– As you wish, sir![9]
Дорогого стоит. Это вам не простое:
– At your service, sir![10]
Это нужно не только заработать, но и заслужить. Я стараюсь, мать вашу…
И хорошо бы, чтобы он умел хорошо готовить. Хорошо. Это важно! Когда лет через пять я уйду на заслуженный покой и стану использовать эскалибур только для разрезания старомодных писем, я буду заказывать моему Дживсу стейки, салаты и холодные супы.
В сорок лет сменю внутренние органы, сделаю новое лицо, обновлю член, запущу в мозг суперблох…
“И наше счастье будет длиться ве-е-е-е-е- е-е-чно!”
Не успеваю досмотреть четвертую серию, как в салоне раздается сигнал. Тут же следует громоподобный глас блондина:
– Шершни! Всем встать! Надеть маски! Экипироваться! Готовность – девять минут!
Белые богатыри встают. Я – тоже. Они упаковываются, разбирают оружие. Я надеваю маску, белый шлем. Блондин помогает мне засунуть за спину мой дорожный кейс. Без него – я не человек.
Блондин:
– Шершни, где вы?
– В небе!!
– Где ваша доблесть?
– В сердце!!
– Где ваше мужество?
– В яйцах!!
– Где ваша победа?
– На поле брани!!
– Мы непобедимы!!
– Отныне и навсегда!!
– Бегом!!!
Экипированные десантники начинают бег на месте в тесном пространстве.
– Вперед!!
Они вбегают в грузовой отсек. Я поспешаю следом. В отсеке виднеются крылатые ракеты с встроенными кабинами. Кабины начинают открываться.
– Шершни, по местам! – командует блондин.
Десантники забираются внутрь крылатых ракет, ложатся ничком. Блондин забирается тоже, делает мне знак. Я ложусь ему на спину, он пристегивает меня к себе.
– Шершни!! – ревет подо мной блондин, сотрясая корпус ракеты.
– Здесь и всегда!!
– Обрушимся на врага!!
– Яростным роем!!
– Вонзим стальное жало!!
– Ему в глотку!!
– Вылет!!!
Кабины закрываются. Пол под нами щелкает, содрогается.
И мы падаем вниз.
Свист ввввоооозззздуххххххаааа…
Блохи успокаивают меня технической информацией.
Но я спокоен. На такой спине можно быть спокойным.
Я спокоенспокоенспокоенспокоен
Мы
летим
на
Ма
на
ра
гу
Пак!!!
Звук лопнувшего вдоль корпуса ракеты.
Еще хлопок.
Свист крыльев дельтаплана. Вцепляюсь в спину моему ифриту, хоть и пристегнут к ней накрепко. В могучих руках его – рули. Ослепительная лунная ночь. Белые холмы под нами. Черный извив реки.
А впереди – белая Медвежья Лапа. Торчит над всем остальным.
Пак! Пак! Пак! Пак!
Лопаются ракеты, раскрываются и свистят териленовые крылья.
Воздух режет бритвой.
Шесть минут полета.
И мой ифрит легко приземляется на Манарагу. Почти точно между вторым и третьим зубом. Или – когтем? Отстегивает меня. Проваливаюсь по яйца в снег. Безветрие. Мороз. Рядом начинают приземляться шершни. Взбивают фонтаны снега. Дельтапланы сброшены, кувыркаются вниз. Блондин выбрасывает вверх белый кулак. Шершни бегут, мощно буравя снег. Они способны своротить нахрен эту гору.
Я сажусь в снег. Его много. Он рыхлый, легкий, недавно выпавший. Кругом – все белое, облитое луной. Внизу – долина с черной, замерзшей рекой.
Шершни удаляются от меня. Залегают в снегу. Несколько секунд затишья и…
Вспышка. Хлопок.
Вскрыли пещеру.
Автоматные очереди. Работа началась.
Откидываюсь навзничь. Пусть парни сделают свое дело. Давно не валялся так в снегу. Надо мной только луна и звезды. Смешно! Выбрал правильный момент, чтобы на звезды полюбоваться. Как уверяют мои блохи, от звезд многое зависит в нашей жизни.
– И это чистая правда, мой господин.
– Тебя, блоха, не спрашивают.
Луна здесь яркая. Когда был ребенком, мать рассказывала мне одну татарскую сказку про скромную девочку Зухру. Она жила с отцом и злой мачехой, которая ела ее поедом и наконец поручила падчерице непосильную работу – наполнить до рассвета чан без дна. Девочка взяла коромысло, пошла на реку, наполнила ведра и загляделась на Луну. Ей показалось, что рай – на Луне. И она попросила звездочку, сияющую рядом с Луной, взять ее в рай. И звездочка забрала Зухру. Девочку искали весь день, а вечером увидели на Луне, несущую на коромысле два ведра. Мать уверяла, что изображение на Луне – это та самая Зухра с коромыслом и ведрами. Отец же уверял, что это Каин поднимает на вилы брата своего Авеля. А звезда, сияющая рядом с Луной, это…
– Венера, мой господин. Вторая планета Солнечной системы. Видимая звездная величина –4,6. Перигелий 107 476 259 км, 0,71843270 а. е. Афелий 108 942 109 км, 0,72823128 а. е. Эксцентриситет орбиты…
– Блоха, спущу в унитаз.
– Всплеснусь, воскресну и вернусь!
Сигнал.
Пора, Геза.
Встаю, иду к пещере по снегу. Можно не спешить. Первая работа сделана. Теперь – моя очередь. Снег глубокий. Иду по следам десантников. Они перепахали снег, как кабаны. Впереди – черная нора. Она точно между двух огромных зубьев горы. Над норой – легкое облако дыма. Иду к ней. Она зияет. Быстро справились парни! СБ даром наш хлеб не ест. Уважаю профессионалов. Искореженные куски железных ворот живописно торчат вокруг дыры. Вскрытая консервная банка! С тухлым молекулярным мясом. Блохи – молчать. Я все вижу сам.
Вхожу внутрь.
И сразу —
белые тела десантников, застывшие в странных позах. Словно их мгновенно заморозили.
Fuck!
Блохи: ТРЕВОГА!!!
Бросаюсь назад. Мне в шею впивается что-то. Нет, нет! Я быстрый, суки, я быстрый. Бежать. Дышать. Бежать. Дышать. Бежать. Дышать. Бежать. Снег, снег, снег легкий и глубокий снег легкий и глубокий вяжет вяжет вяжет ноги снег ноги гнутся о побег и так хочется бежать манарагу мне рожать а гора ползет во мне по желудочной слюне и манара и хара будет снежная нора а манара и аро рого неро и горо…
Свет.
Сквозь веки.
Открываю глаза. С трудом.
Пространство. Большое. Белый потолок. Огромные окна. В них яркое голубое небо. Слишком яркое. Закрываю глаза.
– Bonjour, Geza!
Открываю глаза. Перевожу взгляд. За огромным столом. С сигарой и напитком. В огромном кресле. Анри. Огромный.
– Как спалось?
По его молочно-белому, безразмерному лицу проползает улыбка. Слоновьи глазки. Над ним висит картина. Что-то знакомое. Блоха, что это? Молчание. Ау, блохи! Разлепляю губы. Из них течет. По моему подбородку. Кровь. Мой рот полон соленой крови. Глотаю. Ощупываю рот языком. Зубы целы. В нёбе. Что-то. Ранка. Они вытащили из меня блоху. Мой мозг пуст. Ноет плечо. Старые раны. Что это за картина? Молчание мозга. Моего. Глубокое.
– Как спалось, дружище?
Он встает. Шаркая ножищами, приближается ко мне. Он – облако. В костюме цвета папайи. Он всегда любил фруктовые цвета. Его длань приближается к моему лицу. На длани – знакомый козел с зажатой в зубах голубой розой. Козлина усмехается. Длань вытирает мне подбородок салфеткой.
– Ты можешь говорить?
Произношу:
– Мо… гу.
– Прекрасно.
Попыхивая сигарой, он отходит к окну. Осматриваюсь. Я лежу в кресле. Без комбинезона. В тонком свитере и брюках.
– Где я?
– На Манараге.
Пытаюсь думать. Это трудно. Без блох.
– Хороша погодка, а? – он выпускает дым в стекло, не оборачиваясь. – Три дня тотального снегопада. А сегодня – рай. В честь тебя. Хочешь выпить?
Это правильное предложение.
– Хочу.
Он подходит к небольшой барной стойке, кидает лед в стакан, наливает. Несет мне. Беру стакан, делаю глоток. Скотч. Нёбу больно. Но мне хорошо. И еще глоток. Спускаю ноги на пол. Он из широких красивых досок. Встаю. Голова слегка кружится. Анри с усмешкой смотрит на меня, пыхтя сигарой:
– Ты выглядишь неплохо.
– А где…
– Доблестные голубые шершни? В воздухе.
– Их… убили?
– Ну зачем же. Они еще послужат Кухне.
Делаю глоток.
– Анри. Что, черт возьми, происходит?
Он разводит ручищами:
– Да уже все произошло, дорогой мой! Ты на Манараге. Ты жив и здоров. Твои насекомые…
Он подходит к столу, берет прозрачный контейнер для блох, смотрит на свет:
– Они устарели. Тебе нужны более совершенные помощницы, с правильным пониманием происходящего.
– Анри… ты – кто?
– Я тот же. Но немножечко другой!
Он смеется, колыхая животом. Сглатываю кровь. Глотаю виски. Пока ничего не понимаю.
– Чего ты хочешь?
– Геза, я хочу, чтобы мы поняли друг друга.
– И что я должен понять? Ты… против Кухни?
– Боже упаси! – он скрещивает длани на груди.
– Тогда почему ты здесь? И зачем вынул из меня блох?
Он кладет сигару в пепельницу.
– Пойдем, Геза. Я что-то покажу тебе. А потом мы с тобой пообедаем. И обо всем потолкуем.
Он подплывает к двери, она открывается. Ставлю стакан со льдом на край стола, следую за ним. Мы выходим и оказываемся в большом круглом многоэтажном колодце. Здесь прохладно и сумрачно. Вниз уходят четыре, пять… семь этажей. Сверху нависает горная порода. Это все вырублено в горе. Круто! Возле Анри возникают двое охранников. Наш этаж – самый верхний. Анри движется, опираясь на ограждающее перило, подходит к лифту. Мы входим во вместительный лифт, отражаемся в зеркалах. У меня серое лицо с порозовевшими от виски щеками. И на сером свитере видны капли моей крови.
