В Англии книга расходилась еще быстрее. В течение 1852 года в Лондоне вышло более двадцати изданий, но автору было заплачено только за одно из них. Его редактор Томас Босуорт сообщал в рекламе: «Издатель считает нужным заявить, что автор «Хижины дяди Тома» прямо заинтересован в распродаже этого издания, и он надеется, что это, а также превосходство технического исполнения и низкая цена издания привлекут к нему больше покупателей, чем к какому-либо другому, выпущенному в этой стране». Книга содержала «Предисловие автора, написанное специально для этого издания», интересное тем, что оно отвечало на критику английских читателей.
«Автор видел в английской печати замечания по поводу параллели, проведенной… между положением английской трудящейся бедноты и рабами в Соединенных Штатах. Следует помнить, что эти идеи высказаны в драматическом эпизоде книги и вложены в уста благородного и великодушного рабовладельца. Невозможно было драматично представить этого героя, не проводя такой параллели. Вся печать Юга, всякий политик на Юге оправдывает рабство тем, что рабу живется гораздо лучше, чем трудящемуся классу какой-либо другой страны, за исключением, возможно, Свободных Штатов Америки; и они более охотно приводят данные о положении бедноты в Англии, чем в другой стране, потому что иначе невозможно было бы сносить то общественное возмущение рабством, пример которого подает английская нация.
Наши представления о положении английской бедноты взяты из современной английской литературы. Такие произведения, как «Булавочные головки», «Кружевницы» и «Элен Флитвуд» Шарлотты Элизабет, где все ужасные детали подтверждены парламентскими отчетами и другими документами, произведения Диккенса и автора «Алтона Лока» и «Дрожжей»[19], широко распространены в нашей стране и вызвали не меньше волнения по поводу условий английской бедноты, чем волнение, вызванное в Англии подробностями о рабстве в Америке.
Так неразрывно переплетены судьбы человечества, что всякое усилие, предпринятое в Англии к улучшению положения трудящейся бедноты, действует в пользу интересов свободы в Америке; и когда всеми средствами, которые сейчас используются и еще будут использоваться, положение бедноты будет действительно и навсегда улучшено, — тогда благородный пример свободы человека в Англии будет оказывать непрерывное воздействие. Правильно было сказано, что в наши дни поднимается сила, которая больше силы армий и флотов, — «общественное мнение наций». Оно должно, наконец, положить конец всякой форме несправедливости и жестокости».
Другое замечание было встречено так:
«О дяде Томе говорили, что он неправдоподобен. Во-первых, писатель имеет право на художественный вымысел; кроме того, автору хотелось бы привести слова одного рабовладельца, описывающего своего любимого раба.
Нижеследующее было взято из опубликованного завещания судьи Апшера, покойного министра иностранных дел при президенте Тайлере:
«Я даю свободу моему слуге, Дэвиду Райсу, и велю моим душеприказчикам дать ему сто долларов. Я рекомендую его всякому обществу, в котором ему придется жить, как достойного уважения и доверия. Он был моим рабом двадцать четыре года, в течение которых пользовался моим безграничным доверием. Его положение в моей семье ежедневно предоставляло ему случай обмануть нас или причинить нам вред, но он ни разу не был замечен в серьезном проступке или даже ненамеренном нарушении правил, приличествующих его положению. Его ум благороден, цельность его характера выше подозрений, его понятия о том, что правильно и прилично, верны и даже возвышенны. Я думаю, что он достоин получить от меня этот документ и начать новую жизнь по причине долгой и верной службы и искренней и постоянной дружбы, которую я к нему питаю. За все время я не сказал ему ни одного резкого слова, ибо не имел на то причины. Я не знаю другого человека, который имел бы так мало недостатков и так много достоинств, как он».
Райс получил завещанную ему сумму в 1845 году, после того, как на пароходе «Принстон» взорвалось ружье в присутствии судьи Апшера и Джилмера, министра морского флота. Сам президент тоже был на борту, но ему повезло — в этот миг он находился внизу. Интересно, какова дальнейшая судьба внезапно разбогатевшего Райса?
Несмотря на низкую цену (три с половиной шиллинга), издание Босуорта вряд ли раскупалось с той же скоростью, что и остальные лондонские издания. Это издание имело серьезный недостаток: в нем не было иллюстраций. Самое известное из иллюстрированных изданий «Хижины дяди Тома» (кстати, оно стоило почти вдвое меньше, чем издание Босуорта) вышло в тринадцати еженедельных номерах, каждый из которых содержал две гравюры Джорджа Крукшенка, иллюстратора Диккенса. Имя художника было напечатано на обложках крупнее, чем имя г-жи Стоу, и не случайно: Крукшенк уже рисовал иллюстрации, когда Гарриет Элизабет Бичер еще не родилась. Это издание — единственное, когда «Дядя Том» печатался по частям, — теперь очень редко. Рекордная цена его на аукционе 1926 года 150 долларов. Последовавшее за ним однотомное издание с иллюстрациями Крук-шенка стоит теперь около двадцати пяти долларов. В 1853 году вышло лондонское издание «Дяди Тома» со ста пятьюдесятью иллюстрациями Джорджа Томаса и Т. Маквоида. Под заголовком помещалось объяснение: «Рассказ о жизни рабов в Америке» — чтобы никто не подумал, что дядя Том — это добрый английский сквайр, а его хижина — домик где-нибудь в Швейцарии.
Фронтиспис лондонского издания 1853 г. Гравюра Дж. Дж. Хинклифа
Экземпляров первого издания «Хижины дяди Тома» сейчас осталось очень мало. Так обычно случается с книгами, которые раскупаются в неделю и распространяются по стране, как пожар в прерии. Их быстро зачитывают до дыр. Книга стала такой редкостью, что у обладателей одного из ранних изданий может возникнуть соблазн выдать его за самое первое, что уже не раз случалось. На титульных листах обоих томов во всех ранних изданиях, кроме первого, указано количество выпущенных уже экземпляров. Вот эту строчку достаточно стереть, чтобы книгу, датированную 1852 годом, можно было выдать за первоиздание. Однако каждый книготорговец и коллекционер знает это и не купит книгу, не посмотрев титульный лист на свет.
Первой такой надписью была пометка «Десятая тысяча». Это наводит на ужасную мысль. Если Чарлз Стоу прав, и первое издание составляло пять тысяч экземпляров, то значит, было второе издание, о котором нет никаких указаний на титульном листе и которое, следовательно, неотличимо от первого. Библиографы еще не нашли способа их различать. Возможно, издания ничем и не отличаются друг от друга.
V
«Хижина дяди Тома» вызвала появление на свет романа Мэри Истмен «Хижина тети Филлис, или Жизнь на Юге как она есть», вышедшего в 1852 году в Филадельфии. Книгу открывало предисловие на четырнадцати страницах, в котором автор пытался доказать, что рабство оправдано библией. Ни в предисловии, ни в самом романе нет упоминания о миссис Стоу, но шестнадцать страниц «Заключительных примечаний» целиком посвящены ей и «Хижине дяди Тома». Аргументы миссис Истмен нарочито ироничны. Говоря о плантаторе Легри, она восклицает: «Можем ли мы судить об обществе по нескольким отдельным случайностям? Если так, то ученые профессора в Новой Англии берут в долг деньги, а когда не хотят их возвращать, убивают своих кредиторов и разрезают их на части». Нарочито говоря во множественном числе о «профессорах», миссис Истмен, вероятно, имела в виду действительный случай, когда в ноябре
1849 года некий профессор Вебстер, заведовавший тогда кафедрой химии и минералогии в Гарвардском университете, убил Джорджа Паркмена, слишком настойчиво требовавшего оплаты векселя, и попытался сжечь труп в лаборатории Медицинского колледжа. К несчастью для профессора, как, впрочем, и для самого Паркмена, убитый имел вставную челюсть, которую узнал потом сделавший ее зубной врач. В 1850 году Вебстер был повешен. События были еще свежи в памяти, и миссис Истмен била наверняка.
О дяде Томе она сказала следующее:
«И притом такой святой, как дядя Том! Следовало бы ожидать, что его хозяин будет держать его при себе до самой смерти, а потом по косточкам продаст католикам. Каждый его зуб принес бы доход. Св. Павел просто самый заурядный человек по сравнению с ним, потому что св. Павел один раз согрешил, и даже после своего чудесного превращения он чувствовал, что грех толкает его на поступки, которых он не хочет совершать. Совсем не то дядя Том! Он само олицетворение святости… Госпоже Стоу следовало бы дальше развить свои идеи и сделать его епископом Карфагенским. Я никогда не слышала и не читала о столь совершенном человеке. Все святые и мученики, когда-либо умершие неестественной смертью, не выказали столько достоинства. Я удивляюсь только, что он смог так долго пробыть в этом грешном мире».
