— А не поторопились ли мы?
Все удивленно обернулись на реплику. Шурманов поежился под недоуменными взглядами, но долго смущаться он не привык.
— Я говорю, не торопимся ли мы? Мы неплохо представляем, на что способно большинство из этих кораблей, но вот это трио меня очень смущает. Вдруг они окажутся эсминцу не по зубам? Давайте лучше расстреляем их. Тогда и риску меньше, и будет, что исследовать…
— Ага, щас! — руководитель научной группы, на Земле неудачливый аспирант, а здесь пыжащийся от осознания собственной важности гений-одиночка (он себя позиционировал именно так, остальные посмеивались про себя, но вслух парня не гнобили — дело свое он, надо признать, делал хорошо) воинственно упер руки в бока. — После ваших методов остается только набор гаек. И что я по ним исследую? Удельный вес металлолома?
— Да хотя бы! Мы и так рискуем людьми, нашими людьми, заметь…
— Так давайте проведем переговоры. Они же разумные люди, должны понимать…
— Проф, ты вроде умный-умный, но иногда такой дурак, — осадил его Ковалев. — Мы чем по твоему занимаемся? Мы к переговорам как раз и готовимся. А самый весомый аргумент в переговорах — это девять на шестнадцать или, на худой конец, восемь на пятнадцать.[19] Поэтому, если захватывать эту жестянку будет слишком опасно, ты займешься сбором гаек. Но, думаю, обойдемся без этого — наши эсминцы они не засекли, а значит, техника у них примерно того же уровня, что и на остальных коробках.
Ученый хотел было возмущенно возразить, но, увидев улыбающиеся рожи офицеров, передумал, надулся и отошел. Нет, он был, конечно, дельным человеком, но иногда интеллигентские замашки здорово портили ему имидж. Хорошо хоть, делу не мешали.
Между тем, взглянув на обиженного интеллигента, Ковалев вспомнил еще об одном деле. Его было желательно решить прямо сейчас, но вот сор из избы выносить совсем не хотелось, поэтому он раздал последние инструкции, разогнал народ по местам и, тронув Шерра за рукав, сделал ему знак следовать за собой и одновременно вызвал электрокар. Минут через пять они уже сидели в одном из трюмных помещений «Громовой звезды». Очень малопосещаемом помещении и, в то же время, очень важном. Важном настолько, что о его истинном предназначении догадывались единицы.
Человек, который сидел перед ними, выглядел подавленным, чему очень способствовали здоровенные фингалы под глазами. Когда его брали, он попытался оказать сопротивление. Безуспешно пытался, правда — против обычных десантников, даже в полной боевой броне, он имел бы неплохие шансы, но брать его пришли суперы числом аж четверо, так что ни отбиться, ни сбежать он попросту не сумел.
— Ну что, чухонец, как тебе быть в шкуре раскрытого агента? — вместо приветствия спросил его Ковалев. Скованный усиленными титановыми наручниками шпион презрительно отвернулся. Ковалева, впрочем, его презрение мало волновало.
— Обрати внимание, док, вот за что я всегда уважал профессию шпиона — так это за то, что дураков и трусов туда не берут. И наш визави, обрати внимание, исключением не является.
Разбитые в кровь губы шпиона исказились в усмешке:
— Как вы меня вычислили?
— Да очень просто. Мы тебя вели практически с самого начала.
Назвать выражение лица прибалта удивленным — значило ничего не сказать. Ковалев улыбнулся.
— Мальчик, ты сделал большую глупость — ты, голубь ты мой сизокрылый, скрыл то, что на тебя не подействовала пси-блокировка. Никто из суперов не скрыл, а ты вот… К чему бы это, а?
— Не понял…
— Док, ты ведь тоже не в курсе — на нас твои блокировки не действуют совершенно. На обычных людей — пожалуйста, а вот на идеальных солдат — извини. Мы ведь потому и идеальные, что превосходим нормальных по всем параметрам, в том числе и по пси-невосприимчивости. Вот так то.
Ободряюще улыбнувшись Шерру, Ковалев встал, подошел к арестованному и аккуратно отомкнул наручники. Тот удивленно посмотрел на адмирала и принялся сосредоточенно разминать запястья. Потом поднял голову и с интересом спросил:
— А не боишься?
— И чего мне бояться? Ты всегда был слабейшим из нас. Да-да, не делай круглые глаза. Ты ведь не знал, конечно, но все тесты однозначно показывали — ты уступаешь остальным по всем кондициям. Не знаю почему, вот чес-слово. Может, потому, что остальные все-таки славяне, а у тебя славянской крови уже кот наплакал. Хотя это расизм, конечно, но другого объяснения пока что не вижу. Впрочем, непринципиально. Принципиально то, что тебя, вдобавок, еще и по спецпрограмме готовили. В смысле, в отличие от остальных, реально имперской системе рукопашного боя тебя никто не учил — так, на общеобразовательном уровне. Попытаешься совершить глупость — шансов у тебя никаких, так что прими поражение достойно, ты ведь профессионал. И потом, как ни крути, все же, ты один из нас.
Ковалев плеснул себе коньяку — не много, на два пальца, налил еще две порции — Шеру и шпиону. Все трое выпили — Ковалев с удовольствием, Шерр задумчиво, прибалт все с той же кривой усмешкой. Правда, она тут же сменилась болезненной гримасой — спиртное обожгло разбитые губы, как огнем. Ковалев подождал, пока он перестанет болезненно морщиться и, задумчиво потерев переносицу, спросил:
— И что мне теперь с тобой делать? Вначале, честно говоря, думал, что ты осознаешь, кто есть кто, и перестанешь творить глупости, но — не срослось. Все информацию собираешь, на планете пытался сеть разведывательную организовать… Мы ведь за каждым твоим шагом следили. Так что оставлять тебя на свободе — не лучший вариант, особенно перед войной. Ты, конечно, вреда причинить не сможешь, даже если сумел бы до своих боссов добраться, это все равно скоро не будет иметь никакого значения, но к чему нам лишний геморрой? С другой стороны, и пускать тебя в распыл как-то жалко. Все ж таки супер, хоть и дрянненький…
— Грязные русские свиньи, — выдал шпион и добавил что-то по литовски. Ковалев не понял, да и плевать ему было, хотя на свиней он обиделся. В особенности потому, что хамил представитель абсолютно неуважаемого им этноса, народ которого с завидной регулярностью ложился под любого, кто был хоть чуть-чуть круче.
— Ты язычок-то попридержи, а не то отрежу на фиг. Знаешь, Пушкин, говорят, дописался, Гагарин долетался, а ты у меня доп…ся. Ладно, не хочешь по хорошему — будет по плохому. Здесь неподалеку есть планетка. Необитаемая. Получишь аптечку первой помощи, пистолет — и адью, солнце мое. Там тебя никто и никогда не найдет. Лет через десять прилечу — гляну, что получилось. Считай это тюремным заключением. За шпионаж…
Когда шпиона увели, вновь заковав в наручники и поддерживая под локти, два супера, Шерр, задумчиво молчавший все время разговора, спросил:
— Если на вас не действует пси-блокировка — почему ты здесь?
— А ты никогда не думал, что мне это может быть интересно? И еще, док, ты глубоко неправ, если отказываешь людям в элементарном чувстве благодарности. А теперь пошли — нас ждет война!
— Ну, как скажешь, — по-прежнему задумчиво ответил Шерр, и опошлил все на свете.
Глава 12
— Не слишком ли ты мягко с ним обошелся?
— Да нет, нормально. Десять лет в одиночестве… Даже если выживет, крыша поедет напрочь.
— Ну а зачем тогда за ним прилетать?
— А кто сказал, что мы за ним прилетим?
— Ты сам…
— Я сказал, что прилечу. Но кто сказал, что за ним? Посмотрю просто, насколько устойчива психика суперов. А так, эта планета — его последнее пристанище.
Ковалев и Шерр стояли на мостике линкора, не таком огромном, как футбольное поле, но все равно очень впечатляющих размеров, и с интересом наблюдали за флотом Диктатора, приближающемся к имперской эскадре. Кофе в кружках дымилось, разговор тек неспешно, но это была всего лишь видимость спокойствия — перед боем все волновались. Были уверены, что победят, но все равно волновались. Позади них, похожие в своих скафандрах на диковинных боевых роботов, сидели за пультами офицеры — те, кто будет проводником их приказов и кто реально будет вести бой. И, даже волнуясь, Ковалев все равно был горд за этих людей, сумевших прорвать рамки обыденности и шагнуть вслед за ним на широкую и такую заманчивую дорогу космической цивилизации.
— Противник сбрасывает ход, начинает перестроение, — четко, по уставному, доложил вахтенный штурман.
— Им до нас еще полчаса ходу. Неужели почуяли?
— Спокойно, док, все в норме, — с легким напряжением в голосе отозвался Ковалев. — Они подходят к системе, здесь велика опасность встречи с метеорами, а резких разгонов-торможений их корыта не выдержат. Предпочитают, очевидно, потерять во времени, но выиграть в безопасности. Ну и перестроение делают заранее — так проще, не мешает никто.