— Спасибо, что напомнил. Садись поешь с нами.
Астерион улыбнулся:
— Спасибо, милая. Но мне не хочется. К тому же ты меня знаешь: через пару минут я стану рваться прочь — лучше и не пытаться. Рад был познакомиться; господа, — слегка склонился он в сторону замерших от такой учтивости бессмертного людей. — Я вас запомню и узнаю, где бы вы ни находились.
Моряки затаили дыхание, не смея поверить в такую удачу. Обещание Астериона означало его покровительство в любых водах этого мира. Только старые морские легенды о мореплавателе Шалиссе, достигшем края мира, упоминали о подобном щедром подарке со стороны изменчивого бессмертного.
— Каэ, дорогая, пойдем поговорим на ветру.
Она легко поднялась из‑за стола, бросив на гору снеди печальный и тоскующий взгляд:
— Рогмо, Магнус, приглядите за Барнабой, а то он, не ровен час, слопает и мою долю.
Когда они вышли из каюты, прошлись по палубе и остановились на корме, Каэ невольно залюбовалась своим родичем. Стройный, во вьющихся одеяниях, с летящими и клубящимися волосами, прекрасный и изменчивый, легкий и непредсказуемый, Астерион, верно, был одним из самых удивительных существ этого мира.
— Вот что я хотел сказать тебе, — произнес он, и она подивилась тому, как тих и грустен был его голос, — конечно, я шалопай и непоседа, так что всякого рода предчувствия и предсказания не для меня. Это дело Жнеца, Курдалагона или Олоруна. Но, знаешь ли, я почувствовал в своем ветре какой‑то странный оттенок незнакомого мне дуновения. Я не посылал его, это уже здесь чье‑то затаенное дыхание смешалось с моим ветром. И я хочу предупредить тебя, пока не поздно. Может, я и преувеличиваю, но пусть лучше так, чем недоглядеть…
Астерион сам себя прервал на полуслове, порывисто обнял Каэ и легко перетек куда‑то за борт галеры. Несколько минут он парил в воздухе рядом с судном, являя собой восхитительное зрелище, а потом, так же неспешно, смешался со струйкой дыма и вознесся к белым рваным облакам. Откуда‑то сверху прозвучал его голос:
— В море Надор я навещу вас!
После завтрака Каэтана стояла опершись о борт и разглядывала проплывающие мимо берега. Оха протекала по такой живописной, роскошной местности, что сердце сжималось от тоски. Желтые песчаные пляжи сменялись густыми, тенистыми рощами; скалистые, крутые берега переходили в пологие. Иногда галера проходила мимо прелестных городков или поселков, сооруженных возле чистой и полноводной реки. Мимо сновали лодочки рыбаков, небольшие суда торговцев и проплывали величественные военные корабли. Флот Сонандана был велик и очень силен — просто Каэ не успела до конца разобраться в тонкостях этого ведомства, предоставив бразды правления старому вельможе и самому искусному адмиралу по эту сторону Онодонги — графу Хайлею Шаратту. Когда он докладывал ей об успехах и процветании флота ее государства, она охотно одобряла и поощряла его. Тем более что Тхагаледжа и Нингишзида, мнением которых она особенно дорожила, были довольны трудами неутомимого адмирала. Но увидеть своими глазами это диво ей довелось впервые, и она смотрела открыв рот.
— Прекрасные корабли, — сказал капитан Лоой, подходя к ней. — Я не нарушаю ваше уединение?
— Наоборот, я буду очень рада. Так вы считаете наш военный флот сильным, капитан?
— Конечно. Я думаю, у нас самый сильный флот на всем Варде, не считая, разумеется, хаанухов. Но о них разговор особый — они рождаются на море и на нем же умирают, в нем освящают младенцев, в нем хоронят умерших. Говорят, что хаанухи — это дети наяд и тритонов и простых людей, вот почему на суше им нельзя жить слишком долго. В Хадрамауте нет человека, чья судьба не была бы связана с морем.
— Это прекрасно, — задумчиво молвила Каэ. — А кто следующий по рангу?
— Считается, что Аллаэлла. Но уверен, что наши корабли лучше, просто Запретные Земли не афишируют свое превосходство. На корабле «Сын Йа Тайбрайя» я обошел много морей и два океана, но никогда не плавал под флагом Сонандана, это закон.
— Я помню, капитан. И иногда думаю, так ли мы были правы?
— Не знаю, возможно, более правы, чем подозревали до сих пор. Сонандан — иная земля, отличная от прочих. Я счастлив, что из внешнего мира смог попасть туда. Наверное, это тоже способ охранять нашу страну от случайных людей.
— Вы правы, Лоой.
Капитан немного постоял рядом, затем молвил:
— Мне пора идти. Если что‑нибудь будет нужно, я к вашим услугам… — и прибавил лукаво:
— Ваше высочество.
Снова оставшись в одиночестве, Каэ произнесла, обращаясь к бездонной синеве неба:
— Мне не хватает вашей мудрости. Куда вы опять подевались?
— Мы никуда не деваемся, — спокойно донеслось оттуда.
* * *
Три монаха стоят на верхней палубе галеры, носящей имя «Крылья Сурхака». Кажется, кроме Каэтаны, их не видит никто. Она улыбается им, она соскучилась и стремится поговорить с ними просто так, не о делах: не об угрозе, которую несет миру повелитель Мелькарт, не о его слугах и способах борьбы с ними. Она жаждет нескольких минут покоя и тишины в обществе своих друзей.
— А мы за этим и пришли, — говорит Да‑Гуа.
— Мы скучали по тебе, — произносит Ши‑Гуа.
Ма‑Гуа молчит, но само его молчание полно радости и света.
— Где вы бывали, что делали? — спрашивает она.
— Везде. Мы обошли весь мир, и он поразил нас, — делится Ма‑Гуа. — Он оказался прекраснее и чудеснее, чем мы привыкли считать. Мы слишком часто разбирали причины и следствия и не обращали внимания на закаты и восходы. А это, по сути, главное.
— Мы узнали, что картина мира, которую мы себе раньше рисовали, неполная. Существует еще больше связей, мир многослоен, как пирог с вишнями, — сообщает Да‑Гуа.
— Не с вишнями, а с абрикосами, — поправляет Ши‑Гуа.
— Неужели есть разница? — изумляется Каэ.
— С вишнями вкуснее, — отвечает Да‑Гуа.
— Нет, с абрикосами…
— Вы пробовали пироги?
— Это теоретические выводы, — улыбается Ма‑Гуа.
— А еще мы уяснили себе, что некая особа, которую мы все любим и уважаем, оказалась гораздо более важной персоной, чем представлялось в самом начале. Каэ, — внезапно серьезнеет Да‑Гуа, — нам нужно сказать тебе нечто, во что сложно поверить с первого раза, но ты все‑таки постарайся…
— Не важно почему, — продолжает Ши‑Гуа, — но именно ты оказалась единственным камнем преткновения на пути Мелькарта. Только ты и никто другой. И потому тебе нужно серьезно беречься. Он не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить тебя.
— А действительно, теперь я понимаю, что вы заглянули, чтобы мило поболтать, — растерянно говорит она. — Как тут беречься?
— Никак, — вздыхает Ма‑Гуа.
— Понятия не имею, — пожимает плечами Да‑Гуа.
Ши‑Гуа молчит.
— Пока что ты все делаешь правильно, — спешит успокоить ее Да‑Гуа.
Три монаха, существующие вне событий, времен и пространств, не знают, как объяснить той, кто стала Истиной, что она сумела изменить мир, изменить их самих и теперь в ответе за это. От нее зависит гораздо больше, чем когда‑либо и где‑либо зависело от просто бессмертной богини, потому что даже бессмертные, даже всемогущие боги конечны. Они не могут объяснить ей, что она стала бесконечной, потому что сами не знают, как и когда это произошло. Но бесконечная, как всякая настоящая Истина, она теперь держит на своих плечах мир, в который пришла, и обязана платить по его счетам. Но монахи не могут об этом рассказать. А может, и не хотят.
— Мы пойдем, — грустно‑грустно говорит Ши‑Гуа, натягивая капюшон.
— Мы вернемся, — обещает Ма‑Гуа.
— Когда‑нибудь мы останемся с тобой насовсем, — говорит Да‑Гуа, сам не догадываясь о том, что это и есть настоящее пророчество.
Но к этому пророчеству мир еще не готов, и потому оно выглядит обычным слабеньким утешением.
Каэтана молчит. Молчит, когда монахи исчезают в пустоте. Молчит, когда наваливается тоска, затрудняющая дыхание и заволакивающая мир серым покрывалом. Молчит, когда подходит Рогмо, чтобы спросить о каких‑то делах, кажущихся ей сейчас незначительными. И никто не замечает, что вместе с ней примолк целый мир.
* * *
Две недели галера огромной золотистой рыбиной скользила вниз по реке. Две недели каждую ночь Каэ металась в своей каюте, не высыпаясь, не понимая, что происходит; с каждым днем таяла и выглядела все более уставшей и измученной.
Наконец за ужином капитан Лоой торжественно объявил, что через час они причалят к берегу неподалеку от городка с грозным названием Башня Великана, чтобы пополнить запасы еды и пресной воды, а затем выйдут в море. Это сообщение команда встретила без особых эмоций, потому что дело было привычным и ничем не примечательным, а вот пассажиры обрадовались. Даже Рогмо и Магнус почувствовали некоторое облегчение. Они понимали, что со дня на день враг может начать действовать, но это было лучше, чем томительное долгое ожидание.
