class="p">— Твой номер написан на коробке. Я запрограммировал свой номер для тебя. Добавь номер своей мамы. — Я не могу сказать, услышала ли Хейван меня, так как она полностью игнорирует меня в пользу своего телефона. — Ты куда-то идешь?
— Я встречаюсь с Дэйвидом у бассейна, чтобы потусоваться.
— Дэйвид?
— Ну, Дэвид. Консьерж. Я встретила его сегодня, когда он приносил продукты. Он пригласил меня потусоваться после его смены.
Дэвиду двадцать три года. Я знаю это, потому что каждый год жильцам предлагают пожертвовать деньги на премии ко дню рождения сотрудников.
— А он не слишком взрослый для тебя?
— Нет. — Она поднимает телефон. — Спасибо за это. У меня нет доступа к персональному лифту. — Она поднимает палец, что, как я полагаю, относится к доступу без ключа в частном лифте. — Итак, могу ли я получить ключ от входной двери?
Не так я представлял себе все это месячное знакомство. Думал, что мы наконец-то сядем за стол и получим ответы на все свои вопросы, при этом завяжется что-то вроде... дружбы. А может, просто взаимное уважение.
— Конечно, да. — Я достаю ключ от входной двери из ящика, где у меня хранится запасной для обслуживающего персонала. — Знаешь, как пользоваться общественным лифтом? — Я протягиваю ей ключ через столешницу.
Уголки ее губ приподнимаются.
— Мне семнадцать, а не семь. Я уже ездила на общественном лифте. — Она смеется, как будто смеется надо мной. — Не ждите!
Я смотрю, как она уходит, и думаю о том, как сильно Хейван напоминает мне свою маму в этом возрасте. Черт, Ванесса была на год моложе, когда я видел ее в последний раз.
К тому времени, когда она достигла возраста Хейван, у нее уже был ребенок.
Мне тридцать шесть, и мне приходится платить людям за поддержание жизни растения. И не могу представить себе, как в семнадцать лет можно поддерживать жизнь крошечного, беспомощного человека.
Я выношу тарелку в патио и вижу там Ванессу, свернувшуюся калачиком на диване с бокалом вина между ладонями и почти пустой тарелкой на столе перед ней. Ее взгляд устремлен в сторону Центрального парка.
Я присаживаюсь на один из шезлонгов, чтобы дать ей пространство. И мне тоже. Находясь рядом с ней, я слишком легко впадаю в старую рутину. А старые привычки приводят к старым чувствам.
Ее тело напрягается, и это единственное признание моего присутствия.
Она берет свою тарелку и встает.
— Я должна проверить Хейван.
— Она ушла.
— Что? — Обида и разочарование проступают на ее лице. — Когда?
Я жую, глотаю, потом запиваю выпивкой.
— Сейчас?
— Она ушла?
— Она сказала, что собирается встретиться с Дэйвидом. — Я произношу это имя с придыханием.
— Где встретиться?
Я откладываю вилку и сжимаю стакан.
— Она тебе не сказала?
— Нет.
— Думаю, он пригласил ее потусоваться у бассейна.
Ее глаза становятся еще больше.
— Здесь есть бассейн?
— А также фитнес-центр, спа и диет-центр.
— Черт, — произносит она.
— С ней все будет в порядке. — Я пытаюсь ее успокоить. — Она в здании, так что далеко не уйдет.
— Мне не понравилось, как тот парень, Дэвид, смотрел на нее.
— Как он на нее смотрел?
— Не знаю, — говорит она и сдувает прядь волос, выбившуюся из хвоста, с глаз. — Как будто она его привлекает.
— Конечно, привлекает. — Она чертовски сногсшибательна.
Не то чтобы я был удивлен. Всегда знал, что мой и Ванессы отпрыск будет таким. Она высокая для девушки, может быть, метр восемьдесят. Густые каштановые волосы волнами достались ей, должно быть, от меня, а большие глаза с носом-пуговкой — от мамы. В ее ДНК заложено совершенство.
— Я поговорю с Дэвидом. Скажу ему, чтобы он отстал.
Ванесса качает головой.
— Нет, не надо. Она никогда не простит мне, что я вмешалась.
Не могу поспорить. Что я знаю о воспитании девочки-подростка? Ни черта, вот что. Но знаю, о чем думают юноши возраста Дэвида, поэтому мысленно отмечаю, что надо присматривать за ним.
— Вкусно. — Хвалю еду, потому что она действительно хороша. Я удивлен, что она так легко смогла что-то приготовить. Ванесса, которую я знал, не могла разогреть пиццу.
Она с опаской смотрит, как я откусываю.
— Я должна пойти прибраться. — Ванесса поднимается на ноги и спешит к двери.
— Нет, не надо. — Я хватаю ее за предплечье, чтобы остановить.
Тарелка выскальзывает у нее из рук и разбивается об пол.
— Черт! — Я наклоняюсь, чтобы убрать беспорядок.
Она опускается на корточки, чтобы сделать то же самое.
— Не надо. — Я пытаюсь заставить ее позволить мне убрать. — Я сам!
— Не кричи на меня! Это ты меня схватил. — Она собирает разбитые осколки.
— Я же сказал, что сам уберу!
— Почему ты так злишься?
— Я не злюсь! — рычу я.
Ванесса не вздрагивает и не отступает. Наоборот, наклоняется еще ближе к моему лицу.
— Прекрати кричать на меня!
— Я не кричу! — Когда мой голос эхом отражается от стен, я понимаю, что очень даже кричу. — Просто не трогай. Ты порежешься.
Она полностью игнорирует меня.
— Не указывай мне, что делать. — Собрав в руки осколки тарелки, она уходит в дом.
Я провожу обеими руками по волосам и дергаю. Господи, эта женщина всегда задевала все мои нервы. Находиться рядом с Ванессой — все равно, что подключить мою центральную нервную систему к атомному источнику энергии. Стимулирует — это еще мягко сказано.
С тарелкой и бокалом в руках я присоединяюсь к ней на кухне, где она убирает посуду в раковину. Мне приходится немного потеснить ее, чтобы добавить свою тарелку, но она не уклоняется от меня, а стоит на месте.
— Почему бы нам обоим не сказать то, что мы действительно хотим сказать, и не закончить этот разговор? — Я с грохотом опускаю тарелку.
Глядя прямо перед собой, она выключает воду и вытирает руки, и только после этого поворачивается ко мне лицом.
— Думаю, ты прав.
— Может, нам стоит посидеть в столовой...
— Да кто ты такой, мать твою. — Ванесса подкрепляет свое ругательство тычком пальца в мою грудь. — Думаешь, что можешь влезать в нашу жизнь и выдвигать требования, а? Ты не заслужил
