Редкая женщина не переживает такой драмы — рано или поздно. Любовь уходит, унося наши иллюзии, убивая наивную веру в вечность и неизменность чувств. И вся личность наша определяется тем, как мы переживаем этот кризис. Слабые души гибнут среди крушения, отказываясь принять грозную жизнь и ее откровения, не имеющие ничего общего с нашей моралью. Сильные принимают вызов и бесстрашно идут вперед, создавая себе новые цели, новые привязанности, упорно ища радости, кляня свои заблуждения и благословляя жизнь.
Надежда Васильевна всю страстную жажду привязанности и самопожертвования перенесла теперь на Васеньку, Настю и на свою маленькую дочку.
Она ожила, когда осенью начались репетиции. Снова зазвенел ее голос. Снова засверкали глаза. Она возмужала, похорошела. И все заметили, что после пережитой драмы талант ее словно вырос, стал глубже, разностороннее, ярче.
«Теперь я сильна, — говорила она себе, получив от киевского театра самые лестные предложения на будущий сезон. — Никого из них не стоит любить… Ни из-за кого не стоит лить слез… Ценить себя надо. Есть у меня мое сокровище — Верочка. Есть радость — сцена… И Бог с ней, с любовью!.. Не поддамся…»
И она ревниво оберегает свое сокровище. Каждый вечер, не доверяя кормилице, она берет ее и дочку в театр, и Верочка мирно спит в корзине, в ее уборной. «Какая прелестная девочка!» — ядовито замечают актрисы. А мать гордо улыбается…
Она словно на голову выросла. Изменилось выражение лица. Что-то значительное проявилось во взгляде. Какая-то сила в манерах, когда-то робких… Умерла застенчивая девушка. Ее сменила женщина, знающая себе цену.
И отношения к людям и товарищам резко изменились. В дружбу и лесть женщин она не верит. К любви мужчин относится с иронией. Верить можно только в себя… Тем более ценит она дружбу режиссера. Струйской уже нет, но интрига сильна по-прежнему. Успеху Нероновой завидуют. Ее ненавидят не только женщины, но и мужчины. Они не менее тщеславны и мелочны. Но на интригу Неронова отвечает теперь нескрываемым вызовом и враждой. Ее оплот в борьбе с труппой — любовь публики… И она вознаграждает артистку за все.
Скоро за кулисами Надежда Васильевна узнает, что Муратова считают ее любовником. Клевета ползет из театра в город.
В первую минуту она так ошеломлена людской низостью, что плачет до истерики. Потом наступает реакция. В сущности, о чем тут плакать?.. Разве это не могло случиться?.. Конечно, он уже немолод, и она не любит его. Но одиночество так тягостно. А его преданность так трогательна… Она уверена, что Муратов женился бы на ней, если б умерла его жена. Но развода она не потребует. Зачем? Разве она сама не свободна?..
Когда Муратов, испуганный дошедшими до него слухами, перестает ездить к Надежде Васильевне, она сама шлет за ним Полю.
— Вы что же забыли меня, друг мой?
Муратов красен, сконфужен. Робко целует руку.
— Сплетен испугались?.. Полно, голубчик! Я не барышня. Я актриса… Сами знаете, какие у нас нравы. А раз мы с вами перед Богом чисты, что нам до людей?
В первый раз она видит его в таком волнении. Он трогательно говорит ей о своей любви. Ведь он полюбил ее с первого взгляда, когда она играла Офелию. Но он не мог говорить… Их многое разделяло… Конечно, она вправе иронически улыбаться…
— Я и не думаю улыбаться, — мягко перебивает она.
Конечно, до нее дошли слухи об его прошлом. Да, он жил широко. Да, он много увлекался… Но любит он только в первый раз. Он и сам не верил, что способен на такое чувство.
Он припадает к ее рукам. Она гладит его по жестким седеющим волосам. Ей грустно. Ей хочется плакать. Он толст, у него одышка. Он так смешно сопит… Нет иллюзии…
Она тихонько отстраняет его трясущиеся руки.
— Вы позволяете мне говорить вам… говорить о моей любви? Вы не гоните меня?
— Нет, — грустно отвечает она, глядя куда-то поверх его головы и видя там лицо Хованского. — Я рада вашей любви. С нею мне тепло… Постойте, голубчик, не целуйте меня!.. Когда-нибудь потом… Слишком трудно забыть…
— Ах, я понимаю!.. Если б я был молод!
Он тихонько обнимает ее. Ее голова лежит на его плече.
— Если б вы были молоды, я бы вам не поверила. Я, наверно, прогнала бы вас… Знаете пословицу? Кто на молоке обжегся, тот на воду дует… А я больно обожглась… Но душа ваша, доброта ваша… Вот что ценю…
Она тихонько целует его руку с крупным бриллиантом на мизинце.
— Ай… ай… Что вы делаете?.. Царица моя… Что вы делаете?
Захватив руками голову, он плачет. И вздрагивает все его крупное тело. Она дает ему капель, воды… Обнимает его голову и целует влажный лоб… Печальная сцена любви…
— Я от вас одного, да еще от режиссера нашего уважение к себе, беззащитной и одинокой, встретила. Как мне вас не ценить, друг вы мой единственный?
— Боже… Боже… если б я был на десять лет моложе!..
Но она устало; печально возражает.
— Поклонников у меня много. И молодых, и красивых. На что они мне? Поймите вы меня… Не мужчина мне нужен… а душа родная. Осиротела я после дедушки… Зачем лгать?.. Я никогда не полюблю вас, как любила… — Она смолкает.
— Да разве я безумец? Разве я смею надеяться?
— Но я привязалась к вам всем, сердцем… И мне страшно подумать, что я и вас могу потерять… А за вашу любовь к моей Верочке — я вам так благодарна!.. А теперь идите домой, друг мой… И не сердитесь на меня… Не вольна я над своим сердцем… Не умею забывать…
Но кровь ее слишком горяча. Слишком много у нее неизжитых порывов и жажды счастья. А Муратов влюблен, как юноша. И все делается незаметно, само собой…
Если б в ту пору жизни кто-нибудь спросил Надежду Васильевну, счастлива ли она, она без колебания ответила бы «да!..» Сцена поглотила всю ее душу. А дома ждало блаженство в лице подраставшей Верочки. Ждала радость в страстной, но застенчивой любви Муратова, в его заботе и ласке.
Вместе они не живут. Не в характере Надежды Васильевны выставлять напоказ свою интимную жизнь. Да и детей своих она оберегает от сплетен. Она сняла другую квартиру в центре города. У нее большая комната, где она учит роли, не стесняясь, что ее услышат дети и Поля, которая хватается за бока, что бы ни читала ее барыня — водевиль или монолог из Шекспира. Вещи свои она постепенно выкупила, и опять кругом достаток и хозяйственность. Одевается она с художественным врожденным вкусом. Никогда, даже в детстве, она не была вульгарной и так сильно выделялась в мастерской своей сдержанностью и грацией, что и тогда ее прозвали «барышней». Теперь она — барыня с головы до ног. Природное изящество, пленившее Хованского, и привычка, играя принцесс, следить за собой, выработали у нее совсем светские манеры.
Все считают ее содержанкой Муратова. Но никогда ни копейки не берет она у него… Раз отказала в очень резкой форме… «Отношений портить не хочу…» И он сконфуженно смолк. И только в бенефис, как всякая актриса, она соглашается в числе других принять и его ценные подношения.
На Пасхе Муратов привозит Надежде Васильевне чудесный букет роз из своей оранжереи.
Он во фраке. Очень представителен. Но и очень взволнован.
— Что с вами?
— Я прошу вашей руки…
— Что такое?
Она испугана. Нервически кривится угол ее рта. Ослабевшие ноги не держат ее. Она садится.
— Дорогая моя, я свободен… Не о себе хлопотал, о вас… с первого дня, когда вы позволили мне любить вас…
— Она умерла?
— Нет… Нет… не волнуйтесь!.. Она согласилась на развод. Вот ее письмо… Читайте!.. Она — прекрасная женщина. Но ведь мы уже давно чужие… И она примирилась с этим… Она больна неизлечимо… Милый друг, я так счастлив, я так счастлив… Я страдал от всех этих сплетен, от косых взглядов… Я знаю, что вы горды, что вы отвечали презрением на все намеки и не стыдились нашей любви… Но… вы женщина религиозная… Вы всегда мечтали о замужестве… Верочке нужен отец. Нужно имя… А я обожаю вас!.. Я обещаю вам самое безответное, самое преданное рабство…
Она плачет от радости и благодарности. За что послал ей Бог такое счастье?
— И я, друг мой, обещаю вам самую верную, самую глубокую любовь… Не страсть… Вы сами понимаете, что…
— О, молчите!.. Я все понял… Я ни на что больше не смел надеяться… Я благословляю мою судьбу…
— Но я никогда не обману вас, мой голубчик… Не заставлю вас страдать… Никому не дам повода смеяться над вами…
За кулисами опять смятение.
— Вы выходите замуж за Муратова? — спрашивает Раевская. И в голосе ее звучит страх и невольное уважение.
— Откуда вы знаете?
Вся труппа окружает их. Антрепренер подбегает и льстиво целует руку Надежды Васильевны.
— Весь город, ангел мой, говорит…
— Ну, коли город заговорил, значит — правда…
Труппа расходится смущенная.
Все спустили тон. Все заискивают. «Низкие люди! — думает Надежда Васильевна. — Как много значат для них деньги!..»
