Во время латинского владычества все эти группы добились религиозной автономии. Латинские государства были слишком слабы, чтобы встревать в религиозную полемику, так что они предпочитали ее избегать. Кроме того, латиняне воспринимали армян, несториан, маронитов и яковитов как еретиков, которые, следовательно, не могли быть автоматически возвращены в западную церковную организацию. В результате ко всем этим группам, к их счастью, было совершенно иное отношение, чем к православным христианам, которым изначально было отказано в какой-либо автономии. И маронитам, и армянам, и яковитам было позволено иметь собственную иерархию, за что они были весьма благодарны латинянам.
И все-таки латинскую терпимость и широту взглядов не стоит преувеличивать. В общем, во франкском королевстве сложилась типичная колониальная ситуация. Латиняне не слишком отличали друг от друга всех местных жителей с их бородами, тюрбанами и восточными одеждами и не слишком доверяли им всем. В результате две группы населения почти не смешивались друг с другом.
С другой стороны, после возвращения крестоносцев в Европу мусульмане начали относиться с такими же недоверием и подозрительностью к местному христианскому населению. Их положение по завершении эпохи крестовых походов сильно ухудшилось. По словам современного английского историка, "дело, начавшееся с целью защиты христианства, почти что стерло с лица земли восточное крыло христианства". Если в XI в. это крыло составляло большинство населения в ряде территорий, то по окончании крестовых походов оно сократилось до положения малочисленного и маргинального меньшинства.
2. К началу франкских завоеваний Яковитская церковь уже перешла на арабский язык, хотя богослужение продолжала совершать на сирском. В крестоносных государствах большинство яковитов проживали на севере между Антиохией и Эдессой. Их общины также имелись во многих городах Сирии и Палестины и даже на Кипре. Большая же часть яковитов находилась на исламских территориях к востоку от латинских земель. Они управлялись специальным патриаршим викарием, который назывался мафриан. Патриаршая кафедра была в Антиохии, хотя сам патриарх предпочитал проживать в одном из яковитских монастырей близ Эдессы. Община считалась довольно многочисленной: в XII в. у яковитов было до 35 епископов.
Можно еще раз напомнить, что обладание политической властью в Палестине, по всей видимости, не казалось столь же привлекательным местным нехалкидонским христианам, как большинству латинян, стремившихся к владению Иерусалимом и его святынями. Немаловажен тот факт, что Иерусалим никогда не был патриаршей кафедрой ни для одной из нехалкидонских групп, кроме армян. Но это не значит, что нехалкидонцы не чтили этого города. Паломничество в него предпринимали они все, в том числе и далекая Эфиопская церковь.
Так как франки позволяли всем нехалкидонцам сохранять своих епископов, яковитская иерархия спокойно существовала на их территории. Латиняне лишь, как и мусульмане до них, оставили за собой право утверждения всех епископских назначений, в том числе и самого яковитского патриарха. Однако латинская терпимость была не более чем снисходительностью. Местные христиане оставались в их государствах гражданами второго сорта. Те, кто были дхимми для мусульман, стали дхимми для крестоносцев.
Симпатии яковитов к латинянам, а затем к монголам оказались роковыми для яковитской церкви. Местные мусульмане стали воспринимать их как предателей, и это привело к тому, что в конечном итоге крестовые походы принесли больше вреда яковитам, чем любой другой нехалкидонской группе.
Самым известным случаем перехода яковитов в римо-католицизм было обращение в 1236 г. патриарха Игнатия II (1222-1252). Но оно не дало никаких результатов и осталось лишь его личным шагом. Богословские переговоры об объединении с Византией, предпринятые в XII в., также не дали результатов. Стороны уже не могли понять друг друга. Впрочем, понимал ли средний яковит причины, по которым его Церковь была в разделении с византийской и латинской Церквами, является весьма спорным. Латиняне, во всяком случае, считали яковитов и несториан благочестивыми, но невежественными и необразованными людьми.
3. Армянская община отличалась от всех остальных монофизитских групп. В отличие от яковитов армяне, так же как и, например, православные грузины, составляли политическое, этническое и религиозное единство. Их общий язык и литература, так же как и их национальная монофизитская вера, способствовали формированию их национальной идентичности и стали решающим фактором для их выживания в средние века.
Армяне были широко известны на всей византийской территории: по некоторым подсчетам, от 10 до 15% византийской аристократии – армянского происхождения. К 1040 г. большая часть Армении была завоевана Византией и включена в имперскую территорию. Армянское царство прекратило свое существование, а его территория включена в систему имперского административного деления.
Результаты этого были двояки. Во-первых, аннексия армянских территорий оказалась грубейшей политической ошибкой. Византийцы не могли защищать свои завоевания, и после Манцикерта Армения была оккупирована сельджуками. Во-вторых, армяне в большом количестве начали мигрировать на север, в Грузию, и на юг – в византийские Каппадокию и Киликию. Там вскоре образовалось новое государство – Киликийская (или Малая) Армения со столицей в городе Сис. Малая Армения просуществовала до 1375 г., когда Сис был захвачен египетскими мамелюками. Кроме того, это государство стало центром Армянской церкви, а начиная с 1149 г. город Хромкла на Евфрате – резиденцией католикоса. В 1292 г. католикос переехал в Сис, где оставался до 1441 г., – лишь тогда он вернулся в Эчмиадзин.
Особо стоит отметить переговоры о единстве, которые проходили между Византийской и Армянской Церквами во время правления патриархов Луки Хрисоберга (1157-1169/70) и его преемника Михаила III (1170-1178). Хотя они в конце концов сорвались, но из всех подобного рода переговоров эти были ближе всего к успеху. Главной действующей силой за этими переговорами был император Мануил Комнен.
Переговоры между имперскими представителями и армянами начались вскоре после 1169 г. в резиденции католикоса Нерсеса IV Благодатного (1166-1173) в Хромкле. К 1172 г. был готов план из девяти пунктов, который Нерсес должен был представить на рассмотрение собора своей Церкви. В план входило не только признание Армянской церковью Халкидона как IV Вселенского Собора, но и принятие ей совершения Евхаристии с квасным хлебом и вином, разбавленным теплотой. Нерсес готов был принять все эти девять пунктов. Ему помешала смерть. Его преемник Григорий IV (1173-1193) также искренне стремился к единству между Церквами. Во всяком случае, и Нерсес, и Григорий были убеждены, что Халкидонский Собор не имел никакого отношения к несторианству. Нерсес открыто говорил, что догматические определения Халкидонского Собора ни в чем не противоречат православной вере. Армяне-халкидонцы (их число было особенно велико в западной части исторической Армении) доказывали это своим соплеменникам уже несколько веков.
К сожалению, когда в 1179 г. 35 армянских епископов (из них около 10 – из Великой Армении) собрались на собор в Хромкле, план все же был отвергнут. Решили, что с ним нужно еще поработать. Но через несколько лет скончались все главные сторонники единства, а начавшееся резкое ослабление военной мощи Византии и серия дворцовых переворотов в Константинополе заставили и византийскую сторону отойти от переговоров.
И тем не менее через несколько лет Алексий III Ангел (1195-1203 гг.) был готов для новой попытки. На армянском соборе в Тарсе (1196 г.) председательствующий местный епископ Нерсес заявил, что Армянская и Греческая Церкви исповедуют одну и ту же веру и что разница между ними лишь в словах, но не в сути. Тем не менее и эта попытка сорвалась как из-за юрисдикционных споров между двумя Церквами, так и из-за злополучного IV Крестового похода, надолго прервавшего все попытки объединения.
Срыв всех этих попыток объединения – настоящая трагедия: ведь цель была так близка! Представители Армянской церкви, по существу, признали, что ее традиционное антихалкидонство во многом вызвано политическими, а не богословскими соображениями. Как и можно было предвидеть, провал переговоров об объединении вкупе с шатким политическим положением Киликийского княжества заставил армян обратить взоры на Запад.
Как правило, отношения между Киликийской Арменией и Западом, особенно после основания крестоносных государств, были сердечными и дружескими. У обеих сторон были общие военные враги – византийцы и мусульмане. Армянское аристократическое сословие было признано надменными франками – во всяком случае, армяне считались единственным ближневосточным народом, с представителями которого крестоносцы готовы были вступать в брачные узы. Эти дружеские отношения в конце концов привели к принятию правящей киликийской династией латинских феодальных законов, одежды и даже института рыцарства. А культурные связи вскоре неизбежно привели к переговорам о единстве с Латинской церковью.
