— О каком приговоре может идти речь? — спросила Истина печально. — Ты наказан хуже, чем я могла бы измыслить в самом страшном гневе. Я прощаю тебя и отпускаю, иди с миром.
Рогмо с трепетом и восторгом следил за тем, как призрак неуверенно качнулся из стороны в сторону и вдруг стал таять, истончаться и наливаться звездным светом.
— Это больше, чем я посмел бы попросить у тебя, Кахатанна, — прошептал он радостно. — Помни, когда меня не станет: Корс Торун — не настоящий человек, он онгон и оттого еще более опасен. И камень Шанги по‑прежнему у него. С его помощью он может довести до конца некогда начатое мною… Будь трижды осторожна: за тобой стоит темная тень.
Последние слова его растаяли в лунном свете, и замершие друзья скорее догадались об их смысле, чем по‑настоящему услышали. Исполнив свой последний долг, маг в алом плаще исчез навсегда, оставив по себе лишь воспоминания да сомнения, а был ли он на самом деле, и не привиделся ли им призрак в сплетении теней и пятен света. Они несколько минут стояли на месте, не двигаясь, приходя в себя, а потом вдруг вспомнили, что им пора на галеру, потому что капитан Лоой будет волноваться.
Расстояние от города до причала преодолели в рекордно короткий срок. А когда уже почти добежали, Каэ вдруг остановилась и молвила царственным тоном:
— Послушайте, я же все‑таки богиня, как‑никак. И чего это мы вскачь несемся? Небось без нас не отчалят?
Ночь огласилась звонким смехом трех друзей. А когда они наконец успокоились, Магнус задал странный вопрос:
— Я знаю, что ты сама Истина. Но ведь ты не умеешь колдовать, правда?
— Правда, — согласилась она.
— Тогда как ты смогла произнести одно из самых сложных заклинаний освобождения призрака?
— Ничего себе — сложное, — хмыкнул Рогмо. — Отпускаю, прощаю — и все.
— Хоть ты князь и наследник Гаронманов, а все же дурак, — беззлобно молвил Магнус. — Знаешь, сколько чародеев на свете отдали бы пару сотен лет жизни, чтобы вот так же молвить слово да бровью шевельнуть и чтобы все при этом сбылось? Это ведь и есть высшая ступень мастерства, госпоже Каэтане, по определению, недоступная. Так как же это вышло — вот вы мне что объясните.
* * *
В каюте уютно горела масляная лампа — в аккурат для того, чтобы навевать приятные мысли и клонить ко сну; мерно плескалась вода и поскрипывали доски; пахло свежестью и немного — сгоревшим маслом. Шумно сопел Тод, вздыхая во сне каким‑то своим, собачьим, мыслям. Иногда он слегка перебирал лапами — убегал от кого‑то или, напротив, догонял. Каэ лежала на широкой кровати под пушистым одеялом и делала вид, что читает книгу. Книга и впрямь была интересной, но мысли разбредались в разные стороны, и она никак не могла сосредоточить свое внимание на тексте. Что‑то у них там загадочное происходило и очень занимательное — но что?
Такахай и Тайяскарон, вычищенные, отполированные и наточенные, лежали у самого изголовья, так чтобы до них можно было дотянуться рукой еще во сне, еще не проснувшись. Близость мечей успокаивала, сопение пса убаюкивало. Помучив еще немного несчастный роман, Каэ решила, что хватит образовываться, пора бы и поспать. Близилось утро, и галера должна была вот‑вот оказаться в бескрайнем море. Берег остался далеко позади, и теперь на множество миль вокруг не было ни клочка обитаемой или необитаемой суши. Воздух свежел и свежел, напитываясь запахами соли, йода, водорослей и рыбы. Каэ была почти уверена, что последнюю тонкость ее подсознание выдумало само — просто так.
Когда воздух в каюте замерцал серебристо‑голубыми искорками, а нереальная, тоскливая, как плач души, музыка поплыла по помещению, терзая сердце невыразимой печалью, она не испугалась. К этому явлению Каэ не только привыкла, но даже научилась испытывать от него радость еще в незапамятные времена. И когда стройный, сияющий бог с огромными драконьими крыльями за плечами устроился у нее в ногах, она не удивилась.
— Здравствуй, Тиермес. Только не говори мне, что ты соскучился. Что случилось?
— Ничего. Я действительно соскучился. И мне немного тревожно, хотя это совершенно необъективное состояние. Вот я и пришел, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, пожелать спокойной ночи и сообщить, что Барнаба — молодец: у нас там всего пару минут прошло, так что все, что ты оставляешь позади себя, будет жить другой, замедленной во много крат жизнью. Но учти: оказалось, что практически никто из нас не сможет к тебе пробиться.
— А как же ты?
— Я издревле считаюсь хранителем знаний, просто об этом не трубят на всех углах. Но все, что я смог, это прорваться сюда, чтобы ты знала, что тебя ждет. Барнаба, наш милый Барнаба, сам не ведает, что творит, и сам не знает пределов своему могуществу.
— А он есть, этот предел?
— Сомневаюсь. Во всяком случае, мы слишком глупы и слабы, чтобы его определить. Для нас Время неуничтожимо, неодолимо и практически недоступно нашему пониманию.
— Я исполняюсь священного трепета, — рассмеялась Каэ. — Особенно когда вижу, как Барнаба с аппетитом ест жаркое, третью или четвертую порцию…
— Знаешь, — задумчиво молвил Тиермес, — я не хотел этого тебе говорить, но, по‑моему, ты не менее загадочное и удивительное существо, чем Время. Если верить нашим ощущениям, то ты перешагнула ту грань, которая отделяет обычного бессмертного от его места в пространстве. Я понятно говорю?
— Нет, — ответила она. — Правда, я тебя все‑таки понимаю. Но с трудом.
— Это очень просто, — улыбнулся Тиермес. — Я Бог Смерти и Владыка Ада Хорэ, но это не значит, что Ада Хорэ есть я. И Смерть не есть я. Меня не станет, а живые существа будут продолжать умирать так же естественно, как и рождаться. Наш могучий и неукротимый Победитель Гандарвы не является войной — он только повелевает ее стихией, как Астерион повелевает ветрами. Кстати, я нашел доказательство собственной правоты: Аэ Кэбоалан странствует в иных мирах, а наше солнце до сих пор не погасло, потому что оно — это отдельная суть.
— Да, я поняла, — кивнула Каэ.
— Вот и прекрасно, — неизвестно чему обрадовался Жнец. — А теперь позволь сказать, что, мне кажется, ты перестала быть Богиней Истины, а слилась с ней и теперь вы неотделимы друг от друга. И потому все, что относится к тебе, непредсказуемо. Время на тебя не действует, ему проще воздействовать на целое измерение. Милая, мне страшно за тебя.
— Почему?
— Не нужно быть богом, чтобы знать: чем больше дано, тем больше спрошено. Чем тебе еще придется заплатить? Я хотел бы уберечь тебя, хотел бы предложить себя взамен, но Мирозданию неинтересны мои игрушки и пустячки — оно увлечено тобой. Причем очень всерьез. — Драконьи крылья шевельнулись несколько раз и снова затихли.
Только тут Каэ удивилась тому, что пес спит себе преспокойно и не чувствует гостя.
— Еще бы ему меня почувствовать! — рассмеялся бог. — Хотя пес невероятный, очень хороший пес. Береги его. — Он ласково погладил Каэ по руке. — К сожалению, у меня осталось очень мало времени. Что тебе сказать, лю…
— У меня есть очень серьезный вопрос, — прервала его Каэ на полуслове. — Расскажи мне о Сером мире и о чем‑нибудь подобном. Если подобное, конечно, есть.
— Откуда ты узнала?
— Призрак один насплетничал…
— Призрак… — Жнец сплел свои тонкие, изысканные пальцы в странном для него жесте. Потому что если бы это был не Владыка Ада Хорэ, то сей жест обозначил бы отчаяние. — Интересный призрак тебе встретился, словоохотливый. Обычно они о таких вещах, как Серый мир, стараются не упоминать.
— Это был не совсем обычный призрак. Это была тень моего неудавшегося убийцы, и она ждала меня так долго, что, наверное, мы сроднились.
— Все равно, — упорствовал Тиермес, — меня это удивляет. Я бы с тобой с удовольствием поподробнее обсудил этот вопрос, но… Ладно, слушай: Серый мир — это одно из самых странных и непредсказуемых мест. Ни живые, ни мертвые, ни бессмертные, ни бесконечные не могут там долго быть, разве что заглянуть на короткий срок. Потому что в Сером мире, — он задумался, подбирая подходящее объяснение, но так и не нашел его и явно растерялся, — там даже атмосфера другая, что ли. И заклинания действуют иначе, с разрушительной силой. А иногда кажется, что вообще не действуют, но, вернувшись сюда, понимаешь, что вся энергия рикошетом ушла в другое место. Только самые опытные, мудрые и отчаянные по доброй воле отправляются в Серый мир, но нужно, чтобы уж очень допекло. К тому же он не всех и принимает. Иногда последствия бывают самые печальные. Я не знаю, почему тебя это заинтересовало, но очень прошу, не направляйся туда. Кто знает, как это место подействует на тебя? Время оно уничтожает, это точно…
Обитатели Ада Хорэ называют Серый мир Мостом. По‑моему, это же название в ходу и в других мирах и измерениях. Мост — это та часть пространства, где мертвые могут встретиться с живыми. Это зыбкая грань между мирами, между явью и сном, между правдой и правдой.
