Шаллан опустилась на колени рядом с телом. Глаза отца задрожали и сфокусировались на ней.
— Недостаточно сильный, — прошептала она. — Яд оказался недостаточно сильным.
— О, шторма! — вскрикнул Джушу, опустившись на колени рядом с ней. — Он до сих пор дышит. Он не умер, его только парализовало. — Глаза Джушу расширились. — И он приходит в себя!
— В таком случае нам нужно закончить начатое, — сказала Шаллан. Она посмотрела на братьев.
Джушу и Виким отпрянули, замотав головами. Оглушенный Балат был почти без сознания.
Шаллан снова повернулась к отцу. Он смотрел на нее, теперь его глаза двигались с легкостью. Нога дернулась.
— Прости, — прошептала девушка, расстегивая ожерелье. — Спасибо за все, что сделал для меня.
Она обернула ожерелье вокруг шеи отца.
И начала его затягивать.
Шаллан воспользовалась рукояткой вилки, упавшей со стола, когда отец пытался удержаться на ногах. Завязав петлю на ожерелье, она просунула в него вилку и стала ее крутить, все сильнее затягивая цепочку вокруг горла отца.
— Спят ущелья, тьма окружит, хочет напугать. Ты закрой скорее глазки, нужно засыпать, — прошептала она.
Колыбельная. Шаллан проговаривала слова сквозь слезы — это была песня, которую отец пел ей в детстве, когда она чего-то боялась. Красная кровь испещрила его лицо и покрыла ее руки.
— Подкрадется страх по скалам в колыбель твою. Засыпай, малютка, сладко, баюшки-баю.
Шаллан чувствовала, как он смотрит на нее. Ее кожа покрылась мурашками, в то время как рука все туже затягивала ожерелье.
— В вое шторма теплый ветер защитит тебя, — прошептала она. — Стонет буря, но напрасно. Спи, мое дитя.
Шаллан пришлось наблюдать, как глаза отца вылезают из орбит, как от лица отливает краска. Его тело задрожало, напрягаясь, пытаясь шевельнуться. Глаза смотрели на нее требовательно и обвиняли в предательстве.
Шаллан почти представила, что завывания шторма были всего лишь ночным кошмаром и что скоро она проснется, испугавшись, а отец споет ей колыбельную. Как он делал раньше, когда она была ребенком...
— Свет кристаллов негасимый вспыхнет на ладошке, прочь прогонит все невзгоды, спать уложит крошку.
Отец перестал шевелиться.
— Эту песню я с любовью каждый раз пою. Засыпай, малютка, сладко, баюшки-баю.
ГЛАВА 74. Шествующий сквозь шторм
Однако ты никогда не являлся силой равновесия. Ты несешь хаос, как будто тянешь за собой за ногу труп по снегу. Пожалуйста, прислушайся к моему призыву. Оставь то место и присоединись ко мне в моей клятве невмешательства.
Каладин поймал Шаллан за руку.
Наверху, с грохотом ударяясь о плато, разбивались и разваливались на куски валуны, которые, в свою очередь, падали вокруг него. Ярился ветер. Снизу все ближе поднималась вода. Каладин вцепился в Шаллан, но мокрые пальцы начали выскальзывать из ее руки.
И вдруг, совершенно неожиданно, хватка окрепла. Она потянула с такой силой, которую нельзя было и предположить в ее маленькой фигурке. Каладин оттолкнулся здоровой ногой, когда до нее добралась вода, и заставил себя подтянуться оставшееся расстояние, чтобы присоединиться к девушке в каменной нише.
Полость оказалась всего лишь около трех-четырех футов[50] глубиной, мельче, чем та расщелина, в которой они прятались раньше. К счастью, ниша выходила на запад. Несмотря на то, что ледяной ветер задувал и приносил брызги воды, главный удар шторма пришелся на плато.
Тяжело дыша, Каладин прижался к стенке углубления. Боль в раненой ноге стала совсем нестерпимой. За него цеплялась Шаллан. Она казалась такой теплой в его руках, и он держал ее так же крепко, как и она его. Они оба съежились в скале, задевая головами потолок полости.
Плато содрогалось, его мелко потряхивало, словно напуганного человека. Каладин мало что видел, темнота стала абсолютной, разрезаемой только ударами молний. И звуками. Казалось, что гром ударял независимо от самих молний. Вода ревела как разъяренный зверь, и вспышки высвечивали неистовую, текущую по ущелью реку, которая пенилась и закручивалась водоворотами,.
Бездна... Река практически достигла их ниши. За буквально несколько мгновений уровень воды поднялся более чем на пятьдесят футов[51]. В грязном потоке плыли ветки, изломанные растения, сорванные с опор лозы.
— Сфера? — спросил Каладин в темноте. — У тебя была сфера для освещения.
— Ее нет! — прокричала Шаллан сквозь рев. — Наверное, выронила, когда схватила тебя!
— Я не...
Оглушающий удар грома, сопровождаемый ослепительной вспышкой молнии, заставил Каладина запнуться. Шаллан прижалась еще крепче, сунув пальцы в его ладонь. В глазах после молнии остался послеобраз.
Шторма, Каладин мог поклясться, что послеобразом было лицо, ужасно искаженное, с открытым ртом. Следующий удар молнии серией вспышек высветил поток, подобравшийся к ним почти вплотную. В воде плавали десятки трупов, их проносило течением мимо. Мертвые глаза смотрели в небо, многие глазницы оказались пустыми. Люди и паршенди.
Вода всколыхнулась волной и на несколько дюймов подтопила убежище. Река мертвецов. Вокруг снова потемнело, чернота стала такой непроглядной, как если бы они находились в подземной пещере. Только Каладин, Шаллан и трупы.
— Это была самая невероятная вещь, которую я когда-либо видела, — сказала девушка, прижав свою голову к его.
— Шторма — странная штука.
— Ты говоришь, исходя из собственного опыта?
— Садеас подвесил меня снаружи во время одного из них, — ответил Каладин. — Я должен был умереть.
Та буря пыталась содрать кожу, а затем и мышцы с его скелета. Дождь, походивший на ножи. Молния, как будто прижигающая железом.
И маленькая фигурка, вся белая, стоящая перед ним, вытянув вперед руки, словно хотела отодвинуть бурю. Крошечная и хрупкая, но в то же время сильная, как сами ветра.
«Сил... Что я с тобой сделал?»
— Я хочу услышать эту историю, — сказала Шаллан.
— Расскажу как-нибудь в другой раз.
Их снова омыло водой. На какое-то мгновение они стали легче, всплыв во внезапном всплеске воды. Течение потащило с неожиданной силой, будто хотело вытолкнуть их в реку. Шаллан вскрикнула, а Каладин схватился за камень с другой стороны, сдерживая панику. Река отступила, но он по-прежнему слышал ее стремительный натиск. Они поудобнее устроились в нише.
Сверху засиял свет, слишком постоянный, чтобы быть молнией. Что-то светилось на плато. Что-то двигалось. Не удавалось разглядеть практически ничего, потому что с края плато устремлялся вниз поток воды на расстоянии локтя от их убежища. Каладин мог поклясться, что заметил огромную фигуру, передвигающуюся поверху, — светящийся нечеловеческий силуэт, за которым следовал еще кто-то, чуждый и поблескивающий. Шествующий сквозь шторм. Шаг за шагом, пока сияние не угасло.
— Пожалуйста, — взмолилась Шаллан. — Мне нужно услышать хоть что-то другое. Расскажи мне.
Каладин поежился, но кивнул. Голос. Звук голоса поможет.
— Все началось, когда меня предал Амарам, — заговорил он приглушенным тоном, громким настолько, чтобы прижавшаяся к нему Шаллан услышала. — Он сделал из меня раба, потому что я знал правду. Он убил моих людей, повинуясь своей жажде заполучить Клинок Осколков. Она значила для него больше, чем собственные солдаты, больше, чем честь...
Каладин продолжил описывать ей свои дни, проведенные в рабстве, попытки побега. Людей, которые погибли, потому что доверяли ему. Слова хлынули потоком. Он никогда не рассказывал эту историю. Да и кому было ее поведать? Четвертый мост прожил большую ее часть вместе с ним.
Он рассказал ей о повозке и о Твлакве — при упоминании имени торговца послышался удивленный вздох. Шаллан определенно знала, о ком шла речь. Каладин поделился с ней, каково это — находиться в оцепенении, в... апатии. С мыслями покончить с собой и сомнениями, стоит ли.
А потом заговорил о Четвертом мосте. Он не рассказал о Сил, испытывая в тот момент слишком сильную боль. Но поведал о забегах с мостами, об ужасе, о смерти и о своем решении.
Их омывал дождь, закручивающийся в вихри, и Каладин мог бы поклясться, что слышит снаружи чей-то напев. Мимо их убежища сновали какие-то странные спрены, красные и фиолетовые, напоминающие молнии. Наверное, их видела Сил?
Шаллан слушала. Он ожидал вопросов, но она не задала ни одного. Она не докучала обсуждением деталей, не болтала попусту и явно знала, что значит вести себя тихо.
Удивительно, но он рассказал всю историю целиком. Последний забег с мостом. Спасение Далинара. Хотелось выплеснуть все накопившееся, и Каладин говорил о том, как сошелся в бою с Носителем Осколков паршенди, как оскорбил Адолина, как сам возглавил бригаду мостовиков...
