от него, безоговорочно принималось главой ОУН на веру. Под видом племянника Лебедя в Европу прибыл П. А. Судоплатов, первоначально появившийся в Финляндии, где главный представитель ОУН Полуведько также работал на НКВД. Центр не раскрыл тому действительное лицо посланника, и обеспокоенный агент даже запросил разрешения на ликвидацию излишне, по его мнению, активного “племянника”. Естественно, Центр не санкционировал эту акцию, и Судоплатов беспрепятственно выехал в Стокгольм. Там он сумел войти в доверие к Коновальцу, предложившему сопровождать его в инспекционной поездке в Париж и Вену. Доверие еще более укрепилось, когда на обратном пути финские пограничники задержали Судоплатова и месяц продержали в тюрьме. Разведчик все же сумел вернуться в СССР и в ноябре 1937 года получил лично от Сталина задание устранить главу ОУН. Изготовлением взрывного устройства занялся отдел оперативной техники НКВД. Его будущий начальник А. Э. Тимашков, под руководством которого в дальнейшем была разработана уничтожившая нацистского гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе диверсионная магнитная мина, поместил заряд в коробку с любимыми Коновальцем шоколадными конфетами. Взрывной механизм замедленного действия запускался после того, как коробку клали плашмя, поэтому обращаться с ней следовало крайне осторожно.
Террористический акт произошел 23 мая 1938 года в Роттердаме. Судоплатов справился с задачей и успел уйти до срабатывания заряда. Он ожидал взрыва неподалеку и уже решил, что техника подвела и не сработала, но тут послышался негромкий хлопок. В вечерних новостях сообщили о загадочной гибели полковника Коновальца, приписав ее сведению счетов между различными группировками националистов. Литерное дело “Ставка” по устранению опаснейшего политического противника было успешно закончено.
После гибели Коновальца ОУН возглавлял временный триумвират, а 28 августа 1939 года на II съезде в Италии после долгих споров и дискуссий в качестве преемника убитого и председателя Провода украинских националистов (ПУН) был избран полковник Андрей Мельник. Один из реальных кандидатов на роль руководителя организации Степан Бандера отсутствовал, поскольку в это время находился в польской тюрьме за соучастие в убийстве министра иностранных дел Бронислава Перацкого и вышел оттуда лишь в сентябре 1939 года. Его освободили немецкие войска, после чего он смог включиться в активную политическую борьбу, которую повел в первую очередь с членами своей же организации. В литературе обычно сообщается, что 10–11 февраля 1940 года на конференции в Кракове сторонники Бандеры раскололи Организацию украинских националистов на две фракции, по именам своих руководителей именовавшиеся ОУН-М и ОУН-Б. Фактически же не только члены обеих организаций никогда не использовали эти термины, но и сами события развивались несколько иначе. Бандера совершенно не собирался устраивать раскол, а претендовал на захват власти над всей ОУН целиком, без изъятий. Он и его сторонники просто решили создать новое, альтернативное существовавшему, руководство организации, о чем недвусмысленно заявили в “Акте от 10 февраля 1940 года”:
“6. Сознавая свою обязанность и историческую ответственность за чистоту Националистической идеи, мы — Проводники и Члены Краевых Экзекутив Организации Украинских Националистов на Западных землях Украины и Украинских землях под властью Германии и ведущий актив ОУН — в соответствии с волей руководимых нами националистических кадров отдаем руль Организации Украинских Националистов в руки Степана Бандеры и тех, кого он призовет.
7. Этот выдвинутый нами Революционный Провод Организации Украинских Националистов мы наделяем правом и налагаем на него обязанность руководить Украинской Национальной Революцией”[306].
Следует отметить, что все одиннадцать подписавших этот акт являлись галичанами, то есть представляли собой вполне конкретную, географически очерченную группировку и далеко не сразу получили признание у членов ОУН на расположенных к югу и востоку территориях. Зато в Галиции и иных населенных украинцами западных областях Бандера пользовался почти безоговорочной поддержкой. Следует отметить, что в этом имелся некий психологический феномен, поскольку его роль в организации нельзя было назвать особенно положительной. По сути именно действия Бандеры в 1934 году стали причиной грандиозного провала и разгрома ОУН польской полицией, от которого она так до конца никогда и не оправилась, и приведшего столь многих ее членов в тюрьму или на эшафот. Однако сила его личности была такова, что этот не посещавший родину с того же 1934 года человек, проведший весь период войны, за исключением 1940 и половины 1941 года в тюрьмах и лагерях и не имевший в это время никакой возможности руководить организацией, одновременно стал ее символом и даже дал неофициальное имя националистическому движению. Имелись значительно большие основания именовать членов ОУН-Б и впоследствии УПА “лебедевцами” или “шухевичистами”, но этого не произошло, и всему миру они известны как бандеровцы.
Степан Бандера
Андрий Мельник
В течение некоторого времени члены Революционного провода (РП) ОУН еще сохраняли внешнее приличия по отношению к председателю ПУН Мельнику. Однако после того, как тот 7 апреля 1940 года потребовал разбирательства возникшей ситуации в Главном революционном трибунале ОУН, Бандера и Стецько отбросили деликатность и открыто обвинили Мельника в незаконном занятии поста и неумелом руководстве организацией. 8 апреля Бандера впервые назвал себя проводником ОУН, предъявив свои претензии на руководство всем украинским националистическим движением. Никаких активных действий со стороны Мельника не последовало. Вместо этого в течение приблизительно двух месяцев тянулись переговоры между ПУН и РП ОУН, что, однако, можно объяснить и объективными причинами. Находившиеся в Кракове сторонники Бандеры имели опыт подпольной работы и привыкли рисковать, тогда как разбросанные по всей Европе члены ПУН были скорее теоретиками, оторванными от боевой работы и из-за сложной системы конспирации практически не имели возможности контактировать с кем-либо, кроме проводников краевых экзекутив. На украинских землях они появлялись крайне редко и всегда оперировали только кличками теоретически известных им членов организации. Совершенно иной была позиция их противников: “РП ОУН как своими многолетними непосредственными контактами с членами ОУН, так и позднейшими знакомствами в тюрьме получил поддержку сотен и тысяч членов ОУН. Они знали его не только по имени в “Сурме” или из заголовка в “Розбудове нации”[307], они видели его среди себя в подпольной жизни, в акции, в тюрьме. Для них во многих случаях кличка была только формальностью, поскольку все они были знакомы между собой по революционным действиям. Каждый член РП ОУН насчитывал десятки лично знакомых ему и преданных активистов ОУН, которые ориентировались на него, на его слово и на его должность. Личные связи нередко перевешивали организационные. Когда настала критическая минута… ПУН мог рассчитывать только на знакомые ему лично единицы, преимущественно закордонного актива и на людей, одинаково относящихся как к ПУН, так и к
