состава (плюс присоседившиеся пленные), а посчитайте нижнее бельё и портянки… Пишу обо всём этом не в попытках вызвать к себе жалость, а исключительно из любви к истине, не стыдясь бытописаний и суровости дней, проведённых, подобно диким зверям, в чащобе, пузом на снегу, в самых противуестественных условиях! Нет, может статься, для барсука спать под корягой и естественно, но для офицера российского – увы-с… И главное, партизанить надо летом! Не осенью, не зимой, весна тоже слякотная, а именно летом! Тут мы, конечно, не сориентировались, первый блин, как говорится…
Когда же партия моя после непродолжительного отдохновения наконец вышла на большую дорогу, вновь произошло происшествие, о коем стоило бы рассказать. Как я уже неоднократно упоминал (да вы и сами тому свидетели), героизм народа русского в те дни поднимался на высоту недосягаемую и являл потомкам примеры высочайшие! Однако же, дабы не грешить против правды, с прискорбием должен признать, что не все сограждане российские были готовы к великим испытаниям военного времени…
Только-только отлегло сердце моё от гнева на изменника Тихуновича (послужившего орудием доброхотным колдовских сил императора Франции), как роковая судьба вновь подбросила нам странное злоключение… Уже иное лицо, в иной, более изощрённой ипостаси, выдвинуло препоны гусарскому духу, подставляя героев истинных под негодование неразумных народных масс. А дубина гнева народного, знаете ли, особенно не разбирает – гвоздит кого ни попадя! Дескать, ништо, потом отмолимся…
* * *
Начну с того, что, идя двумя колоннами вдоль Дорогобужа на Славково, был я пару раз незаслуженно обматерен мимо проходившими крестьянами. Нет, в полный голос на нас никто не покушался (учитывая численность отряда!), но косые взгляды, но неприличные жесты, но богохульственные проклятия вослед наводили на нехорошие мысли. Либо мы действительно где-то что-то сделали не так, либо это сделали не мы, но на нас списали?! Изумление усиливалось всё чаще слышимыми обзывательствами «чёрный дьявол» и тёплыми пожеланиями, самое мягкое из коих – «чтоб ты сдох враскорячку!». Бабы выражались крепче…
Недоумение моё росло с каждым часом, памятуя первые наезды наши, я даже посомневался: а не принимают ли нас вновь за французов?! Но, учитывая печальный опыт и крепчающие морозы, офицерскую форму не носил никто из гусар. Все поголовно в тулупах, армяках, кафтанах, шубах, бекешах и ватниках – ну вид предельно простонародный! Государеву форму оставили только казаки, да их и при большом воображении с неприятельскими егерями не спутаешь – по морде видно, где наш! А уж по запаху сивушному…
Разрешения вопроса, а также любопытства ради бравый Талалаев с донцами заарканили одну молодуху, которая особенной скромностью не страдала и вылепила нам всю правду-матку в лицо:
– Доколе ж ты, аспид, крещёный люд мучить будешь?! Ведь, кажись, уже всё до зёрнышка обобрал, во всей округе ни у кого живой скотины не оставил. Курей и тех до единой со двора свёл басурманскому Буонапартию на пропитание! Нет тебе ни дна ни покрышки, чёрный дьявол! Ни тебе, ни войску твоему бесовскому. Да как вас таких тока сыра земля носит, элодеи-изменники?! Ну да бог небось всё видит! Отольются вам, лиходеи, слёзыньки народные. Вот прознает царь-батюшка, он-то ужо…
Если покороче, то при менее эмоциональном пересказе выходило, будто бы пять близлежащих деревень нещадно терроризировались бандой некого самозванца, видом и ухватками схожего со мною! Денис Давыдов, гордость и первоцвет гусарства российского, был уже трижды предан анафеме и отлучён от церкви торопливыми местными священнослужителями. Зачем, почему, за что, собственно, меня, разумеется, не спросили… Попы – они вообще никому отчёта не дают, им бы только проклинать направо-налево… Чуть что не по-ихнему – раз, и в геенну огненную на веки вечные! А там уж оправдывайся перед кем хочешь…
Крестьянку мы отпустили с извинениями, Христом-богом божась, что мы – не те, а тех – мы ещё проучим! Сами же поскакали вперёд и, встретя ещё двух старичков у проруби, слупили с них лишнее подтверждение уже имеющейся информации. Дело казалось кислым…
Я объявил привал и уселся в стороне поразмыслить о нерадостных перспективах. Деятельный Бедряга бегал вокруг, стрелял из тульского пистолета в воздух и нудно требовал тишины: «Давыдов думать будет!» А думы были грустные… причём почему-то не о моём преступном двойнике, а о бабах. Пардон, о женщинах! Если ещё точнее, об их катастрофической недостаточности. Французы небось возят с собой целый штат красоток-маркитанток, а мы вечно воюем с «приличествующим русским» целомудрием… тьфу! Приличных мыслей в голову не лезло, но, видно, уж само провидение заступалось за честь нашу, отводя домыслы в сторону, а реальность ставя прямиком и перед глазами!
Откуда ни возьмись посредь бела дня вылетела верхом бешеная полусотня супостатов, одетых в мундиры разноразрядных частей неприятельской армии. Предводительствовал оными грозный всадник в чёрном чекмене, чёрной папахе, с чёрной бородой и чёрными же усами!
– И взаправду вы, Денис Васильевич, – ошарашенно перекрестились наши, от изумления пропустив негодяев сквозь ряды свои. Однако же мгновением позже, осознав досадную оплошность, казаки вскочили на коней и прыснули в погоню. Я орал вслед, чтоб главаря взяли живьём (здесь зажарим!), и, уж надеюсь, был услышан…
Значит, народ не соврал: чёрный дьявол действительно существует, а не померещился сдуру жителям пяти деревень разом. Что ж, злодей, решивший присвоить себе моё незапятнанное имя и опорочить непорочную славу, не получит приз за карнавальный костюм, а выступать будет разве что с песнями на паперти! Очень тихим голосом, фальцетом и с демонстрацией подлинно страдальческих увечий.
Примерно час спустя Талалаев с молодцами доложил о поимке живьём тридцати злодеев (остальные оказались психами, проявив сопротивление). Как и предполагалось, все они были случайным сборищем всякого сброда – дезертиров, мародёров и штабных жуликов всех мастей. По-русски не понимали ни бельмеса, а по-французски говорить категорически отказывались, мотивируя тем, что принадлежали армии короля Неаполитанского. Разумеется, я, как и всякий образованный человек, неплохо владел италианским (си, дольче вита, аморэ, пицца, перперони, кьянти, уно моменто, кретино-идиото!), но на сей раз привычных знаний почему-то не хватало. Можно, конечно, было бы поговорить с ними «иначе», но…
Применение пыток всегда было противно моему рыцарскому духу, хотя ходившие в лесах жутковатые слухи о Фигнере заставляли пересмотреть привычные взгляды. Действительно, стоит ли особо церемониться с теми, кто пришёл в земли наши с огнём и мечом?! «Сколько раз увидел француза, столько раз его и убей!» – не это ли должно стать девизом войны отечественной, народной войны… Нет-с, господа! Никогда русский офицер и патриот не унизит себя лишним зверством и мучительством пленного, ибо не посмеет стать вровень с истязателем и палачом…
– Всем два раза по загривку, присоединить к французам и общим этапом в Юхнов!
Италианцы встретили слова мои громогласным «виват!», подбрасывая в воздух шапки, обнимаясь друг с другом, сами себя старательно связывая и подмигивая моим казакам.
О, мы их прекрасно понимали: с прибытием в благословенный Юхнов все тяготы войны кое для кого мирно заканчиваются. Для нас по прибытии туда же война, наоборот, вспыхнет с новой силой. Местные меня там ждут не дождутся…
– Где предводитель их?
– А за ним Храповицкий погнался, мабуть, догонит, – широко улыбнулись донцы.
Им всё в забаву, а то, что майор на подвиги нарывается и при тучности своей служит буквально «неотразимой» мишенью выстрелу пистолетному, – никому и горя нет! Пусть мы не всегда ладили, но хороший командир обязан заботиться о всех своих людях. Даже не самых лучших, даже скандальных, и вредных, и умом недалёких, и…
Да будь он неладен, припёрся-таки! Все мои надежды справить быструю панихиду и удрать, заметая след, подавились собственными иллюзиями. На поляну гордо выехал бывший улан, а за спиной его, на лошадином крупе, сидел невысокий, гладко выбритый незнакомец в одном белье.
– Догнал? – как можно равнодушнее спросил я. – А разнагишал зачем? Любые противоестественные связи с военнопленными строго воспрещены уставом!
– Не догнал, – хмуро признал Храповицкий. – Вот всё, что удалось подобрать на развилке.
К моим ногам упал чёрный чекмень, папаха и… кусок крашеной пакли, по-видимому заменявшей обманщику бороду.
– Ушёл без коня, лесом, там верхом по сугробам – сам чёрт ногу сломит!
– А это кто у тебя?
– А это, позвольте представить, господа, мой давнишний знакомец ещё по детским шалостям, гренадёрского полка отставной подполковник Масленников! Был пленён французами, бежал и добирался к себе в усадьбу по мелколесью. Как видите, враги отняли у него даже штаны-с, бедолага продрог и просит рюмку водки. Я не мог отказать в такой малости своему земляку и единоверцу!
