Франклин кивнул. Он думал о том, как женщина, лицом схожая с ним, носила его под сердцем. Как ей, наверное, больно было слышать, что муж не желает признавать свое дитя! Как отчетливо он представлял себе мать! У нее испанское имя. Вот откуда его иссиня-черные волосы и высокие скулы! Анхела словно обрела для него плоть и кровь. Исстрадавшаяся женщина, связанная узами брака с человеком, которого, должно быть, ненавидела… мучительно гадавшая, что станется с ее ребенком, когда он родится.
Франклин видел все это словно наяву, и сердце его разрывалось от боли. Дыхание его участилось, мускулы напряглись. Ему захотелось избить Гриффита Уинстона до полусмерти, швырнуть на пол, смотреть, как он пытается подняться на ноги, и ударить еще раз, и еще, и еще… пока мерзавец не останется лежать неподвижно.
Мальчишка с претенциозным именем Джордж Вашингтон некогда был вполне способен на такое. Но Франклин Крэгг не ребенок, а взрослый. И для него существуют морально-этические нормы. Невзирая на трудное детство, он вырос человеком, которым мать имела бы право гордиться. Он сжал кулаки — но не тронулся с места.
— Ты что, оглох? Убирайся отсюда!
Титаническим усилием воли Франклин взял себя в руки.
— Я знаю, чего ты хочешь. — Не спуская глаз с собеседника, Крэгг шагнул к двери. — Ты хочешь, чтобы жизнь в твоем маленьком королевстве текла по-прежнему, как исстари повелось. Щелкнешь кнутом — и все подданные падают ниц. — Зеленые глаза недобро вспыхнули. — Да только деньки твои подходят к концу, — проговорил Франклин почти ласково. — Ты сам упомянул про анализы. Гены, хромосомы и все такое прочее… Так вот: ты их пройдешь. Все до единого. — Он протянул руку и поправил старику воротник. — А потом, когда будет стопроцентно доказано, что ты — мой отец…
— Не бывать тому!
— Еще как бывать! — И Франклин вовсе не блефовал. В глубине души он чувствовал, что его мать не стала бы нарушать супружеские обеты, даже если супруг ее — такой мерзавец, как Гриффит Уинстон. — А после первое, что я сделаю, — это потребую наследство! Право первородства, так ты сказал, да? Я — твой старший сын и докажу это, пока ты еще жив. Каждый день отпущенной тебе жизни, вплоть до самого последнего вздоха, я не устану повторять: «Как только заполучу „Форталесу“, я поделю ее на участочки, продам их — и от „цитадели“ твоей даже воспоминания не останется!»
— Я не сдамся без боя, — мрачно пообещал Уинстон.
— Воюй на здоровье, — милостиво разрешил Франклин. — Тем слаще мне будет победа.
— Ублюдок! — выкрикнул старик.
Расхохотавшись, Франклин шагнул за порог библиотеки. Вслед ему летели проклятия.
День сменился сумерками, сумерки — ночью.
Франклин стоял на террасе своего дома, озирая гряду холмов. Было темно: луна еще не взошла, облака застилали звезды.
Одной рукой он держался за деревянные перила, другой — сжимал бутылку. Весь день он пил — все, что подвернется, от скотча до ржаного виски, но по-прежнему был абсолютно трезв. Даже горький привкус во рту упорно не проходил. Наверное, тут уже ничего не поможет.
Франклин вздохнул, прижал холодную бутылку к пылающему лбу и в сердцах обозвал себя болваном.
Ну что, скажите на милость, он позабыл в Аризоне? У него есть дом, есть устроенная жизнь, что текла беззаботно да гладко, пока назойливая любовница и дурацкая вечеринка не перевернули ее вверх тормашками.
Нет, неправда. Далия ни в чем не виновата, да и много ли вреда от вечеринки? Он, Франклин, сам себе враг. Бросил все и помчался черт те куда в поисках корней. Права первородства, если угодно.
Франклин вздохнул, поднес бутылку к губам, жадно отхлебнул.
На черта ему, всесильному мистеру Крэггу, сдалось право первородства? Он живет в мире, созданном своими руками. В его империи каждый филиал корпорации, каждое дочернее предприятие будут поценнее дурацкой «Форталесы». Но дело не в ранчо. Дело в матери, которую Франклин так и не узнал. Что она чувствовала всякий раз, когда Гриффит напоминал ей о том, что дитя ее признавать не намерен!
А как же он сам? Рос в чужой семье, не зная ни ласки, ни доброго слова. Рос без имени. Кулаками завоевывал уважение приютских ребят — таких же, как он сам…
Франклин отставил пустую бутылку, вцепился в перила обеими руками и зажмурился. Самое разумное — это уехать. Прошлого не изменишь, мать не воскресишь. Остается собрать вещички, сесть за руль и покатить в Чарлстон, назад к привычной, рутинной жизни. Вернуться к своей ненаглядной корпорации, своему особняку… И к Далии.
Далия — красавица. Далия принадлежит к тому же миру, что и он. И превосходно вписывается в его жизнь: никаких тебе треволнений и неприятностей!
Она — не Джессика.
Далия благоухает дорогими духами, а не полевыми травами. Франклин невольно улыбнулся. И не конюшней тоже… И волосы Далии всегда безупречно уложены, словно она только что вышла из модного салона. А у Джессики такой вид, будто она принялась расчесывать свою буйную шелковистую гриву да тут же и бросила.
Далия — сама элегантность. А Джессика… она волнует и будоражит каждым жестом, каждым словом, каждым взглядом. Ее аромат. Ее розовые, чуть припухшие губы. Ее тело… по-мальчишески гибкая фигурка в неизменных джинсах и футболке, но до чего женственная и соблазнительная!
Вчера, держа ее в объятиях, Франклин сам в этом убедился.
Он уже изведал вкус ее губ. А какова она вся? Наверное, точно мед. Или взбитые сливки. Припав к ее грудям, он утолит иссушающую жажду, что терзает его со времен незабываемой первой встречи.
Да что он такое делает? Намеренно себя заводит, размышляя о Джессике Меррилл! Впрочем, к чему лгать? Он уже заведен на полную катушку, изнывает от тоски по девушке, которую почти не знает…
И которая ему не достанется. Она — из клана Уинстонов, пусть и не по крови. Она — падчерица Гриффита. А он, Франклин, намерен погубить старика. И не следует крутить амуры с воспитанницей человека, которому собираешься нож всадить под ребра. Пусть даже и в фигуральном смысле.
— Франклин…
Галлюцинация, сказал он себе. Алкоголь подействовал, не иначе. Но все же обернулся — и увидел ее наяву. Джессика стояла в дверном проеме, мягкий свет гостиной одевал ее мерцающим ореолом, и в слиянии света и тьмы черты лица обозначились отчетливее, точно на дагерротипе.
— Франклин, — повторила она, но Крэгг не ответил. Просто замер на месте, наслаждаясь волшебным зрелищем.
На девушке были босоножки на высоких каблуках и открытое платье вроде вчерашнего. Распущенные волосы падали на плечи. Она казалась хрупкой и женственной и невероятно, неправдоподобно красивой. И даже сознавая, что не прав, Франклин готов был возненавидеть Джессику за то, что пришла. За то, что напомнила, как сильно его к ней влечет. И как безнадежно это желание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
