надо признать, он первым снял точную карту Индийского океана до самого острова Цейлон. Я сказал «первым», но это не совсем так. Через несколько лет, когда я подарил Великому Царю подробную карту Индии, он показал мне схожую карту, которую нашли в Вавилоне, в архивах храма Бел-Мардука. Очевидно, вавилоняне и индийцы имели постоянные связи между собой задолго до Дария и Сцилакса. В этом старом мире нет ничего нового, кроме нас самих.
Всю широкую дельту Инда покрывают всевозможные ручьи и протоки. Черноземные участки дельты засевают рисом, а участки солоноватых болот годятся лишь для разведения водоплавающей птицы вроде индийских уток — превосходная дичь, если ее достаточно долго готовить. Там и сям на фоне свинцового неба живописно раскинулись ивовые рощи. Ежегодные дожди в тот год задержались на месяц, и индийцы только об этом и говорили. Без дождей полстраны вымрет. Но в тот год им не пришлось долго беспокоиться: как только мы выгрузились в порту Паталена, выше по течению, хлынул невероятный ливень, и потом мы три месяца не могли высохнуть. Первым моим впечатлением от Индии осталась вода. Греческие сказания о сотворении мира имеют свою привлекательность для тех, кто пережил индийские сезоны дождей.
По пути до Паталены Сцилакс показывал мне окрестности.
— Оба берега персидские, — говорил он с видимым удовлетворением.
— Благодаря тебе, — вежливо заметил я.
— Да, — ответил он без тени тщеславия. — У меня это заняло тринадцать месяцев. К счастью, местный народ предпочитает иметь верховного владыку за тысячи миль, а не рядом. Им лучше, когда ими управляет Ахеменид из Суз, чем местный царь.
— Но здесь есть сатрап.
Сцилакс кивнул и нахмурился:
— Первого я подобрал сам. Он был арием из Пенджаба. Потом он умер, и теперь правит его сын.
— Он предан нам?
— Сомневаюсь. Но по крайней мере, он вовремя платит ежегодную дань. Ты нигде не увидишь столько золотого песка, как в этой части мира.
Откуда ни возьмись, вокруг появились дуги лоснящихся дельфиньих спин. Один дельфин даже выпрыгнул из-под самого носа корабля, на мгновение завис в неподвижном воздухе и бросил на нас задорный взгляд.
— Добрая примета, — сказал Сцилакс.
— Это пресноводные дельфины? Я не знал, что такие бывают.
— Да. Но насколько мне известно, они водятся лишь в индийских реках, — добавил он.
Сцилакс был прирожденным исследователем, он ничего не принимал на веру и всегда скептически относился к услышанному. Если чего-то он не видел сам, то и не утверждал, что это существует, — в отличие от некоторых дорийских греков, пишущих так называемую историю.
Мы высадились в Паталене, большом, но ничем не примечательном порту. От дождя и сырости было трудно дышать, низкое небо все затянули тучи.
Здесь я должен заметить, что в Индии существуют три времени года. С ранней весны до начала лета солнце палит безжалостно, и, если бы не большие реки и искусно построенная ирригационная система, земля вскоре превратилась бы в пыль и люди вымерли. Затем с приходом лета начинает дуть муссон, и треть года идет дождь, а реки разливаются. Потом следует совсем коротенькая зима, чередой идут прохладные дни, и небо невообразимо синее, а цветы разрастаются так буйно, что розовые цветники Экбатаны покажутся рядом с ними убогими.
Только я ступил на паталенскую пристань, как сильный порыв ветра ударил нашу триеру о причал, и две лошади упали с нее в реку. Затем небо словно разверзлось, и на раскаленную землю обрушился ливень. Совершенно мокрых нас встретил «царево око».
— Сатрап остался в Таксиле и шлет свои извинения, — сказал он.
Нас проводили в административное здание — старую деревянную развалюху с совершенно негодной крышей. Никогда еще я не страдал одновременно от жары и сырости — странное сочетание, характерное для сезона дождей в этой части света.
На следующий день мы расстались со Сцилаксом. Он отправился вверх по реке в Таксилу, а я начал свое путешествие по суше в царства Кошалу и Магадху. Я жаждал самостоятельности и был рад остаться один. Все мне казалось нипочем. Я был глуп. Я был молод. Демокрит считает, что нужно поменять местами «глуп» и «молод» — дескать, первое вытекает из второго. Но с моей стороны было бы невежливо связывать одно с другим.
К нашему отправлению «царево око» приготовил верблюдов, провизию, проводников. Кроме того, кое-как знал дорогу Карака.
Чувствуя себя сродни Великому Царю, я под проливным дождем пустился в путь, рядом со мной ехал Карака. Вся моя свита насчитывала триста воинов, пять наложниц и ни одного евнуха. Еще в Сузах Карака предупредил меня, что индийцы испытывают такое отвращение к кастрации, что не кастрируют даже животных. Из-за этой их причуды индийские гаремы охраняют старики и старухи. Хотя это кажется не очень удачным выходом из положения, но на самом деле престарелые люди обоих полов обычно не только бдительны, но и неподкупны. Ведь в отличие от честолюбивых молодых евнухов у них нет планов на будущее — за отсутствием такового.
Я ехал верхом, так же как Карака и мои телохранители. Остальные передвигались или на верблюдах, или шли пешком по дороге, от дождя превратившейся в густое желтое месиво. Мы продвигались медленно, держа наготове оружие. Но хотя Индия кишит шайками разбойников, во время дождей они обычно сидят по домам. В такую погоду только невежественный и излишне ревностный посол может попытаться преодолеть тысячу миль по так называемой суше.
Каждый раз при приближении к границе, что случалось не менее раза в день, нас останавливали вооруженные отряды. В этой части Индии не только множество государств, но каждое еще делится на полуавтономные владения, живущие в основном за счет поборов с проходящих караванов. Как посол Великого Царя, я был освобожден от такого рода дани, но я взял за правило всегда что-нибудь платить. В результате нам часто предоставляли почетный эскорт, который сопровождал нас до следующей границы. Предполагалось, что это отпугивает разбойников.
Только сильный монарх может сделать проселки безопасными для путешественников, а в то время во всей Индии был лишь один сильный царь — Бимбисара, при чьем дворе в Магадхе я и был аккредитован. Хотя Пасенади Кошальский правил более обширной, древней и богатой страной, как правитель он был слаб, и Кошала представляла опасность для путешественников.
Мы пробирались через джунгли, вокруг кричали попугаи, а безгривые львы, завидев нас, убегали. Как-то я взглянул вверх и увидел прижавшегося к дереву тигра. Я смотрел в его яркие солнечно-желтые глаза, а он смотрел в мои. Я испугался. Тигр — тоже. И исчез в зеленой влажной темноте,
