— Не видел я никакого клейма! — с отчаянием смертника произнес Питер. Нужно было сказать что-то еще, емкое и хлесткое, относительно того, как гнусно торговать детьми, будто морскими свинками, — да что там, как рабами на рынках древних государств Старой Земли! — но слова застревали у Питера в горле. Он боялся высокого Вернера и ничего не мог с собой поделать. Вероятно, попытайся тот силой забрать мальчишку, Питер и бросился бы Микки на помощь, но Вернер пока не сделал ни единого движения по направлению к мальчику. Похоже, он хотел, чтобы Питер раскаялся и сам отдал Микки…
— Это уже не смешно, господин Мерфи. Своим упорством вы вынуждаете меня отбросить хорошие манеры… — В голосе Вернера зазвучали опасные нотки. Питер понял, что или сейчас он решится на что-то отчаянное, или совершенно точно лишится сына, на этот раз — навсегда.
Но сделать он ничего не успел, потому что Микки вдруг сбросил его руку с плеча и шагнул вперед.
— Прошу вас… — произнес он шепотом и изогнулся в каком-то немыслимо изысканном поклоне.
Питер даже представить не мог, что мальчишка способен выглядеть так… так… Он даже слов подобрать не сумел. Микки тем временем кашлянул, осторожно взглянул на кареглазого, наблюдавшего за этой сценой с непередаваемым выражением на лице, и продолжил сипло — так теперь звучал его голос:
— Прошу вас простить меня, господин. Это полностью моя вина. Я не сумел вернуться к господину после побега. Я заблудился в городе. Я глуп, поэтому не подумал, что могу обратиться к любому полицейскому… — Микки перевел дыхание. — Папа Пит… то есть господин Мерфи подобрал меня на улице и спас от смерти, господин. Прошу вас, пусть ваш гнев обрушится только на меня, этот человек не хотел ничего дурного… Когда я смог рассказать, кто я такой, он хотел обратиться в полицию. Но это я… это я упросил его не делать этого, господин…
Питер смотрел на Микки со все возрастающим изумлением. До сих пор ему не приходилось слышать от мальчика таких долгих и разумных речей. Откуда же ему было знать, что петов в Академии обучают самым различным искусствам, в том числе искусству правильно молить о прощении, буде случится разгневать господина!
— Довольно, — произнес внезапно кареглазый, именно к которому, как с запозданием понял Питер, и была обращена речь Микки.
Поднявшись из-за стола, кареглазый оказался почти одного роста с недовольно молчащим Вернером.
— Ты отнюдь не глуп, — сказал он, взглянув на Микки. Тот держался прямо, но смотрел чуть в сторону: петам не полагается смотреть в глаза господину, это невежливо и даже оскорбительно. — Но врать не умеешь точно так же, как твой новоиспеченный папочка. Рекомендую научиться, и поскорее.
Кареглазый положил руку на плечо Вернеру.
— Идем, — сказал он. — Поздно уже.
— Но… — начал было тот, но, взглянув в лицо товарища, осекся. — Ладно, дело твое… Хотя не ожидал я от тебя такой глупости, Эмиль!
«Эмиль! — мысленно ахнул Питер, сообразив, наконец, кто заявился к нему в гости. Микки, значит, признал своего хозяина даже в этой нелепой одежде… — А второй, значит… Вернер Дирк? Боже, боже…»
— Об этом мы поговорим после. — Обернувшись, Эмиль окинул взглядом троих людей: окаменевшего Питера, сраженного внезапным осознанием того, как близко оказался край пропасти, недоумевающую Лину и прижавшегося к ней Микки. Тот смотрел испуганно, но твердо. Эмиль негромко обратился к нему: — Тебе невероятно повезло, мальчик. Постарайся, чтобы забота этих добрых людей не пропала даром… Майкл.
Вздрогнув, Микки захлопал ресницами, а потом закивал — быстро-быстро, словно боялся, что Эмиль передумает.
— Это за ужин. — Эмиль небрежно бросил на стол несколько крупных купюр. — Сдачи не надо…
…— Эмиль, это глупо, — в который раз повторил Вернер. Он кипел от обиды на то, что все его труды пропали втуне.
— Что именно глупо? — терпеливо спросил Эмиль.
— Так поступать! — Вернер фыркнул.
— А что, мне нужно было его забрать? — прищурился Эмиль. — Ты же слышал его голос — сплошной хрип и сипение! И на кой мне такое чудо сдалось?
— Но он же играет… — начал было Вернер, но Эмиль перебил:
— Играть можно и обезьяну научить. В Академии таких полным-полно. Мне его голос нужен был, а так… испорченный материал…
Вернер немного посопел и успокоился — такие мотивы были ему понятны.
— Он же тебе дорого обошелся, — предпринял он очередную попытку.
— Говорил ведь уже — не дороже денег! — слегка рассердился Эмиль. — Тем более, что неустойку мне все же выплатили. Попробовали бы не выплатить!
— Хоть деньги на ветер не выбросил, и то ладно, — вполне умиротворенно проворчал Вернер. — Но все равно глупо…
— Да перестань ты, Вернер, — миролюбиво произнес Эмиль, разглядывая ночной пейзаж за окном и улыбаясь неведомо чему. — Пускай живет.
— Пускай… — со вздохом согласился Вернер и в который раз подумал, что ему не дано понять не только людей со всеми их странностями и закидонами, но и собственных коллег…
…В маленьком ресторанчике на окраине Апатии было тихо. Питер никак не мог прийти в себя и поверить, что беда обошла-таки их стороной, а главное — Микки останется с ними. А как иначе было расценить поведение двоих Блонди? Могли ведь забрать мальчика силой, и ничего бы им не было, Питер бы и жаловаться не посмел… Но не забрали же, ушли молча! А за ужин, кстати, оставили столько, что хватило бы весь ресторан купить… Об этом Питеру уже сообщила Лина, быстрее мужа оправившаяся от потрясения и взявшаяся снова хлопотать по хозяйству.
— Не нужны мне их подачки! — насупился было Питер, но Лина быстро привела мужа в чувство:
— Тебе, может, и не нужны, а мальчику? Мало ли что, мы с тобой не молодые уже, так что пусть деньги будут…
— Да надолго тут хватит, если с нами что? — вспылил Питер, и супруги начали привычную перепалку, не замечая, что Микки о чем-то сосредоточенно думает. Питер опомнился, только когда Микки осторожно потянул его за рукав. — Ты что? Что случилось?
— Ничего… Папа Пит… мама Лина… а можно… можно купить новый инструмент? — робко попросил Микки. — Синтезатор, они не очень дорогие… Я… я хочу дальше учиться…
— А что, — сказала Лина, подумав немного. — Микки дело говорит. Пускай учится, хоть какое дело в руках будет, тем более, что талант есть. — Она обняла мальчика. — И учителя тебе найдем, будешь заниматься… глядишь, знаменитым станешь!
— Да, конечно… — буркнул Питер из одного только чувства противоречия, хотя такая мысль посетила и его.
Один Микки ничего не сказал, потому что вспоминал последние слова Эмиля Кана, обращенные к нему лично. И еще совершенно невероятную вещь: то, как его бывший хозяин, уходя, обернулся в дверях и заговорщицки ему подмигнул…
Опасные гастроли
…— И тут, представляете, заходит господин Ам — весь в белом!!! — с восторгом рассказывал Ноэль Уэн.
— Элегантный, как рояль? — поинтересовался Себастьян Крей, лениво разглядывая какие-то бумаги у себя на столе.
— Э… почему как рояль? — осторожно поинтересовался Ноэль. Себастьян в ответ лишь неопределенно пожал плечами, и Ноэль не решился расспрашивать дальше. Кое-какие высказывания господина Крея оставались для Ноэля тайной за семью печатями (как, впрочем, и для большинства его коллег).
— Ты продолжай, продолжай, — велел Себастьян. — Он что, и правда был весь в белом?
— Нет, ну не с ног до головы… — смутился Ноэль. — Что-то еще такое зеленое и золотое…
Себастьян удовлетворенно кивнул. Рауль в ослепительно-белом наряде ассоциировался у него исключительно с лабораторией нейрокоррекции, а это, согласитесь, место неприятное.
Ноэль же продолжал рассказывать, что произошло после появления Рауля Ама. Себастьян делал вид, будто изучает какой-то отчет, а на самом деле слушал повествование начальника департамента культуры, которого давно уже успел залучить в свои сети. Не то чтобы от Ноэля была какая-то существенная польза, скорее, сплошная головная боль, но никогда не знаешь, кто и когда может пригодиться…
Как известно, Себастьян терпеть не мог посещать официальные мероприятия вроде приемов, да и жаль ему было тратить время, которого и так никогда не хватало. Поэтому Себастьян предпочитал выслушать нескольких хороших знакомых, и таким образом составлял достаточно полную картину происходившего на таких приемах. Опять же любопытно было сравнивать несколько разных точек зрения… Впрочем, в данном случае ничего интересного Себастьян не ждал, так что выслушивал Ноэля только для проформы.
Ноэль же чувствовал себя обязанным Себастьяну буквально всем. Благодаря счастливой случайности карьера его, до той поры, мягко говоря, не то что не блестящая, а вовсе никакая, начала мало-помалу выправляться. Конечно, по-прежнему далеко не все его проекты находили одобрение у руководства, но по сравнению с прежним положением вещей это был существенный шаг вперед. Ноэлю по-прежнему хотелось получить все и сразу, но он понемногу учился сдерживать порывы…
