Гарриет Бичер-Стоу в 1853 г. Рисунок Дж. Ричмонда
III
Несмотря на растущие семейные заботы и тревожную обстановку, миссис Стоу сумела сделать небольшую литературную карьеру. Вряд ли она тогда мечтала о славе, но д-р Стоу мечтал за нее и еще раз показал, что имел твердое мнение относительно имен: «Моя дорогая, — писал он ей, когда она гостила на Востоке в 1842 году, — ты должна стать писательницей. Это предназначено тебе судьбой. Соответственно этому, освежи свою память. Выкинь «Элизабет» из своего имени. Оно портит его, нарушая плавность и благозвучие. Подписывайся полностью и всегда Гарриет Бичер-Стоу, это имя благозвучно, плавно и полно значения. Тогда, будь уверена, твой муж воспрянет духом, а твои дети назовут тебя благословенной».
В 1843 году вышел сборник рассказов и очерков «Мэйфлауэр»[18]. Он не вызвал сенсации, но, по крайней мере, был более к лицу «писательнице», чем учебник географии. Следующая книга вышла только через девять лет. Как ни сильна тяга к литературе, все же трудно писать шедевры, растя шестерых детей.
В 1849 году профессор Стоу получил приглашение в Боуденский колледж, и, хотя в Нью-Йорке ему предлагали 2300 долларов в год, а в Боудене только 1000, из которой от 75 до 100 долларов надо было платить за дом, чувство возобладало над разумом. Он был сам выпускником Боудена, однокашником Франклина Пирса, который, став потом президентом Соединенных Штатов и поселившись в Белом доме, таким образом временно решил свою жилищную проблему. Пирс и Стоу оба были из выпуска 1824 года, поэтому они несомненно чувствовали превосходство над выпускниками 1825 года — Лонгфелло и Готорном.
Госпожа Стоу первой отправилась на Восток, взяв троих детей с собой, а троих других оставив на попечении мужа, справедливо решив таким образом проблему переезда семьи. В Бруклине она провела неделю у брата Генри, жалованье которого было 3300 долларов в год и которому любящие прихожане как раз подарили «красивую лошадь и коляску стоимостью в 600 долларов». Сама Хэтти в то время обдумывала, как бы обставить на 150 долларов свой новый дом в Бранзвике. Несколько месяцев спустя она писала мужу: «У меня нет сомнения, что наши издержки в этом году превысят доход на двести долларов, если не больше… Я могла бы рассказами зарабатывать еще долларов четыреста в год, однако не хочу насильно, устав от уроков с детьми, от забот о маленьком, от покупок, от починки платьев и штопанья чулок, садиться и писать по обязанности для какой-нибудь газеты».
Это было написано в канун 1851 года. Меньше чем через два месяца пришло вдохновение, положившее конец всем заботам о еде, мебели и обуви. Это было действительно чистое вдохновение, если оно вообще бывает. В биографии матери Чарлз Стоу рассказывает, что когда она сидела в церкви на службе, «вдруг, словно разворачивающееся полотно, перед ее мысленным взором возникла сцена смерти дяди Тома. Она была так потрясена, что едва сдержала рыданья. Придя домой, она немедленно взяла ручку и бумагу и записала видение, которое ворвалось в ее душу, как будто было принесено мощным ветром. Собрав вокруг себя семью, она прочла написанное. Двое младших, десяти и двенадцати лет, затряслись от слез, и один из них сказал, рыдая: «О, мама! Рабство самая жестокая вещь на свете».
IV
Писательница с такой живостью принялась превращать свое видение в рукопись, что уже 5 июня 1851 года в «Национальной Эре» в Вашингтоне началось серийное издание еще не законченной книги. С появлением ее первого номера 1 января 1847 года «Национальная Эра» стала главным органом пропаганды аболиционистов. Своим влиянием газета в большой степени обязана редакторскому таланту Гамалиэля Бейли. Получив в возрасте двадцати одного года медицинское образование, он плавал судовым врачом в Китай, по возвращении редактировал в Балтиморе «Методиста-протестанта», потом стал больничным врачом в Цинциннати, но затем вернулся к журналистике, став сотрудником редактора Берни в «Филантропе» в 1836 году. После нападения на редакцию он остался единственным редактором газеты, поскольку прежний глава редакции посвятил себя деятельности пропагандиста в публичных собраниях и законодательных учреждениях свободных штатов. В 1840 и 1844 годах Берни был кандидатом на пост президента от аболиционистов. В первый раз он собрал 7369 голосов, на следующих выборах уже 62 263.
Новый орган аболиционистов сразу оказал поддержку борьбе с рабством. На втором году своего существования он уже был гоним. Толпа противников караулила у подъезда редакции три дня, пока Бейли не удалось уговорить их разойтись. Ни Бейли, ни Берни не увидели плодов своих усилий. Из шести сыновей Берни пятеро были офицерами армии Соединенных Штатов, четверо из них умерли от ран и болезней, полученных во время службы. Сам Берни, уроженец Юга, в 1839 году освободил двадцать одного своего раба. Это было время, когда люди имели мужество следовать своим убеждениям.
Сочинение, которое миссис Стоу послала в «Национальную Эру» по просьбе д-ра Бейли, называлось «Хижина дяди Тома, или Жизнь среди низов». Сначала предполагалось, что повесть займет всего несколько номеров, но интерес к ней оказался так велик, а сама миссис Стоу так убеждена, что совершает святое дело, что серия продолжалась до апреля следующего года. Когда издание закончилось, «Эра» писала: «Миссис Стоу наконец завершила свое великое дело. Мы не помним какого-либо произведения американского писателя, возбудившего более широкий и глубокий интерес». За это издание она получила триста долларов.
Среди тех, кого заинтересовала повесть в «Эре», был Джон П. Джуэтт, глава издательства в Бостоне. Он сам был страстным аболиционистом, уроженцем штата Мэн и бывшим учеником в книготорговом и переплетном заведении в Сейлеме. Его издательство выпускало разнородную литературу, особо принимая во внимание полезность. «Хижина дяди Тома» казалась ему верной ставкой. Он надеялся издать книгу на началах «равных затрат — равных прибылей», т. е. хотел, чтобы автор взял на себя половину расходов по изданию, а потом поделился бы выручкой. На это д-р Стоу, который вел дела своей жены, возразил, что бюджет семьи не позволяет ему брать таких обязательств. В конце концов Джуэтту пришлось согласиться взять весь риск на себя.
С разрешения «Эры» Джуэтт выпустил книгу в двух томах 20 марта 1852 года, т. е. за два номера до окончания серии. По словам Чарлза Стоу, первое издание было в пять тысяч экземпляров. Три тысячи были проданы в первый же день. Второе издание разошлось полностью к концу марта. К августу ошеломленная домохозяйка из Бранзвика получила уже 10 000 долларов. Одни доходы с этой суммы превышали те ежегодные четыреста долларов, которые она надеялась зарабатывать рассказами для газет. За лето количество проданных экземпляров достигло ста двадцати тысяч, а спрос все не падал. Книга разошлась в трехстах тысячах экземплярах раньше, чем ей исполнился год. Если учесть возросшее с тех пор население, то этой цифре сегодня соответствовало бы полтора миллиона экземпляров.
Беспримерный успех книги, должно быть, подорвал отношения между М. Филлипсом и Уильямом Ли, партнерами по фирме Филлипс, Сэмпсон и компания. Сестра Гарриет Кэтрин обратила внимание мистера Филлипса на серию в «Эре», и тот говорил о ней с мистером Ли. Ли, однако, не проявил интереса: издательство имело широкую клиентуру на Юге и, более того, держало за правило не вмешиваться в политику. Поэтому книге был оказан такой холодный прием. Что ж, книгоиздатели никогда не умели заранее угадывать бестселлер.
«Хижина дяди Тома». Титульный лист первого издания
«Хижина дяди Тома» впервые вышла в черном переплете, с виньеткой на титульном листе, внутри которой «дети валяются на полу маленькой хижины», или по крайней мере, один из них валяется на земле у самого входа в нее. То же изображено на обложке золотом. Некоторые экземпляры были переплетены лиловой материей, с четырьмя золотыми линиями по краю, охватывающими не только виньетку с картинкой, но и орнаменты по углам, наверху и внизу, тоже золотые. Все это было сделано на крышках переплета. Корешок был украшен золотым орнаментом из цветов. Обрез был тоже золотой. Эти экземпляры, очевидно, предназначенные автору и издателям для раздачи, встречаются гораздо реже простых черных. Более нарядный переплет использовался и в других изданиях. Так оформлены, например, экземпляры с пометкой «Десятая тысяча». Для рождественской торговли издатели приготовили богато иллюстрированное однотомное издание. Первое издание, кроме виньетки на обложке и титульном листе, содержало шесть иллюстраций, по три — в каждом томе. На титульном листе о них почему-то не упоминается.
В Англии книга расходилась еще быстрее. В течение 1852 года в Лондоне вышло более двадцати изданий, но автору было заплачено только за одно из них. Его редактор Томас Босуорт сообщал в рекламе: «Издатель считает нужным заявить, что автор «Хижины дяди Тома» прямо заинтересован в распродаже этого издания, и он надеется, что это, а также превосходство технического исполнения и низкая цена издания привлекут к нему больше покупателей, чем к какому-либо другому, выпущенному в этой стране». Книга содержала «Предисловие автора, написанное специально для этого издания», интересное тем, что оно отвечало на критику английских читателей.
