— Умница наш исправник. Не зря заподозрил, что урядник скрывает убийство.
— Вот, видите, нашлась вам работенка, — повеселел доктор.
Хотел ответить — мол, это не то, что у некоторых эскулапов, которые сделают свое дело за пять минут, а потом отдыхают. Сказал другое.
— Михаил Терентьевич, вам, наверное, можно в Череповец возвращаться. Думаю, я здесь дня на три задержусь, не меньше. А официальный Акт позже пришлете, не горит.
— Нет, я лучше здесь побуду, — хмыкнул доктор. — А не то, не дай бог, с вашим появлением новые трупы появятся, чего мне туда- сюда мотаться?
— Типун вам на язык, ваше высокородие, — помотал я головой. — Нет бы сказали — останусь, чтобы судебную медицину вам преподать, а вы всякие гадости говорите.
— А не надо было старика обижать — ишь, тело недвижное и бездыханное.
Врет, господин медикус. Я такое не говорил, а мысли Федышинский читать не умеет. Но хочет остаться — нехай остается. Вдруг и на самом деле патологоанатом еще понадобится? А командировочные ему Абрютин платит, а не Окружной суд.
Значит, труп отправить обратно на кладбище, а всех чад и домочадцев покойного — немедленно под арест. Задержим, там и станем разбираться.
Глава одиннадцатая
Чистосердечное признание
Решив, что надо немедленно задержать всех чад и домочадцев, малость погорячился. Во-первых, родственников у Ларионова много и всех, как говорится, не пересажаешь. А во-вторых, что самое главное — если я всех арестую, куда их дену? Той самой «холодной», куда в книгах и фильмах определяют крестьян, здесь нет. В подвал посадить или в сарай запереть? Так зима на дворе, в сарае замерзнут, умрут и тогда уже в отношении меня откроют уголовное дело. А себя мне отчего-то жалко. Так что, аресты станем производить постепенно, по мере поступления подозреваемых. А вот куда их определить — пусть волостной старшина с господином исправником думают. Или сразу в город отправим, в участок или в тюрьму.
Еще летом, когда я только-только собирался отправляться в Череповец, меня консультировал следователь Новгородской судебной палаты, наставляя, что следователь, приступая к работе над «темным» делом, должен в первую очередь очертить круг лиц, которых необходимо допросить, а во-вторых — отыскать мотивы возможного преступления. Классика жанра — ищи, кому выгодно.
Правда, когда новгородский следователь давал мне наставления, он подчеркивал, что исходя из опыта (не его личного, а опыта расследования) близкие родственники или хорошие знакомые, убивая своего друга или родственники, очень любят скрывать его труп (топят, закапывают), а то и вовсе его расчленяют. Расчленив, мужчины предпочитают вывозить куски тела в безлюдные места и там прятать, а женщины предпочитают эти куски сжигать.
Можно ли считать, что похороны являются способом сокрытия тела? Теоретически, да. Как ни крути, а тело предано земле, которая надежно похоронит (ух ты, опять в тему!) следы преступления. А накладной нос, вылепленный из теста и, отвалившийся в процессе осмотра, следует ли считать частью расчленения?
В общем, это все глупости, потому что с вероятностью до 99,9% убийство Паисия Ларионова совершили близкие родственники — либо жена, либо кто-то из детей. Детей у него четверо — старший сын Фирс проживает отдельно, дочери замужем — тоже живут у мужей. В наличие остается близкие покойного, проживающие с ним в одном доме. Супруга- Дарья Ларионова, пятидесяти трех лет, младший сын Тимофей — двадцати трех лет и его жена Агафья, двадцати одного года. Вот эта троица и станет первыми моими подозреваемыми. Ну и остальные члены семейства, проживающие отдельно, тоже замешаны. Допускаю, что они не принимали непосредственного участия в убийстве своего отца, свекра и тестя, но точно знали, что старик убит. Впрочем, какой же Паисий Ларионов старик, в пятьдесят три года? Даже в девятнадцатом века таких стариками не считают, а по меркам моего времени — почти молодой человек.
Так что, детки замешаны. Можно допустить, что соседи не заметили накладного носа, но уж сын и дочери, а также снохи и зятья, точно все рассмотрели. Они же почти трое суток рядом с покойником были.
Ну, а какие версии? Откровенно-то говоря, версий у меня мало, да и те возникли благодаря прочитанным книгам. Снохачество, а что же еще? Если судить по некоторым писателям, у старообрядцев это было чуть ли не в порядке вещей. Тем более, что деток женили рано — лет в четырнадцать. Но мальчики в эту пору еще не слишком-то хотят женщин, зато девочки взрослеют быстрее. А отец, желающий заменить сына на брачном ложе, тут как тут. Вот и у Ларионовых — отец отобрал у сына его жену, живет с ней, а сынуля и его мать, которая законная супруга обиделись, да и убили отца.
Тогда вопрос — почему убили сейчас, а не раньше? Наводил справки, узнал, что Тимофей женат на Агафье четыре года, женился в самую гормональную пору. Кстати, детей у Ларионовых-младших было двое, но оба не дожили и до годика. Вопросы есть, но как версия снохачество имеет право на существование.
Еще одна версия… Хм… А ведь нет у меня больше версий. Деньги или земля? Да не смешите меня. Какие деньги? А земля, по сути, хотя и поделена между едоками, принадлежит всему обществу и мужики на ней не хозяева.
Что ж, если версий нет, так и не надо. Будем докапываться до сути.
Избрав в качестве допросной комнатку писаря, отделенную от остальной избы перегородкой, уселся за стол, разложил бумаги. Можно работать. Да, еще предупредить народ, чтобы не болтали и не мешали.
Первым на допрос мне доставили Тимофея Ларионова. Здоровенный малый — ростом почти с меня, усевшись на табурет, ответил на все установочные данные — фамилия и имя, возраст, сословие и вероисповедание, а потом угрюмо заявил:
— Ваше благородие, пиши — батю я убил.
За деревянной перегородкой, где квартировали остальные члены нашей выездной оперативно-следственной бригады, наступила тишина. Даже доктор, увлеченно читавший какую-то книгу (может наставления по бальзамированию или историю отравлений?) притих и перестал шелестеть страницами. Слушают, интересно им.
— Отрадно, что вы решили сделать признание, — похвалил я подозреваемого. Надо же мне расположить к себе человека, правильно? — Жаль, что сразу не явились к властям с повинной, но об этом чуть позже… Итак, почему вы убили своего отца?
— Я отделиться хотел, — сообщил Тимофей с таким видом, словно я должен знать — что такое «отделиться».
Откуда мне такие тонкости знать? А, вспомнил. Картина же есть про дележ имущества. Правда, там два брата добро делят, но смысл все тот же.
— Отделиться, отселиться от отца и матери, так?
— И пай земли свой хотел. Вон, Фирс-то отделился, а я чем хуже? Я что, бате своему неродной?
— Значит, Тимофей Паисиевич, вы утверждаете, что убили отца из-за его отказа дать вам земельный пай?
— За то и убил, — горько вздохнул Тимофей. — Вот этими вот руками.
Положив обе руки на стол, словно приглашая надеть еще несуществующие здесь наручники, сказал:
— Вяжите меня. Грех я великий совершил, ибо заповедал Господь: «Почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрет». — Закатив глаза, Тимофей выдал еще одну цитату: — Кто ударит отца своего, или свою мать, того должно предать смерти.
Эх, ну только что передо мной сидел вполне нормальный человек. А теперь его на Писание пробило.
Чистосердечное признание — это славно. Это просто замечательно. Вяжем мужика и везем в город, а свидетелей потом вызовем. И к вечеру, ну, пусть завтра, ближе к утру, окажусь дома, а там Нюшка приготовит что-нибудь вкусненькое. И спать улягусь на мягкую постель, а не на жесткую лавку.
Вот только, я засмотрелся на кулаки парня. Крепкие, конечно, здоровые, но что-то меня в них смущало. Неправильные кулаки для убийцы. А вообще, зачем он начал цитировать? Не поздновато ли вспоминать Библию? Такое впечатление, что человек сам себя начал накручивать. Зачем?
