От Ильяса Рахматулина волнами исходит неконтролируемая энергетика. Мужская. Властная.
Даже не пытаясь сдерживаться, он раздвигает коленом мои колени и оказывается совсем уж неприлично близко. Ахнув, я пытаюсь свести ноги вместе, но… не получается.
Мамочки! Вот сейчас пройдет кто-то знакомый и увидит, как я раздвигаю ноги перед чужим мужчиной!
Стыд-то какой!
Натиск Ильяса не такой, как у Вольфа. Он стремителен, беспощаден и… Похож на бурю в пустыне. Так же иссушает своей яростной страстью. Так же застит все, кроме себя, мглой.
Так самоуверен, что и я начинаю верить и спрашиваю, как в бреду:
— И что же такого особенного вы предлагаете?
— Все, что захочешь. Ограничений нет.
— Я с детства мечтала полететь в космос…
— Да без проблем.
А затем достал сотовый телефон, набрал какой-то номер и заговорил по-английски.
В школе я любила этот язык, поэтому могла уловить смысл того, о чем он говорит.
И не поверила своим ушам!
— С кем вы разговариваете?
— С Илоном Маском, конечно, — пожал плечами Ильяс Рахматулин. — Можешь лететь хоть завтра.
Этого не может быть на самом деле… Просто не может. Неужели он действительно может так запросто позвонить самому Маску?
Глупая, доверчивая Ульяна! Разумеется, он тебя обманывает.
Просто издевается, вот и все.
— Прекратите это, пожалуйста, — жалобно попросила я.
— Что, уже не надо? — хохотнул Рахматулин и, коротко попрощавшись, отключился. — Какие-нибудь еще пожелания будут?
— Да. Прошу, оставьте меня в покое.
— Скучно. Не пойдет, — протянул Рахматулин, бесцеремонно разглядывая мое лицо. — Давай придумаем что-нибудь другое. Например… Поездка по Северному Кольцу России на поезде «Золотой Орел». Псков, Печеры, Кемь, Великий Устюг, Дед Мороз, все дела… Как тебе?
До боли прикусив костяшку пальца, я изо всех сил замотала головой.
О Господи, откуда? Откуда он знает о моей наивной мечте? Есть ли вообще что-либо, что можно скрыть от Ильяса… и Вольфа?
— Тоже нет? Какая жалость, — Рахматулин нагло ухватил меня за запястье. — Впрочем, у меня есть для тебя кое-что поинтереснее, лапуля. Месть. Очень сладкое блюдо. Мы разделим ее с тобой напополам. Тебе понравится, гарантирую.
— Что значит напополам? — похолодев, спросила.
Но я поняла, что он имеет в виду. Клянусь, я сразу это поняла.
А Рахматулин склонился к самому моему уху, и я услышала его тихий, вкрадчивый голос:
— Я отомщу проклятому Волку, а ты — своему мужу… Мне тут нашептали, что твой бывший со своей любовницей сильно тебя обидел. Даже не просто обидел — подвел под монастырь. Откупился тобой перед бандитами за собственный косяк. Неужели не хочется, чтобы эта мразь ответила за свой крысиный поступок? Он у меня землю жрать будет вместе с подстилкой своей.
— Она беременна, — едва слышно проговорила я. — Любовница Глеба беременна… Вас это не остановит?
— Главное, чтобы это не остановило тебя, — осклабился Ильяс.
Дорогой деловой костюм, стильная стрижка и укладка, красивое холеное лицо и хозяйские замашки были лишь внешней оболочкой, налетом цивилизованности. На самом деле это мужчина был по-средневековому жестоким и даже, наверное, кровожадным. Не жестким, как Вольф, а именно жестоким…
Готовым пойти по трупам и, что самое отвратительное, получающим от этого удовольствие.
Но ужаснее всего было, что он оказался прав. Тронул в моей душе ту маленькую струнку, которая отозвалась…
Наверное, я гадкий человек, но я хотела мести Глебу и его Олесе. Вольф сломал Глебу руку тогда, около ЗАГСА… Наверное, я вдвойне гадкий человек, но порой ко мне приходили мысли, что этого мало. После того, что он со мной сделал — слишком мало.
Словно что-то переключилось во мне. Сломалось. Прежняя Ульяша помахала бы вслед изменнику платочком и даже не подумала бы пожелать зла.
Нынешняя Ульяна — то, во что я медленно превращалась, где-то в глубине души допускала мысль о мести.
— За что вы так ненавидите Вольфа?
Я впервые подняла глаза на сильного мужчину, который навис надо мной, подавляя мою волю своим гипнотизирующим взглядом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— За предательство, — коротко ответил Ильяс. — Что ж, осталось только скрепить наш союз.
Я опомниться не успела, как он обжег меня страстным, жгучим поцелуем.
Впрочем, опомниться все-таки пришлось, потому как то, чего я боялась, все-таки случилось. Неподалеку послышался звон и раздалось невнятное: «Ой!».
А после я увидела шокированную до глубины души Элину Жубанову. У ее ног валялись осколки чашки, которую она несла в туалет, чтобы помыть…
Самое мерзкое, что Ильяс даже не подумал отпрянуть от меня. Ухмыльнулся свидетельнице моего позора своей наглой улыбочкой и — о ужас! — положил мне руку на талию!
Если от стыда бы проваливались сквозь землю, я бы уже в потоке раскаленной лавы летела к центру земли!
Интересно то, что на меня Жубанова вообще не смотрела. Склонившись над разбитой чашкой, она то и дело кидала выразительные взгляды на Ильяса. И глаза у нее при этом были, как у совы. Что сильно портило ее образ стильной женственной леди в деловом костюме. Собрав осколки, моя коллега поспешила ретироваться.
— Никакого союза между вами и мной нет! — с гневом воскликнула я, едва она скрылась за поворотом коридора. — И никаких сделок я заключать не стану! Я не собираюсь мстить Глебу — мне безразлично, что с ним будет. И на ваши намерения в отношении Вольфа мне тоже наплевать. А теперь оставьте меня, пожалуйста, в покое. Мне работать надо.
— На данный момент, лапуля, твоя работа — это я. Твой начальник велел тебе быть со мной милой, или я чего-то путаю? — мерзко усмехнулся Ильяс. — Ты должна написать красивое стихотворение, посвященное девушке, которая мне понравилась. У нее чудесное имя Ульяна. Ты не забыла?
Я растерянно молчала, не зная, что на это сказать. Он действительно поставил меня в такие противные условия, в которых я от него зависела.
Помощи ждать было неоткуда…
Тем удивительнее, когда она вдруг пришла в виде Романа Евгеньевича, который зачем-то вышел из своего кабинета и, конечно же, заметил нас. Видимо, мой растерянный и испуганный вид радости в начальнике не вызвал, поэтому он решил сам взять быка за рога. Вернее, самому обработать такого почетного клиента, как Ильяс.
Взяв меня и Рахматулина под белы рученьки, Роман повел нас в творческий отдел, где Ильясу был оказан прием на самом высоком уровне. Его усадили на кожаный диван, а после начальник лично принес ему кофе, чай и даже коньяк, от которого Рахматулин отказался.
В ненавязчивой форме Роман, который, кажется, решил, что я этот заказ не потяну, оттеснил меня. А я была и рада!
А Ильяса он перепоручил заботам Лены Бочкаревой и Светы Вавиловой. Девушки птичками порхали вокруг Рахматулина, расспрашивая его про его пожелания к стиху и предлагая различные варианты дизайна. В глазах их стоял неподдельный восторг.
Кажется, дай им волю, они бы его облизали.
Судя по всему, с Жубановой девушки еще переговорить не успели…
Ильяс, издевательски скалясь, выбрал самое мерзкое оформление будущего стиха — в жутких бордовых розочках. А после, совершенно игнорируя что-то ему ласково щебечущую Лену, поднялся и обратился ко мне:
— Жду от вас предварительный вариант, Ульяна. Надеюсь, вы меня не разочаруете.
— Эм… Ильяс Камильевич, у нас тут небольшая рокировочка, — тут же встрял Роман Евгеньевич. — Вами будет заниматься Лена Бочкарева — она не менее замечательна и талантлива, чем наша Ульяна. Еще и дизайнер, ко всему прочему.
Бочкарева изогнулась со всей возможной грациозностью и улыбнулась, тряхнув гривой своих роскошных рыжих волос. В сочетании с ее обтягивающим изумрудным брючным костюмом они выглядели изумительно, как в рекламе шампуня. Она вообще смотрелась шикарно, Бочкарева. Как и всегда.
— Никаких Лен, — Ильяс даже не взглянул на нее. — Только Ульяна. Тем более имена совпадают. Вы же сами сказали, Роман Евгеньевич, что это хороший знак.
