первостепенной задачей, он бы ни за что не вошел внутрь дома волшебницы, так и наблюдая за ним издалека, как загипнотизированный.
Только Эйлерт подошел к проему без двери, как внезапно серебристый полог, резко взметнувшись, ударил его по лицу, а за ним оказалась девушка примерно его возраста, вся увешанная какими-то браслетами, перьями, звенящими монетками с разных стран и прочими якобы магическими атрибутами. Ее наряд был сшит из всевозможных тканей и представлял из себя скорее лоскутное одеяло кричащих цветов, но, бесспорно, она была красива. Ее темные глаза пробежались по Лерту, совершенно запутавшемуся в пологе, и остановились на Грэме.
— Эээээ?! Исаак, что ты опять за небылицы рассказываешь? Капитан! — и она в миг оказалась рядом с Грэмом, схватила его за руку и буквально силком потащила в свое жилище. — А я ждала вас! Уже довольно долго! — девушка совершенно не обращала внимания на недовольные крики Грэма вперемешку с благим матом, которым он покрывал ее.
— Простите, мэм, — вежливо начал Эйлерт, и старпом вместе с незнакомкой резко остановились. Точнее, Грэм просто уперся ногами, а свободной рукой вцепился в дверной косяк, тогда как женщина все ещё по инерции тянула его за собой. — Мэм, я капитан «Пандоры». И мне будет очень приятно с вами познакомится, если вы тоже озвучите свое имя. Грэм Джоуи мой старпом.
— Правда? — воскликнула ведьма, но руку все ещё не отпускала, вцепившись так крепко, что на бледной коже Грэма выступили лиловые пятна. — Странно, что я вас перепутала. Хотя, нет, не странно, ваш старпом выглядит намного более привле… презентабельно!
Эйлерту только и оставалось, что промолчать. Он посчитал приглашением всю эту странную ситуацию, поэтому просто зашел вслед за Грэмом. По его пятам шел мальчик, Исаак. Капитан ждал чего угодно, чучел птиц или белых медведей, статуй с тропических островов, копий туземцев, различных идолов, золотых тарелок, магических побрякушек… Но ничего этого не было. Или, если было, то в минимальных количествах.
Дом как дом. Ещё больше пологов, скрывающих, скорее всего, помещение хозяйственное и жилое. Чучело было — отчего-то белого павлина. Перья павлина цветного были развешаны по стенам, парочка украшала юбку волшебницы. И тотемы были, каменные, стоящие по углам. Был даже ловец снов и прочие нитки с бусинками под потолком. Но ничего слишком эксцентричного, если, конечно, не брать в расчет саму хозяйку.
— Кажется, ваш… слуга сказал, что вы ждали нас, — неуверенно начал Эйлерт, осматриваясь по сторонам, но в итоге останавливая свой взгляд на женщине, которая наконец-таки отцепилась от Грэма, хотя своего пристального взгляда от него не отводила. — Откуда вы знали, что мы будем здесь, если этого не знали даже мы?
— Исаак не мой слуга, он мой ученик, — отмахнулась ведьма, начиная что-то то ли раскладывать, то ли убирать со стола. — А что касается вашего прибытия сюда, капитан Лир, то… карты и руны лгать не умеют. Точнее, они-то всегда правдивы, в отличие от людей. Только нужно уметь с ними обращаться.
— С людьми? — подал голос Грэм, находясь поблизости от двери.
— С картами и рунами! И с мозгами! Голова на что дана, шляпу носить? Могу подарить.
— Мэм…
— Ханна. Просто Ханна.
— Ханна, — Лерт скорее вздохнул, чем сказал. — Наш корабль тоже врать не умеет — вы видели, в каком он состоянии. Исаак сказал, что у него есть имена лучших корабелов, а у вас — их адреса. Так же он сказал, что все решают деньги. Сколько вы хотите за эту информацию?
— Ох, за эту информацию отсыпьте Исааку пару грошей. Только он говорить ничего не будет, пока я вам не погадаю. Господин Джоуи, хотите, нагадаю вам жену? Всего десять монет. Золотых, конечно же.
— Спасибо, не стоит. Я себе жену могу за всего лишь одну монету снять в заведении напротив.
Эйлерту отчего-то казалось, что Ханна и Грэм знали друг друга уже много лет. Они ругались с таким восторгом и упоением, что ему было неловко их прерывать. Он чувствовал себя слегка лишним в своих бесплодных попытках вставить хоть слово, так что бросил это дело и просто слонялся по отведенной для работы комнате Ханны. В конце концов, пока Грэм переводил дух, а ведьма подбирала слова для очередной колкости, Лерт успел заявить, что если дело в гадании, то он не против быть жертвой. И протянул ей руку ладонью вверх.
— Я тебе кто, цыганка, что ли? Зачем мне твоя рука? Иди садись. А ты выметайся! — прикрикнула она на Грэма. — Но, знаешь… Если что, будет минутка, заходи. Я всегда рада гостям, старпом.
В это же время Ханна, которая словно была всюду и везде, успела его усадить за свой круглый стол, затем, взметнув павлиньими перьями и красно-черно-оранжевой тканью на юбке, вихрем унеслась за очередной полог, чтобы так же стремительно вернуться с небольшим кожаным мешочком.
Эйлерт раньше никогда не сталкивался с гаданиями. В баре в его городке это было скорее шутливой игрой, чем настоящим таинством, предсказания почти никогда не сбывались. Ханна была сосредоточена и серьезна. Больше никаких шуток и нарочитой громкости.
— Подумай о прошлом, — попросила его ведьма, и Лерт, закрыв глаза, вспомнил мать и отца, детство с Рагиро, и все эти воспоминания были яркими и солнечными, наполненными радостью… А затем — смерть обоих близких для него людей, страх перед морем и неизведанной чертовщиной, неустанная борьба с самим собой и подъем до звания капитана. Эйлерт вытащил первую руну.
— Подумай о настоящем, — и в настоящем у него был его замечательный корабль, его верная команда, его нажива, удачи и поражения, новые тайны и новые открытия — Райнер Финн, Рагиро, и вновь чертовщина, презрение, беспомощность, иллюзии и обманы. Вторая руна шероховатостью дерева ощущалась в руке.
— Подумай о будущем, — и впервые у Эйлерта не нашлось мыслей: чего он мог пожелать? Разве что легких плаваний и хорошей погоды, удачи на его стороне и Рагиро, Рагиро, Рагиро. Он думал о том, чтобы едкий туман неизвестности о своем друге наконец исчез — хватит с него запутанного клубка из ненужных видений. Третья руна плавно стукнулась о плоскость стола.
Для Эйлерта эти черные закорючки не значили ровным счетом ничего. Он с интересом вглядывался в лицо Ханны: она же, в свою очередь, сверлила взглядом вытащенные руны. Помолчав, ведьма сказала:
— Твое прошлое постепенно тебя отпускает. Ты
