— Поскупился, небось, — холодно заметил Франклин. — Что-то я не заметил у них особого родительского рвения.
— Да слышал, слышал. Я и сам навел кое-какие справки с тех пор, как ты тут объявился. — Гриффит извлек из кармана сигару, откусил кончик, сплюнул его в пепельницу. — Как бы то ни было, ты и сам недурно о себе позаботился.
— О да, — зловеще улыбнулся Франклин. — Я уж расстарался.
— Ну что ж… — Гриффит отставил стакан и вытер губы тыльной стороной руки. — Ты приехал за ответами, и ты получил их. Сдается мне, говорить больше не о чем. — Старик шагнул к двери. — Воскресенье — мой единственный выходной. Так что я буду весьма признателен, если…
— Хватит в игры играть, старый мерзавец! — Франклин встал напротив двери, скрестив руки на груди. В крови его пульсировал адреналин, пальцы дрожали от нетерпения: им так хотелось сомкнуться на жилистой стариковской шее! — Говори, почему ты отдал на сторону собственного сына!
— В этом-то и дело, парень. — Голос Гриффита звучал холодно и сурово. — Ты не мой сын. Моя жена мне изменила. Взяла себе полюбовника, никчемного бродяжку, у которого только и было за душой, что смазливая рожа да хорошо подвешенный язык. — Губы старика дернулись. — Ты — его отродье, не мое.
— Моя мать… Твоя жена сама тебе об этом сказала?
— Жди, как же! — зло рассмеялся Гриффит. — Рога-то она мне наставила, а вот сознаться — ни в какую! Анхела твердила, что ты — мой, вплоть до самых родов. Думала, что, если будет стоять на своем до последнего, я ей поверю. — Глаза старика превратились в щелочки. — Но считать-то я умею! За девять месяцев до того она выставила меня из супружеской спальни. На шаг к себе не подпускала! Не то, что своего полюбовничка!
Франклин задумчиво мерил шагами комнату. Слишком многое на него свалилось, слишком многое предстояло обдумать и принять. Мать его умерла при родах, а отец его не этот желчный старик, а какой-то бродяга…
— Кто он был? — Франклин повернулся к Гриффиту. — Мой отец. Как его звали?
— А то я помню! Да это и неважно. Я слыхал, он вскорости погиб, с лошади навернулся, что ли. И месяца не прошло с тех пор, как я его выгнал на все четыре стороны. Еще вопросы есть?
Франклин покачал головой. Он уже получил куда больше ответов, чем надо. Он — никому не нужный плод незаконной связи между неверной женой и приблудным бродягой. Зная все, он теперь даже не особенно осуждал Гриффита Уинстона. Его праведный гнев вполне объясним. Какому мужчине понравится, что его жена обнимает другого? Если бы Джессика предпочла кого-то еще, а не его, если бы мечтала о поцелуях соперника…
— Крэгг, ты что, оглох? Еще вопросы есть или мы закончили?
— Закончили, — угрюмо кивнул Франклин.
— Вот и славно, — подвел итог Гриффит. — А про «Форталесу» лучше забудь. Думаешь, я не вижу: положил глаз на мое ранчо и теперь мне в сыновья набиваешься!
Глаза Франклина застлала алая пелена. Он ухватил старика за грудки и основательно встряхнул.
— Только посмей еще раз намекнуть, что я зарюсь на твою собственность, и я тебя… тебя… — Устыдившись мгновенной вспышки, он разжал пальцы. — Послушай меня, Уинстон, и заруби на носу. Я приехал сюда в силу одной-единственной причины, и причина эта ничего общего не имеет с твоим поганым ранчо. На черта мне сдалась «Форталеса»? Несколько гектаров грязи да жующие коровы и овцы — завидное приобретеньице!
— Эти несколько гектаров грязи да овцы стоят миллионы.
— Ты говоришь, что и сам навел кое-какие справки. Тогда, небось, знаешь, что деньги твои мне — плюнуть и растереть.
— Не в деньгах счастье.
— Это добрый совет? — саркастически усмехнулся Франклин. — Или мудрость, обретенная с годами?
— Это прописная истина, Крэгг. Какой же мужчина откажется от права первородства?
— Право первородства? — изумился Франклин, приподнимая бровь.
— Кое-кто скажет, что я лишил тебя законного наследства. Если бы не застукал твою мамочку с этим бродягой, ты бы носил мое имя. Сдается мне, искушение не из малых: заявиться сюда и объявить себя старшим из сыновей Гриффита Уинстона!
— Ты только что объяснил мне, что я не твой сын, — скупо улыбнулся Франклин. — И чем лучше я узнаю тебя, старый мерзавец, тем больше этому радуюсь.
— И учти: ни на какие дурацкие анализы я не соглашусь.
— Ты с ума сошел? Я разве упоминал что- то в этом духе?
— Я просто предупреждаю ясно и доходчиво: ежели твой адвокат станет толковать про всякие там гены да хреносомы, или как их там называют по-научному, я на вас обоих своих юристов натравлю и в порошок сотру! — Гриффит направил указующий перст прямо в грудь собеседнику. — Понял?
Франклин стремительно перехватил руку хозяина и завернул ее за спину. Стариковские мускулы напряглись, точно стальные канаты, но противник оказался сильнее. Гриффит застонал от боли.
— Ах, ты, подонок, — процедил Франклин сквозь зубы. — Ты ведь не знаешь наверняка, твой я сын или нет!
— Чушь собачья!
— Ты выбросил ребенка на улицу, точно мусор какой-нибудь, и все это время подозревал, что, возможно, это твой сын!
— Исключено. Говорю тебе: Анхела запиралась от меня на замок! Почти весь год так продолжалось… если не считать…
— Чего не считать?
— Если не считать того единственного раза, когда я взломал дверь и силой взял то, что мое по праву. Ты не мой сын, Крэгг! Мне это известно доподлинно, и, чего бы там ни утверждала моя жена, так оно и есть. — Старик рывком высвободил руку, шагнул к двери и распахнул ее настежь. — Ты хотел узнать правду — так вот тебе правда. Не моя вина, ежели она тебе не по вкусу.
Франклин издевательски сощурился.
— Фу ты, ну ты, — тихо проговорил он. — Чертовски неплохое начало для некролога: «Гриффит Уинстон, патриарх клана Уинстонов, в поте лица своего создал собственное королевство и отрекся от своего первенца!». Звучит просто-таки по-библейски, нет?
— Убирайся!
— А она знала? Знала ли моя мать, что ты от меня избавился?
— Говорю же: она умерла. — Старик ожег собеседника ненавидящим взглядом. — Впрочем, она отлично понимала, что я не дурак и чужого ублюдка кормить не стану. Я так вот прямо и сказал ей, как только заметил, что она раздалась в талии.
Франклин кивнул. Он думал о том, как женщина, лицом схожая с ним, носила его под сердцем. Как ей, наверное, больно было слышать, что муж не желает признавать свое дитя! Как отчетливо он представлял себе мать! У нее испанское имя. Вот откуда его иссиня-черные волосы и высокие скулы! Анхела словно обрела для него плоть и кровь. Исстрадавшаяся женщина, связанная узами брака с человеком, которого, должно быть, ненавидела… мучительно гадавшая, что станется с ее ребенком, когда он родится.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
