— Ты можешь рассказывать мне все что угодно, но я тебе не верю. Дурацкая история. — Отталине показалось, что трактор пытается преодолеть возникшую недоброжелательность.
— Да, я солгал.
— Ты довольно забавный, — сказала Отталина. — Разве ты не знаешь, что люди не испытывают к тракторам нежных чувств?
— Ты ошибаешься. Знаменитый фермер из Айовы, Боб Ладерранг велел похоронить его трактор вместе с ним. И происходило подобное не только в Айове. Есть люди, которые сторонятся нас, а есть девушки, которые влюблялись в трактора. Есть даже девушки, которые вышли замуж за трактор..
— Я ухожу, — сказала она, поворачиваясь к дому. — Я ухожу.
Она посмотрела на дом. Золотилась свадебная пшеница ее матери, лицо Рэда в окне казалось голым черепом. «Пожалуйста, — всхлипнула она про себя, — только не трактор или что-то в этом роде».
После ужина, когда она ушла в свою комнату, ей вдруг очень захотелось иметь ружье с прицелом, чтобы убрать с шоссе золотые блики и унылое жужжание машин, доносившееся оттуда. Ей хотелось, чтобы коровы легли и сдохли. Она надеялась, что случится торнадо, второе пришествие или появится некий злодей, который направит свою машину на загон со скотом.
«Он кажется нормальным, пока не начинаешь с ним разговаривать».
«Думаю, мне стоило позвонить в полицию насчет этого, но я не буду. И вот что я думаю. Я пойду за ним, несмотря на то что мы не так уж долго были женаты. Он заплатит. Он зарабатывает две тысячи в месяц. В любом случае, из-за всего этого у меня каждый день болит голова. Но я в порядке. Просто немного приболела. Не волнуйся, все в порядке».
Аладдин вытащил из кастрюли кусок репы и положил на тарелку Отталины.
— Что ты делала там с этими тракторами? Я тебя искал полчаса, — сказал он.
— Размышляла, — ответила Отталина. — И пыталась его починить.
В тот день она забралась в кабину и уселась на сиденье. Ощущение возникло странное.
— Я бы на эту чертову штуку и цента не потратил, — отозвался Аладдин. — Он всегда работал не очень-то хорошо.
— Я потрачу на запчасти свои собственные деньги. Может, это и глупая затея, но я хочу попытаться.
— У нас с этой машиной с первого дня возникли проблемы. После того, что случилось с чертовым Морисом Гарглгатсом, трактор не много работал. Я возил его к Дигу Янту, тот заменил бензобак и еще кучу деталей, поменял карбюратор. Но потом еще что-то сломалось. Каждый раз, когда чинили одно, ломалось другое. А потом они признались, что это бесполезное дело. Впрочем, — он пожевал кусок мяса. — я могу тебе помочь. Завтра займемся этой штуковиной.
— Им, — сказала Отталина. — Займемся им.
— Вы его не почините, — сказал старый Рэд. — Нельзя починить то, что не подлежит починке.
— Ну, — сказала Отталина, приближаясь к трактору, — сегодня мы отбуксуем тебя под навес и прооперируем. Мой отец собирается мне помочь, так что во время операции веди себя тихо.
— Хочешь знать, что со мной? Сломано все. Ремни порвались, крыша треснула, мотор заржавел, все грязное, пыльное, поломанное. Заменить надо многое. Я не хочу, чтобы твой отец прикасался ко мне. Он уже когда-то занимался мной, и посмотри, где я оказался.
— Сейчас все по-другому. В любом случае, тобой в основном буду заниматься я.
— Ты? Но ты ничего не смыслишь в ремонте тракторов. Я не хочу, чтобы ты этим занималась. Я хочу, чтобы вы отвезли меня к Дигу Янту — он разбирается в тракторах. Мужчины должны чинить тракторы, мужчины, а не женщины.
— У тебя нет выбора, — сказала Отталина. — Скажу одно: в школе я учила механику и получила четверку. Так что разберусь.
Она принесла с собой бутылку масла и начала смазывать им болты, задвижки и винты.
— Если ты сделаешь неверный шаг, я могу навредить тебе.
— Знаешь что? Если бы я была на твоем месте, я бы лежала на боку и наслаждалась.
Приблизительно так говорил Хал Блум.
Дожди прекратились в сентябре, и прерия зазолотилась. Случилось несколько жарких дней, потом стало прохладно, и еще до того, как они успели отремонтировать трактор и заменить ему мотор и трансмиссию, с северо-запада пришел штормовой дождь со снегом.
— Надо занести двигатель в дом, — кашляя, сказал Аладдин.
В первую ночь шторма он ночевал в своем пикапе с открытыми окнами, так что снег падал прямо на него. Он проснулся от холода и поехал домой, но поскольку в доме закончился кофе, он выпил стакан холодной воды и сказал Ванете, что не может завтракать.
— Чертов кашель, — сказал старый Рэд. — Лучше сразу задохнуться, чем так кашлять.
— В моем списке задыхающихся есть еще кое-кто, причем в самой верхней строке, — отреагировала Ванета. — Я так и знала, что это случится. Вот чем заканчиваются ночевки в фургоне.
Аспирин, припарки, вода, другие средства — ничто не помогало. Аладдин пылал жаром.
— Какой завтра день? — спросил он, падая раскалывающейся от боли головой на подушку.
— Пятница.
— Принеси мой календарь.
Изучив календарь, он послал за Отталиной.
— Она на улице, кормит скотину, — сказала Ванета. — Все так замерзло, что они не могут добраться до травы.
— Черт побери, — прошипел он. — Когда она вернется, пришли ее сюда.
Его рвало от кашля.
Снег падал на Отталину, сидевшую в кабине большого отцовского гидравлического трактора. Снег валил и валил и, похоже, мог идти вплоть до июня месяца. В полдень она вернулась домой голодная, мечтая поесть макарон с сыром. Трактор она оставила рядом с домом.
— Тебя звал отец, — сообщила Ванета, готовившая говядину.
Отталина ухватила с тарелки кусочек мяса и проскользнула в комнату родителей. Она принадлежала к тому типу людей, которые не выносят больных и не знают, куда бросить взгляд — лишь бы не на покрасневшие глаза и искаженное лицо.
— Послушай, — сказал Аладдин. — Завтра первая пятница месяца. В восемь должен приехать Амендингер. Если мне не станет лучше, — он снова закашлялся, — решать дела пойдешь ты. Все ему покажешь, а он прикинет и предложит цену.
Амендингер, скупщик скота, был мрачным человеком с глубоко посаженными глазами и черными усами, концы которых свисали до подбородка. Он носил черную рубашку и черную шляпу, быстро принимал решения и четко контролировал ситуацию. Он был лишен чувства юмора, и фермеры за глаза проклинали его.
— Папа, — сказала Отталина. — Я боюсь этого человека. Он на мне хорошо заработает. Он предложит низкую цену, а я побоюсь торговаться. Почему не мама? Ее вряд ли попытаются обмануть.
— Потому что ты разбираешься в скотине, а мать — нет. Если бы здесь был Тайлер, было бы другое дело, но его нет. Ты — моя маленькая ковбойка. Тебе не надо ничего говорить. Просто покажи ему скот, выслушай предложение и скажи, что мы с ним свяжемся.
Аладдин знал, что Амендингер решает все на месте и что с ним нельзя «связаться».
— Я придумал кое-что получше — я собираюсь купить самолет. Фургон меня не устраивает.
— Я могу привести Амендингера сюда, папа.
— Никто, кроме членов семьи, не увидит меня валяющимся на кровати, — закашлялся он.
Отталина провела ужасную ночь, но наутро проснулась в нормальном настроении. Снегопад стал потише, подул теплый ветерок. Наверху хрипел и задыхался Аладдин.
— Он плохо выглядит, — сказала Ванета.
В восемь часов скупщик скота не приехал. Отталина успела съесть два овсяных печенья, кусочек ветчины и выпить стакан молока. Уже перевалило за девять, когда фургон скупщика въехал во двор. Черная шляпа Амендингера упала, когда он потянулся за бумагами. Он вышел из машины, держа в руке папку и уже прикидывая что-то на калькуляторе. Отталина двинулась ему навстречу.
Но оказалось, что приехал не сам скупщик — приехал его сын, Флайбай Амендингер, — крупный, с большим носом и ямочкой на мелком подбородке — тихий, как поздняя ночь.
— Мистер Тоухей дома? — осведомился он, глядя на свои ботинки.
— Я покажу вам скот, — сказала Отталина. — У отца грипп. Или что-то похожее. Мы думали, что вы придете в восемь. То есть не вы, а ваш отец.
— Я пропустил поворот, заблудился. А отец уехал в Хойт. — Парень достал из кармана газету и показал девушке написанное там «Амендингер и сын, скупщики». — Я работал с отцом почти девять лет, так что, думаю, я знаю, что делать.
— Я не имела в виду, что не знаете, — сказала Отталина. — Я рада, что приехали вы. Усы вашего отца пугают меня.
— Я тоже ужасно боялся, когда был маленьким, — молодой человек посмотрел на загоны, дом, свадебную пшеницу, голубой навес.
— Ну, — сказала она, — пойдемте?
— Пшеницу надо сжать, — задумчиво сказал он.
Она вела машину, а молодой человек смотрел на далекий горизонт, видневшийся за загоном. Они проехали мимо пастбища, и пыль в кабине фургона постепенно превращалась в искрящийся туман, словно слыша их тайные мысли, которые в любой момент могли перетечь в слова. Флайбай открыл ворота. Отталина поблагодарила его и принялась демонстрировать богатство своего ранчо. Он считал, делал заметки и в итоге предложил неплохую цену.
