Сейчас у каждого из ученых в кармане лежала пухлая пачка денег.
Олег решил не продолжать этот разговор и подвинулся к окну, прислонившись к нему головой. Но автобус трясло, голова вздрагивала. Тогда он положил руки на переднее сиденье и уткнулся в них лбом. Ему было не по себе.
Уже прошло полгода, а может, чуть больше с того момента, как Олег стал задумываться над тем, что он делает и зачем делает Да, он был вынужден заняться этим делом. Но, во-первых, оно представляло для него чисто научный интерес Проблема с научной точки зрения была очень сложной, и Олег, пробившись над ней месяцев шесть, блестяще разрешил ее, найдя выход. Гениальное по своей простоте решение, о котором знали только три человека. И сейчас все эти трое ехали в одном микроавтобусе.
Олег почему-то подумал, что вот если бы сейчас их микроавтобус налетел на какой-нибудь бензовоз или врезался в грузовик, вспыхнул, загорелся, взорвался, то тогда, может быть, тысячи наркоманов остались бы без наркотиков. И, возможно, еще тысячи или десятки тысяч людей были бы счастливы, не стали бы наркоманами.
Но он прекрасно помнил слова своего шефа, Станислава Семеновича Бархаткова, который, когда Олег впервые заговорил с ним о том, что они занимаются грязным делом, сказал:
– Слушай, Олег, ты годишься мне в сыновья. И я хочу тебе сказать так, как я сказал бы своему сыну. Если не ты, если не я или Кормухин, то все равно кто-нибудь сделает это И скорее всего, уже делает. А тут самое главное, что мы первые Представляешь, если бы не мы сделали нейтронную бомбу, я уверен, ее сделал бы кто-нибудь другой. Важно было изготовить ее первыми.
– Это все разговоры.
– Нет, это не разговоры, – возразил Бархатков, – это жизнь. И от нее никуда не денешься. Сейчас, по крайней мере, ни ты, ни твоя жена, ни дети не думают о будущем. Оно ясно, обеспечено, и ты можешь заниматься своими проблемами, можешь работать на самых мощных компьютерах, которые тебе предоставили, можешь заниматься опытами, можешь продолжать синтезировать. В принципе, это наука.
– Да, это, конечно же, наука. Но мои находки и ваши находки, Станислав Семенович, идут не во благо.
– А ты думаешь, Эйнштейн все делал во благо? Он просто об этом не думал.
– Вот в том-то и разница, – заметил Олег, – что он не думал. Он просто делал одно открытие за другим, а мы с вами заранее знаем, куда и для чего пойдут наши открытия. Я уже вижу горящие глаза наркоманов, вижу, как они тянутся к ампулам, к порошку, как дрожат их руки, а из уголков рта у них течет слюна. Вижу, понимаете?
– Ой, понимаю, Олег. Лучше об этом не думай. Занимайся делом. Отправишь детей учиться за границу, и все у тебя будет хорошо.
Имелось еще одно обстоятельство, которое заставило Олега Пескаренко заниматься тайным производством наркотиков. Но вспоминать об этом обстоятельстве ему не хотелось, оно вызывало саднящую боль, как незажившая рана.
Дочь Пескаренко, Саша, которой сейчас было уже семь лет, в два года заболела. Никто ничем не мог помочь ребенку. Только в хорошей зарубежной клинике могли сделать сложнейшую операцию по пересадке костного мозга. Операция стоила больших денег, огромных. Олег тогда даже боялся назвать эту цифру. И вот если бы не Савельев и не Станислав Семенович Бархатков, скорее всего, его девочка была бы уже мертва. А так они дали деньги, все устроили, и его жена Инна вместе с дочкой на три месяца отправилась в Южную Африку.
Именно там, в столице ЮАР, сделали эту сложнейшую операцию. И сейчас его дочь была здорова. Операция стоила сто тысяч долларов. О таких деньгах Олег Пескаренко даже и думать не мог.
Он вспоминал глаза своего ребенка – погасшие, обреченные, и робкую улыбку. Девочка тянула к нему ручки и шептала:
– Папа, папочка, я умру, да? Мне очень больно.
У Олега сжималось сердце, заходилось в какой-то судорожной боли, словно рука в жесткой перчатке с острыми шипами стискивала его.
– Нет, ты будешь жить. Обязательно будешь жить, – говорил Олег на ухо Саше.
Жена стояла у стены и плакала. По ее красивому лицу бежали слезы. Эта картина повторялась каждый день по несколько раз.
И тогда Олег Пескаренко дал согласие.
– Я буду с вами работать. Но только в том случае, если вы поможете мне вылечить мою дочь.
Когда Владимир Владиславович Савельев узнал, сколько будет стоить операция, он в душе возликовал и мгновенно сообразил: теперь этот гений, как называл Пескаренко Бархатков, будет работать на них и никуда не денется. Буквально на следующий день Владимир Владиславович нашел Олега и сказал:
– Готовьте ребенка. Через неделю она должна быть в Африке, в клинике доктора Манцеля. Ее уже ждут.
– Как ждут?! – не поверил услышанному Олег.
И тогда Савельев вытащил из кармана паспорта, билеты и положил все это на стол перед Олегом и его дрожащей от страха и радости женой.
– Вот, я все устроил. Деньги переведены на счет клиники. Так что, в добрый путь.
И через неделю Пескаренко уже отправлял жену, дочь и сына в Южную Африку на сложнейшую операцию.
А через две недели жена позвонила и сообщила:
– Операция прошла успешно. Наша девочка будет жить. Так что, не волнуйся. Спасибо тебе, Олег.
А он в это время со всей энергией, присущей талантливому человеку, сполна одаренному Богом, уже корпел за рабочим столом, решая сложнейшие проблемы.
И еще не успела вернуться его жена с детьми из Южной Африки, как тайная лаборатория получила первые граммы на редкость дешевого и удивительно мощного наркотика.
* * *
Станислав Семенович Бархатков тронул за плечо Олега. Тот вздрогнул.
– А?! Что?!
– Ты спишь?
– Нет, просто задумался.
– Послушай, что вы с Инной собираетесь делать завтра?
Олег пожал плечами.
– Может, я пойду погуляю с детьми. А что?
– Вы не будете против, если я к вам зайду?
– Зачем? – насторожился Олег.
– Я давно не видел Инну, давно не видел твоих детей, Все-таки Сергей мой крестник.
– Ну да, я все понял. Конечно же, заходите.
– Ну вот и хорошо. Договорились. И главное, не хандри, Олег, все будет хорошо. Поработаем еще год, а потом бросим это дело.
– Вы думаете, так возможно? Думаете, они отпустят нас?
– А куда они денутся? Через год этим сможет заниматься любой, и наша помощь будет уже не нужна.
– А если они захотят придумать еще какую-нибудь дрянь?
– Это не дрянь.
– С научной точки зрения – это любопытно. А вот по сути своей я – сволочь, – сказал Олег.
– Да хватит тебе! Разнылся, как беременная женщина. И это не так, и то не так… Все будет хорошо.
Кормухин опять подвинулся к Бархаткову с Пескаренко.
– Что вы все ведете какие-то тайные разговоры?
– Да собираемся женить тебя, Павел Иннокентьевич. – беззаботно сказал Пескаренко.
– Меня?! – возмутился Кормухин, и его глубоко посаженные глаза блеснули.
– Да-да, тебя, Павел, – засмеялся Олег. – Мы нашли тебе женщину.
– Замечательная женщина! – подхватил шутку своего молодого коллеги Станислав Семенович Бархатков.
– И кто же она? – вполне серьезно осведомился Кормухин.
– Она прекрасна, Павел.
– Что, манекенщица?
– Еще лучше, – сказал Бархатков.
– Откуда она?
– А почему ты так озабочен? – не переставая смеяться, спросил Олег Пескаренко. – Что, у тебя не хватает денег на женщин? Или может, ты всю свою зарплату отдаешь на благотворительность?
– Отдаю туда, куда надо.
– Небось, твоя бывшая жена проклинает себя, локти кусает, что ушла.
– Да черт с ней! – махнул рукой Кормухин. – Я ее удерживал, говорил, все будет хорошо… А она не слушала. Забрала детей и ушла. Правда, это было так давно, что мне об этом и вспоминать не хочется. Так кого вы мне нашли?
– Знаешь, у нас там работает в охране – высокая такая блондинка, крашеная, груди, как репы? – спросил Станислав Семенович Бархатков, давясь хохотом.
Олег тоже прыснул. Он прекрасно знал, что больше всех на объекте Павел Кормухин ненавидит именно эту даму, которую звали Лариса Два Мужика, – огромную и сильную. Когда однажды в лаборатории надо было переставить стол, загроможденный тяжелой аппаратурой, и Кормухин с Олегом пытались это сделать, Лариса Два Мужика посмотрела на них свысока, как на детей, возящихся в песочнице, и сказала:
– Эх, ученые, спортом надо было заниматься в детстве!
И, навалившись на стол, сдвинула его с места одна, без чьей-либо помощи. А затем презрительно взглянула на Кормухина:
– Вам, мужчина, надо побольше кушать мяса и заниматься сексом, чтобы мышцы не атрофировались.
Кормухин побледнел. А Олег хохотал тогда до слез.
Пришел Станислав Семенович Бархатков и, увидев перекошенное от возмущения лицо Кормухина, спросил у Олега:
– Что у вас здесь происходит?
Олег рассказал. Станислав Семенович Бархатков от хохота повалился в вертящееся кресло и, как ребенок, затопал ногами и захлопал в ладоши.
