class="p1">— Посиди, я сейчас.
Сашка вернулся в машину, протянул Соне букет лилий и улыбнулся:
— Надеюсь, что эти продержатся дольше.
Голубые глаза засветились счастьем, она опять прильнула к цветам и носик окрасился жёлтой пыльцой:
— Спасибо. Они чудесные.
Автомобиль тронулся в путь, а в салоне воцарилась тишина. Кажется, все женские вопросы растаяли в сладком облаке аромата, что источали белые цветы, раскинув длинные упругие лепестки, перед восхищённым женским взглядом.
Глава 15
Кухня, заполненная неярким светом от вытяжки над плитой, казалась уже не такой безжизненной, как утром. А всего-то нужно было: приготовить, дурачась, вкусный ужин, съесть его с почти зверским аппетитом, в полной тишине, и перемыть кучу посуды, оставив её сушиться на рабочей поверхности столешницы.
Они сидели за столом и пытались начать разговор, но что-то не клеилось. Тишину нарушал лишь мерный гул холодильника да редкие звуки с улицы.
Сашка кивнул на стеклянный бокал, изящную ножку которого крутила Соня:
— Не любишь вино?
Она пожала плечами, не сводя глаз с бордовой жидкости:
— Я мартини люблю. Белый.
— А почему не сказала?
— Ты же вино предложил.
— Сонь, зачем ты, после всего, что случилось утром...
— Пошла к Олегу?
— Да. — Выдохнул он, понимая, что сейчас не тот момент, чтобы обращать внимание на мелочи.
— Считаешь меня глупой?
— Нет, но я же был рядом.
— Прости. Олег прислал сообщение, что войдёт в ресторан, если я не отвечу на звонок, а потом сказал, что если не выйду одна, то напишет на тебя заявление за побои. Саш, я понимаю, как это выглядит со стороны. — Она подняла наполненный влагой извиняющийся взгляд и попыталась улыбнуться, — Но не хочу, чтобы у тебя были неприятности, потому что мне давно не было так тепло и спокойно.
— Соня, я привык отвечать за свои поступки сам. И хочу, чтобы ты понимала это. Иначе...
— Ты уйдёшь?
— Да что же это такое? — он не выдержал и допил залпом вино, в попытке спрятать негодование: — Ты можешь, хоть раз дослушать? Иначе, неприятностей может быть гораздо больше. Чем тебя Олег шантажирует?
— Напрямую, пока ничем. Я знаю, что он хочет денег, но вместо того, чтобы озвучить сумму, почему-то делает вид, что спасает меня от самой себя. Мы долго не виделись и вчера я согласилась с ним на встречу, потому что хотела услышать сумму. Но лишь когда он появился, поняла, насколько сильно боюсь его до сих пор. Понимаешь, я ничего поделать с собой не могу. Осознаю, что происходит, но ужас такой накатывает, что впадаю в ступор.
— Почему? Ты должна ему денег?
— Я? Нет. Это долгая история.
— У нас вся ночь впереди. Если уж решилась, Сонь, то рассказывай всё, как есть. А потом подумаем вместе, как и что.
Софья вздохнула, отодвинула бокал с края стола, уселась боком на стул и подтянула колено к подбородку, обняв руками ногу, отчего синий халатик задрался, но мгновенно вернулся на место и прикрыл обнажившееся случайно бедро.
— Понимаешь, у меня, когда—то, была большая и дружная семья. Папина мама и её сестра получили вот эту квартиру. У бабушки был мой папа, а баба Зоя жила одна. Потом папа вырос, привёл сюда мою маму, родилась я, а через пять лет Андрюшка — мой брат. И мы с ним выросли в двухкомнатной квартире, где яблоку негде было упасть. Но у нас в семье даже ссор никогда не было. Я всё детство мечтала быть педиатром, как мама. Поэтому, уехала за полторы тысячи километров учиться в медицинский. Встретила Олега и осталась там жить и работать. А папа выкупил здесь соседнюю квартиру, чтобы места хватало всем и получилось то, что есть сейчас.
Она потянулась к бокалу, но покрутила его и оставила на месте, не пригубив. Взгляд застыл на дверце кухонного шкафа, а голос слегка задрожал:
— Всё началось чуть больше двух лет назад. С Олегом, к тому времени, мы уже вместе не жили. Делить было нечего, потому что квартиру и машину папа купил, задолго до того, как я собралась замуж. Поэтому, собирались как-нибудь встретиться в ЗАГСе и оформить развод. Но работа никак не отпускала: то я на дежурстве, то он занят. А потом, как будто земля из-под ног ушла, и всё полетело в пропасть. Позвонила мама и сказала, что Андрюшка с Милой погибли. Они поехали в свадебное путешествие и экскурсионный автобус упал с моста. Я не знала, как справлюсь с этим сама, но ещё больше боялась за бабушек. А они...
И опять рука потянулась к столу, но застыла в воздухе и вернулась на ногу.
— Папина мама умерла на сороковой день. У всех на глазах. Встала с дивана и упала замертво. А баба Зоя пережила её на три месяца. Тогда я думала, что настал предел моих сил — они кончились и хуже быть уже ничего не может. Но у мамы обнаружили неоперабельную злокачественную опухоль, в последней стадии... Она за четыре месяца... Понимаешь... Мама...
Сашка вспомнил, как пошутил около бара. Прижал на мгновение ладони к лицу, мысленно награждая своё неуёмное словоблудие нелестными эпитетами и пытаясь успокоить ту боль, что раздирала грудную клетку. Но как его боль могла сравниться с тем, что чувствовала Соня? Она сидела застывшая, как мраморное изваяние, с залитым слезами лицом, и лишь коротенькие рукава на предплечьях дрожали, как крылья бабочки, будто пытались набрать силу перед взлётом.
Он вышел из-за стола, приподнял её за плечи и прижал к себе:
— Тихо, моя хорошая, тихо. Идём, сядем нормально.
Включил свет в коридоре и завёл её в гостиную. Попытался усадить в кресло, но Соня опустилась на ковёр, опёршись спиной на диван и опять обняла ногу, подтянув колено к подбородку.
Он сел рядом, не решаясь обнять и лишь попросил тихо:
— Сонь, давай отложим этот разговор.
— Нет, теперь я сама хочу всё рассказать. Мне это нужно. Потому что...
Она попыталась продышаться, но вдох получался прерывистым и никак не мог наполнить лёгкие. Ладошки вспорхнули вверх, остановив его попытку обнять:
— Я сама. Я справлюсь.
И каждое вздрагивание хрупкого тела проворачивалось в мужском сердце раскалённым клинком. Он сидел рядом и не мог ничем помочь, чувствуя закипающую злость от беспомощности:
— Сонь, я прошу тебя, остановись.
Но
