Рейтинговые книги
Читем онлайн Манарага - Владимир Сорокин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 31

Пляшет, пляшет народ свободной Трансильвании, вьется и ликует над ним светлый дух праздника. И пляшут вместе с ним в братском круге все народы свободной Европы.

– Блоха, ты провоцируешь?

– Мой господин, я пытаюсь вас развеселить.

– Не нашла лучшего время для веселья?

– Вы удручены местным жлобством.

– И ты решила обрадовать меня?

– Разве я плохой стилист?

– Ты становишься все более самоуверенной.

– Меня вдохновляет ваша ушная раковина.

– Ты слишком комфортно в ней устроилась.

– Брюзгливость не идет вам, мой господин.

– Вот запихну тебя в эту устрицу…

– И меня проглотит трансильванский бандит?

– Проглотит, запьет белым вином.

– И я пройду через его перистальт?

– И окажешься в унитазе.

– Всплеснусь, воскресну и вернусь!

Мда. Блохи мои совершенно распустились. И с этим трудно что-либо поделать…

Voilà! Устрицы под пармезаном готовы. Жри, бандитское отродье!

8 апреля

День: Париж. Grand Opéra. На служебном входе меня встречает огромный африканец с огромной бородой и огромной умной серьгой, поднимает на лифте, ведет по лабиринту коридоров к артистической гримерной. Отпирает дверь, оставляет меня в комнате. Здесь подсвеченное зеркало с подстольем, стол, мягкая мебель, напитки, фрукты в вазе. Жаровня. На стене – монитор в позолоченной раме. В нем видна сцена с расположившимся на ней оркестром. Играют вступление. Судя по одежде дирижера и оркестрантов – репетиция. Или запись. Блоха идентифицирует оперу: The Children of Rosenthal. Нет, все-таки репетиция. У меня в запасе еще тридцать одна минута, чтение сегодня совсем простое. Могу расслабиться после дороги, послушать музыку. Хотя в операх я ни хрена не понимаю, даже с помощью блошек. Сажусь на диван, беру яблоко. В мониторе женщина начинает петь, глядя в ноты. Поет по-русски. Блоха идентифицирует текст:

В саду сидел я.День был светел и тих.Ветви яблонь цветущихЧуть трепетали.Сияла лазурь, и солнцеПотоки лучей низвергалоНа тихую землю.Вдруг в синевеПоявился божественный лебедь,Стал кругами спускаться ко мне.И скользил, и летел,Благородные крылья раскинув.Я, любуясь его красотой,Замирал и молил,Чтобы вечно продлилсяПолет этот чудный.Он все ниже спускался,По ветру скользя,Становясь все белей и прекрасней.Вдруг из крыл белоснежныхБрызнули черви!Словно град, застучалиПо свежей листве,По моей голове, по лицу и рукам!Лебедь больной спускался с небес,Криком печальным скорбя о великой утрате!В нежной лазури плоть распадалась егоТак стремительно, так безвозвратно!Крик его вдруг оборвался.К ногам моим лебедь упал.

– Стоп! – дирижер стукнул палкой (не палочкой!) по пюпитру. – Послушайте, неуважаемые мои! Я не понимаю – где мы? В Гранд-Опера или в харчевне старого Хоттаба? Альты, что за собачий вой в девяносто втором такте?! Виолончели, ну вылезайте же из тухлой ямы! Сдерите коросту с лица! Стряхните шайтана с грифа! Вдохните, вдохните свежий воздух! Кларнеты, вы снова забыли про двугорбость. Я вам ничего не говорил?! Вы оба – двугорбый верблюд, величественно бредущий к водопою, а не побитая старая кляча, везущая на базар коровьи лепешки! Я хочу услышать музыку ваших горбов! Вообще, оркестр сегодня похож на колоду, на которой мясники разделывают коровьи туши! За что вы так ненавидите музыку?! За такую игру с вас надо содрать кожу, сделать из нее барабаны и вечно играть на них “Ионизацию” Вареза! Госпожа Viazemskoy, я прошу прощения за моих нерадивых музыкантов!

ПЕВИЦА: Не стоит извинений… (Глядя на часы.) Тем более – уже обеденный перерыв.

ДИРИЖЕР: Уже?! Вах! (Оркестру.) И что мы сделали? Я спрашиваю вас, ничтожнейшие из земляных червей, что мы успели сделать сегодня?!

Певица пошла со сцены.

Я успел переодеться и все приготовить. Дверь открылась. Вошла певица, за ней – розовощекий толстяк с живым взглядом.

– Маэстро! – он приветливо раскинул руки. – Вы уже ждете нас? Прекрасно!

Я поклонился. Певица молча кивнула и со стоном опустилась на диван:

– Оооо… Как же они лабают сегодня…

– Диана, не знаю, каким чудом они мне вчера так хорошо сыграли! – толстяк прижал свои пухлые руки к груди. – И я прекрасно спел! Но сегодня… лабухи! Алишер в ярости, ты видишь.

– Я вижу! – хохотнула она басом. – Какая у него правильная дирижерская палка! Он бьет их? По каким местам?

– Ну, это зависит… Я слышал, что одной флейтистке он однажды сломал палец. Да… маэстро, маэстро, мы готовы!

– Не совсем, – поморщилась певица.

– Что такое, Диана? – забеспокоился толстяк.

– Милый, ты совсем не заботишься обо мне, – она кокетливо качнула широкими плечами.

– О, прости, прости! – он всплеснул руками, полез в карман, вынул золотую табакерку, открыл, снял с галстука золотую ложечку, зачерпнул из табакерки белого порошка и бережно поднес к ноздре певицы. Она моментально втянула в себя порошок и подставила другую ноздрю. Толстяк поднес новую порцию, которая так же стремительно исчезла в ноздре певицы.

– Grazie mille… – не прикоснувшись к носу, она царственно откинулась на спинку дивана.

Толстяк быстро обслужил и свой нос, зашмыгал, закряхтел, запыхтел, хотел было спрятать табакерку, но палец певицы повелительно указал на журнальный столик. Он поставил туда табакерку, положил рядом ложечку.

Я надел белые перчатки, открыл чемоданчик, достал книгу, положил на поднос, предъявил клиентам:

– Марк Агеев, “Роман с кокаином”, Париж, 1936.

Они молча уставились на поднос. В ухе толстяка раздались тончайшие вибрации.

– О нет, нет, – недовольно застонал он, но все-таки принял вызов. – Да. Я. А, привет. Что? Зачем? Ну… ладно.

Голограмма развернулась, человек с нагло благожелательным лицом и пышной шевелюрой прижал руки к груди и опустился на колени:

– Великая, несравненная, очаровательная Диана! От имени всех оркестрантов я приношу вам самые глубокие, самые искренние, самые кровоточивые извинения за нашу бездарнейшую, безобразнейшую, омерзительнейшую игру сегодня!

Певица перевела вопросительный взгляд на толстяка. Тот отключил звук:

– Это Фира Хариб, душа оркестра и мой старый приятель. Контрабасист.

– Благодарю вас, – кивнула она. – Дело житейское. На записях случается и не такое.

– Только не с нами! Только не здесь! От стыда мне остается лишь превратиться в соляной столб!

– Может, в сахарный? – усмехнулась она.

– Фира, тухлый ветер сегодня дует от виолончелей, – сообщил толстяк.

– Марио, Алишер обещал их избить палкой по пяткам! Они прекрасные музыканты, после перерыва сыграют божественно, но, черт возьми, утром кто-то их сглазил! А главное – обосраться на арии Вагнера, это же нефритовый стержень всей оперы! Это ужасно! Это омерзительно! Это гадко! Это стыдно! Диана, вы не представляете, как мне стыдно!

– Представляю. Встаньте.

– Не встану!

– Встаньте.

– Не встану.

– Ну и не вставайте… – она кивнула толстяку, тот открыл табакерку.

– После перерыва мы потрясем вас чистотой, ясностью и всей, всей, всей нашей оркестровой мощью!

– Я готова… – она громко втянула в себя порцию порошка.

– Мы вас поднимем в воздух, пронесем над весенним Парижем и бережно опустим на землю.

– И к этому я готова, – она втянула вторую порцию.

– Ну, тогда я встаю с колен! – нагло рассмеялся Фира и ловко вскочил на ноги. – Марио, дорогой, любимый, маленький, ты не представляешь, как я люблю вас с Дианой!

– Мы уже вместе? – иронично глянула певица на толстяка.

– Спасибо, спасибо, Фира, дорогой… – тот подносил полную ложечку к своей ноздре.

– Исчезаю! Растворяюсь! Дервиши покидают вершины!

Голограмма пропала.

– Галантный, – усмехнулась певица.

– Прекрасный музыкант. Был пианистом, потом съездил в Тибет, пожил там три месяца с монахами, вернулся и влюбился в контрабас. И стал гениальным контрабасистом. Удивительно, а? Чаще случается наоборот – бегут от контрабаса к другим инструментам, так, милая?

– И не такое бывает в нашем безу-у-умном ми-и-ире! – пропела вдруг она так громко, что у меня зазвенело в ушах и блохи испуганно зацвиркали.

– Маэстро? – требовательно улыбнулся мне толстяк.

Я положил полено в жаровню, чиркнул спичкой, взмахнул эскалибуром. На решетке покоилась ветка магнолии, искусно составленная из кусочков разнообразных фруктов. Ветка была облеплена сахарной пудрой. В углу гримерной деликатно заработала вытяжка.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 31
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Манарага - Владимир Сорокин бесплатно.

Оставить комментарий