шла речь о необходимости уважать историю страны. Я говорил о том, что у многих народов является традицией бережно относиться к своему прошлому, сохранять имена выдающихся людей не только в печатно-изустной памяти, но и в названиях, какие бы ни происходили социально-политические изменения. И только у нас был период, когда прошлому была объявлена война на его полное уничтожение. Я имел в виду начавшееся после революции повальное переименование городов и посёлков, присвоение заводам и фабрикам имён людей, которых вскоре никто не мог вспомнить, типа Сакко и Ванцетти, Клары Цеткин и Розы Люксембург. В то время ещё нельзя было критически написать (1986 год!) о непомерно раздутом желании вождей революции оставить свои имена в названиях городов. Так, знаменитую Гатчину в 1923 году назвали Троцком, был город Зиновьевск, потом старинную Самару переименовали в Куйбышев, ещё более древнюю Тверь — в Калинин. И уж совсем недопустимо было, после хрущёвской лжи о том, что Сталин “воевал по глобусу”, что угрозами заставил переименовать Царицын в Сталинград, приводить другие сведения. А они были. Причём, абсолютно опровергающие ложь.
Весной и летом 1918 года советская власть в России, как известно, висела на волоске. Кольцо фронтов сжимало центр страны, отрезав его от продовольственных и энергетических районов. Войска генерала Краснова подходили к Царицыну. Взяв его, белые получали стратегический плацдарм для наступления на Москву и окончательного удушения советской власти. Сталин так организовал оборону города, что он стал неприступным.
Одним из участников обороны Царицына был Сергей Константинович Минин, член большевистской партии с 1905 года. Когда покатилась волна переименований, Минин работал ректором Коммунистического университета. Недолго размышляя, он в 1924 году предложил Царицынскому губкому партии переименовать город в Мининград. На том основании, что и в обороне Царицына участвовал, и был уроженцем здешних мест. Однако губком предложение самовыдвиженца не поддержал. Вместо этого решил назвать город Сталинградом.
Это предложение, как сообщает в “Военно-историческом журнале” автор статьи под ником “Суровый Енот” (вот уж безобразие: скорее всего, приличный человек, а прячется, как трус, под какой-то собачьей кличкой!), вызвало бурный энтузиазм. Сталину послали приглашение приехать на съезд Советов местных депутатов, чтобы на нём объявить о переименовании города. Но Сталин не поехал. В рассекреченном ответе секретарю губкома партии Борису Шеболдаеву от 21 января 1925 года Сталин сказал: “Я не добивался и не добиваюсь переименования Царицына в Сталинград. Дело это начато без меня и помимо меня”. Как пишет автор статьи, Сталин посоветовал царицынским коммунистам переименовать город в Мининград. “Либо, если уж слишком раззвонили насчёт Сталинграда, то не втягивайте меня в это дело и не требуйте моего присутствия на съезде Советов”. Сталин не хотел, чтобы у народа создалось впечатление, что это он добивается переименования города в свою честь.
Эпизод, надо сказать, характерный для Сталина. Когда заканчивалось строительство нового высотного здания Московского университета, угодники типа Хрущёва и ему подобных (помните подпись под телеграммой Сталину первого секретаря ЦК Компартии Украины с просьбой разрешить увеличить число “врагов народа”, количество которых резко сокращает Центр: “Любящий Вас Хрущёв”?), так вот, холуи настойчиво предлагали назвать университет именем Сталина. Но тот резко отказался. “У нас есть великий русский учёный Михаил Васильевич Ломоносов. Его имя должен носить университет”.
Конечно, что-то я тогда не знал, что-то не пропустила бы цензура: она ещё неколебимо стояла на идеологическом посту. Но через некоторое время я снова обратился к теме Загорска.
Не могу сказать, что только мои публикации привели в движение силы, очень недовольные тем, что именем случайного человека в названии города вытолкнули имя того, кто этот город, по сути дела, основал. А среди этих сил было много достойных людей. Таких, как знаменитый скульптор Вячеслав Клыков, автор памятника Сергию Радонежскому, известный тележурналист Александр Крутов, депутаты Загорского городского Совета. Но газетные публикации усилили их позиции. В начале осени 1991 года в Загорском городском Совете народных депутатов окончательно вызрела идея о переименовании города. Вопрос был только в одном: каким способом это сделать? Референдумом или решением народных депутатов? Выбрали второй вариант. 2 сентября 1991 года на сессии городского Совета разгорелась дискуссия. “Станем ли мы культурней и духовней, если изменим имя города?” (депутат Баскаков), “Если не будем уважать историю, не будем глядеть в будущее с оптимизмом. Человек без памяти, что перекати-поле” (депутат Резухин), “Мы решаем чисто нравственный вопрос. Революционный зуд — это не то, что совершается сейчас, а то, что произошло в 30-м году. Если примем это решение, положим ему конец. Когда-то надо извиняться” (депутат Ольбинский).
При поимённом голосовании: “за” — 82, 25 — “против”, 12 воздержалось — депутаты Совета вернули городу его исконное имя: Сергиев Посад. Имя Святого Сергия Радонежского. А 23 сентября Президиум Верховного Совета РСФСР утвердил этот факт.
Примечательно, что тем же решением верховной власти России с карты страны было стёрто имя Свердлова из названия столицы Урала. Свердловск снова стал Екатеринбургом. К сожалению, оно, осталось в наименовании области, породив двусмысленность и напоминание о кровавом геноциде.
Глава 5
Дом в деревне с землёй
Как я уже писал, перевод в Москву удовлетворял ещё по одной причине: появлялась возможность осуществить давнее желание — купить в деревне дом с землёй. Я родился и вырос в частном доме. Приусадебный участок у нас был небольшой. Тем не менее на нём разместились несколько плодовых деревьев — яблони, вишни. По краям, вдоль заборов, — кусты смородины. Кроме того, сажали помидоры, огурцы. А в том климате не нужно никаких парников, всё росло и созревало в открытом грунте. Зелень росла. И даже небольшой кусок земли занимало картофельное поле. Ну, не поле, а, скажем так, участочек. Это как бы на усадьбе за домом. А впереди, не знаю почему и что меня подтолкнуло, я когда-то притащил саженец сирени, посадил, и потом он вырос в приличный сиреневый куст. Запах сирени я люблю с детства. Вдоль дорожки к калитке бабушка сажала цветы — душистый табак. Вечером они пахли прекрасно. Поэтому для меня дом с землёй был символом уюта.
Я не раз подходил к этой затее, чтобы её реализовать. Но в Волгограде это дело я не собирался осуществлять. Вообще я не собирался жить в этом жарком и сухом климате. Меня все время тянуло в леса, куда-то севернее. В других городах — в Ярославле, Костроме... Скажем, Кострома была очень эпизодическим городом, в Ярославле было не до дома в деревне с землёй, потому что дома обычного даже не было. И только в Смоленске забрезжила
