— Это изображение архата-святого Шин Тэвали, одного из самых любимых учеников Будды, — пояснил У Аун Чжо. — Шин Тэвали владел способностью располагать к себе любого человека. У него не было ни одного врага или завистника. Разве это не удивительно? Даже Будде завидовали.
Оказалось, что У Аун Чжо вырезает эти фигурки и опускает их в бутыль с благовониями. А затем раздает всем приходящим в пагоду. Изображения Шин Тэвали можно носить как талисман, и тогда все люди будут добры к тебе.
Когда я общаюсь с рангунцами, иногда мне кажется, что старик У Аун Чжо одарил фигурками архата всех рангунцев без исключения...
Рангун Николай Листопадов, кандидат исторических наук На этих фотографиях, любезно предоставленных нам известным итальянским путешественником Яцеком Палкевичем, Город Золотого Будды запечатлен в праздник Тхинджан. Бирманцы, обычно такие ненавязчивые и скромные, бурно веселятся и веселье свое выплескивают на любого встречного. Буквально «выплескивают», ибо облить с ног до головы незнакомца, как, впрочем, и друзей, и близких, ведром подкрашенной воды в этот день считается хорошим тоном.
Мой банан — твой банан
Богатство и власть — это, как известно, опорные столбы человеческого общества. В природе же основным законом до сих пор считалось «право сильного». Однако исследования Ганса Куммера и его коллеги Марины Корде из института зоологии цюрихского университета (Швейцария) показали, что и среди обезьян немалую роль играет частная собственность.
Понятие «мое — твое», видимо, постепенно развивалось в процессе эволюции животного мира. На нижних ступенях развития организмы силой захватывают все необходимое им для жизни. Так, раки-отшельники отнимают друг у друга раковины улиток, с помощью которых они защищают поврежденные участки тела. У более развитых позвоночных животных, живущих в группах, уже существует достаточно стабильная иерархия. Индивидууму, который однажды проявил себя как более сильный, на долгое время обеспечивается привилегированное место у кормушки. На следующей ступени развития этот принцип «доминантности» заменяется принципом «собственности». «Тот, кто успел первым схватить добычу, оставляет ее себе, а запоздавший уважает право собственника», — объясняет Куммер. Обезьяны не покушаются на чужую собственность, даже если они физически сильнее ее законного владельца. Правда, как обнаружили исследователи в ходе наблюдений за длиннохвостыми макаками, понятие собственности у этих животных весьма существенно отличается от человеческого. Так, например, никто не посягнет на «деликатес», который тащит в своих лапах один из представителей этого вида обезьян. Однако бдительные товарищи по стае следят за своим соперником, и если хозяину вдруг вздумается отлучиться, он немедленно окажется обворованным. Таким образом, «закон о собственности» действует только до тех пор, пока владелец не потеряет контроль над своим сокровищем.
У павианов существует еще одна «поправка к закону о собственности»: сильные павианы-самцы уважают имущество только своих товарищей по полу. Самки, которые не имеют таких острых сильных зубов, как самцы, в большинстве случаев вынуждены мириться с разбоем. «И вообще, — заявляет Куммер, — все это их уважение собственности — чистый оппортунизм».
Добровольное соглашение о праве на собственность исследователи наблюдают только у шимпанзе. Более слабые представители этих человекообразных обезьян постоянно клянчат у своих покровителей пищу, и зачастую — весьма успешно. Особенно часто «зажиточные» шимпанзе ссужают своих подопечных парой кусков мяса на обед. Это считается уже высшей ступенью развития.
Собственность существует у животных только до тех пор, пока она способствует достижению какой-то определенной цели. Так, в Африке шимпанзе проходят сотни метров в поисках гранитных камней, которые они используют для раскалывания орехов. Когда же они насыщаются, то просто бросают свои «молоты», и этим они, как и все другие звери, отличаются от людей. Ибо собственности в нашем понимании, которое охватывает и случаи, когда хозяин не использует в данный момент или не имеет при себе какого-либо предмета, у животных, конечно, не существует, пишет журнал «Гео».
Анри Шарьер. Папийон. Часть IX
Тетрадь шестая. Острова спасения
Прибытие на острова
На следующий же день нас должны были отправить морем на острова Спасения. На одном из них, Сен-Жозефе, мне предстояло отбыть два года в камере-одиночке. Заключенные называли эту тюрьму людоедской. Я надеялся доказать, что название это ошибочно. Я слышал, что бежали с островов крайне редко, побеги можно было пересчитать по пальцам. И все же бежали. И я тоже убегу, это уж точно. Через два года сбегу с этих островов. Я твердил это Клозио, который сидел рядом со мной.
— Да, трудно тебя укротить, Папийон, старый ты мой дружище! Хотел бы я и сам так верить, что однажды обрету свободу. Смотри, ведь у тебя за год — побег за побегом. И ты ни разу не сдался. Я даже удивляюсь, как это ты здесь не пытался.
— Здесь был возможен только один путь — устроить бунт. А для этого надо объединить всех этих, таких разных людей, а времени на это у меня не было.
— Но ведь на островах будут точно такие же люди!
— Да, но я убегу оттуда без чьей-либо помощи. Один. Ну в крайнем случае с напарником. Ты чего улыбаешься, Клозио?
— Улыбаюсь тому, что ты никак не сдаешься.
Наутро мы отплыли на острова. На борту посудины водоизмещением четыреста тонн под названием «Танон», курсировавшей между Кайенной, островами и Сен-Лораном.
Мы были скованы по двое и в наручниках. Две группы по восемь человек, каждая охраняемая четырьмя охранниками, расположились на носу, еще десять заключенных — на корме, с шестью охранниками и двумя начальниками этапа. Даже сидя на палубе этой посудины, было ясно, что она настолько стара, что развалится и пойдет на дно при первом же намеке на шторм.
Чтобы хоть как-то развлечься, я начал комментировать состояние «Танона».
— Эта посудина того и гляди на куски распадется! Да на ней просто опасно плыть! — Наступило общее молчание, и охранники, и заключенные навострили уши. — Мало того, мы закованы в цепи, и если что стрясется... Если б не цепи, у нас был бы шанс. Да и охрана тоже — в этой форме, тяжелых ботинках и с ружьями... Тоже почти нет шансов.
— В случае кораблекрушения ружье можно и выкинуть, — вставил один охранник.
Видя, что они клюнули на эту удочку, я продолжил:
— Ну а где спасательные лодки? Лично я вижу только одну, да и то маленькую, человек на восемь. Как раз для капитана и команды, а все остальные, выходит, тю-тю?..
Один из начальников конвоя посмотрел на меня и спросил:
— Это ты тот самый Папийон, которого привезли из Колумбии?
— Да.
— Неудивительно, что так далеко забрался. Похоже, в морском деле разбираешься.
— Еще бы! — хвастливо воскликнул я, но в этот момент на палубе появился капитан. Небольшого роста, толстенький, угольно-черный негр с удивительно юным лицом. И спросил, где тут те самые ребята, что доплыли до Колумбии на бревне.
— Вот этот, вон тот и тот еще,— показал начальник конвоя.
— А капитан кто? — осведомился капитан.
— Я, месье.
— Что ж, поздравляю вас, коллега. Сразу видно, вы человек незаурядный. — Он сунул руку в карман. — Вот, возьмите табак и папиросную бумагу. Курите и желайте мне удачи.
— Спасибо, капитан. Я тоже поздравляю вас. Плавать на такой посудине не шутка. Тем более, мне сказали, вы проделываете этот путь дважды в неделю.
Он так и покатился со смеху.
— О, вы правы! — воскликнул он. — Эту калошу давно следовало отправить на слом. Но компания все надеется, что она того и гляди потонет сама и тогда они получат страховку.
К десяти утра волнение на море не усилилось, но ветер был неблагоприятным. Мы плыли на северо-восток, то есть против волн и против бриза, поэтому качало больше обычного. Многих охранников и заключенных тошнило. К счастью, скованного со мной напарника не укачало — нет ничего хуже, когда рядом с тобой кто-то блюет. Это был типичный парижанин — лихой парень и проныра. В Гвиану попал в 1927 году и был сравнительно молод — лет тридцати восьми.
— Меня прозвали Тити Белот. Надо признаться, я замечательно играю в белот. Во всяком случае, на жизнь на островах хватает. Белот всю ночь напролет по два франка за очко. При удачном раскладе можно заработать до четырех сот франков.
— Ты что, хочешь сказать, что на островах водятся деньги?
— А как же, Папийон! Остров набит патронами, а патроны — наличными! Некоторые привозят с собой, другие добывают через охранников за пятьдесят процентов. А ты, похоже, совсем еще зеленый, приятель. Будто в первый раз слышишь о таких вещах.
