Скатав свитер в рулон, я сунул его под мышку и уже собирался уходить, но тут вспомнил, что денег то у меня в карманах нет. Бросив свитер на кровать, я нагнулся и достал из-под кровати чемоданчик. Быстро введя код, я достал из чемодана мешочек с монетами, который получил от Великого Инквизитора. Взвесив его в руке, я спрятал деньги в карман куртки и закрыл чемоданчик. Все, или я опять что-то забыл? Вроде все. Забрав свитер, я закрыл дверь и спустился вниз по лестнице.
– Что-то ты сегодня поздно, Темный, – кивнул мне дядя Митя. – Не заболел ли?
– Не дождетесь, – улыбнулся я. – Просто у меня отпуск.
– А что это с Петром, не знаешь?
– А что с Петром? – я удивленно посмотрел на дядю Митю.
– Когда он вчера вернулся домой, с ним было все в порядке. А когда сегодня он отправился на работу, его нос был очень уж опухший. И что с ним могло ночью случится?
– В косяк не вписался, – равнодушно ответил я. – Нечего по темному коридору шататься.
– В косяк, говоришь? – хитро улыбнулся сторож, и добавил заговорщицким шепотом: – Это из-за Машки, да?
– А что Маша?
– Да вышла сегодня ни свет, ни заря из дому и ушла куда-то. Глаза красные, как у кролика, под глазами круги черные, лицо осунулось, а какая девка была, – сторож вздохнул. – Такая девка по тебе сохнет, а ты нос воротишь.
– Во-первых, не девка, во-вторых, я от нее нос не ворочу, в-третьих, тот косяк, о который вчера ударился Звягинцев, очень опасный, – я выразительно посмотрел на дядю Митю. – И если Вы, Митрофан Игнатьевич, не хотите об него тоже удариться, то не лезьте не в свое дело.
С этими словами я вышел из подъезда, оставив консьержа в полном недоумении.
Немного постояв возле подъезда, я подышал морозным воздухом. А потепление и не предвидится. По крайней мере, ближайшие месяца два-три. Это притом, что сейчас середина февраля и в нормальных условиях температура в Темном городе в это время года не опускалась ниже пяти градусов мороза. Но теперь другие времена и другие правила.
Я вздохнул и направился к одноэтажной котельной, располагавшейся в тридцати метрах от дома. Котельная топилась по старинке, углем, и это было идеальное место, чтобы избавиться от свитера, не привлекая ничьего внимания.
Я поднялся на небольшое крыльцо и потянул на себя красную железную дверь. Тяжелая, зараза. Килограмм двадцать наверное весит. Ума не приложу, зачем в котельной, где нечего красть такая дверь.
Войдя внутрь, я сразу попал в царство горячего полумрака. Пройдя по короткому коридору и повернув налево, я вошел на склад, где лежали горы каменного угля. Обойдя эту кучу, я увидел то, зачем сюда пришел – топку. Возле топки за столом сидел один из кочегаров. На столе лежала замусоленная колода карт и стояла тарелка с яичницей. В животе заурчало. Нет, сначала я все-таки поем, а потом пойду по магазинам.
Я уже упоминал, что котельная одноэтажная. В сущности, так оно и было, но размеры этой одноэтажки были слегка нестандартными. В длину здание имело метров пятьдесят, в ширину метров тридцать, а в высоту достигало метров пятнадцати. Хотя оно и не удивительно: нужно же где-то разместить горы угля и бак литров этак на тысяч пять. Бак располагался за топкой, и от него во все стороны расходились стальные трубы, так, что со стороны он напоминал кокон, подвешенный на паутине.
– Привет, Дима, – поздоровался я, – а Коля где?
– Здорово, Темный, – ответил кочегар и почесал небритую щеку. – А Коля отлить пошел. А ты по делу или как?
– Вообще-то по делу, – я вытащил из подмышки свитер. – Можно я воспользуюсь вашей топкой?
– Да, пользуйся на здоровье, – Дима подмигнул мне. – Первый раз что ли?
– Не первый, но надеюсь, что последний.
– Ты каждый раз так говоришь. Кочерга в углу, – кочегар откинулся на спинку стула и запел: – «Надоело ходить на работу, каждый день к девяти на работу. Я нашел выход, я хочу быть кочегаром, кочегаром, кочегаром…».
Я хмыкнул и подошел к топке. Длинная черная кочерга стояла тут же, рядом с дверцей. Чуть дальше стояли две совковые лопаты, которыми уголь кидался в топку. Я присел на корточки и заглянул в просверленные в дверце топки дырочки. Красно-желтые языки пламени плясали на черных кусочках угля, обволакивая, пожирая тех, что давали им жизнь. И в настоящей жизни всегда так: мы сначала пожираем именно тех, кто старается сделать нашу жизнь лучше. Парадокс.
Я взял кочергу и, подцепив ручку, распахнул дверцу топки. Из открытого проема пыхнуло жаром, от которого сразу вспомнилось жаркое, солнечное лето. Такое приятное тепло, проникающее под одежду, проходящее сквозь грудную клетку и согревающее легкие и сердце. Один вздох и, кажется, что ты угодил на солнце.
Можно бесконечно смотреть на три вещи: на огонь, на воду и на… Вот тут я всегда останавливался, потому, что третью вещь я не помнил, да и не был уверен, что смогу бесконечно на нее смотреть. Я, например, мог бы бесконечно смотреть на тьму. Просто сидеть всю ночь и смотреть на языки темноты, окружающие меня. Еще я мог бесконечно смотреть на бегущие белые полосы на сером асфальте дороги, когда дороге нет конца, руки сжимают руль мотоцикла, и серый асфальт с белыми полосами перед глазами. И, без всякого сомнения, я мог бы бесконечно смотреть на ее лицо. На короткое мгновение мне показалось, что она действительно смотрит на меня сквозь бушующее пламя.
– Эй, Темный, чего застыл? – пробился ко мне, словно сквозь глухую пелену, голос Димы. – Смотри, сам не прыгни в топку.
Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, навеянное горящим в глубине печи пламенем. Действительно, как бы самому не сгореть, глядя в самое сердце гигантской печи. Я скомкал свитер и бросил его в топку. Подождал, глядя, как огонь расправляется с черной тканью, разворошил кочергой пепел, оставшийся от свитера и только потом закрыл дверцу топки.
– Спасибо, Димка, – я пожал руку кочегару и направился к выходу. – Николаю привет.
После натопленной котельной на улице я почувствовал себя так, словно меня засунули в морозильник. Первые два вдоха тут же выстудили то тепло, которое согревало мои легкие. Холод пробрался и в живот, и порыв ветра заставил поглубже натянуть на глаза черную вязаную шапку. Ненавижу этот головной убор и избавляюсь от него при первой же возможности, но сейчас, гуляя на улице без шапки, можно было запросто отморозить уши. Вот так и живем. Холодно, холодно, очень холодно. Зима брала от жизни все и старалась вовсю, не жалея ни времени, ни сил.
Ну и куда бы теперь направиться? На рынок идти поздно, значит, меня опять ждет Морская улица. Я вздохнул и пошел на юг. Вчерашняя моя прогулка по Морской закончилась не слишком удачно, посмотрим, как оно будет сегодня.
Людей на улице было больше, чем вчера, хотя сегодня было значительно холоднее. Хотя холод холодом, а на жизнь зарабатывать как-то нужно. В животе опять забурчало, и я решил зайти в первый же попавшийся кабак. Таковыми на моем пути оказались «Три Поросенка». Никогда раньше здесь не был, но уж слишком есть хочется. Я толкнул дверь и вошел в зал. Десяток пластиковых столиков с пластиковыми же стульями располагались в небольшом зале, в кадке у стены каким-то чудом росла пальма, всю дальнюю стену занимала барная стойка. Я оказался не единственным посетителем: за столом у окна сидела молоденькая парочка, а у самого входа расположился немолодой господин в кожаной куртке. Парочка весело щебетала о чем-то своем, почти не притрагиваясь к стоящим на столе блюдам, а вот господин с удовольствием уплетал пельмени, обильно сдобренные сметаной. Ого! С молочными продуктами в Темном городе было не то чтобы туго, попроще, конечно, чем с мясом, но все-таки договориться с какой-нибудь деревней о поставке молока было делом тяжелым и неблагодарным. Цену за натуральные продукты колхозники драли несусветную.
Я прошел по залу и занял столик у стены. Тотчас ко мне подлетел официант с блокнотом и ручкой в руках.
– Что будете заказывать? – поинтересовался он.
– А что у вас есть? – по-еврейски ответил я, прикидывая, насколько я голоден.
– А что вас интересует: первое, горячие закуски, гарниры?
– А у вас это все есть? – слишком уж внутренняя обстановка закусочной не вязалась с перечнем блюд.
– Из первого есть рассольник, харчо и борщ, – проговорил он, чем ввел меня в легкий ступор. – Из горячих закусок есть пельмени и котлеты. Из гарнира – спагетти, перловая и гречневая каша. Также имеется плов, а по отдельному заказу мы делаем пиццу.
– Пиццу? – мне показалось, что я ослышался. Какая пицца в Темном городе? Откуда вообще взялись продукты для всего перечисленного официантом. Еще полгода назад никто и мечтать не мог о плове, не то, что о пицце.
– Пицца, – кивнул официант. – С сыром, грибами, помидорами. Так что будете кушать?
– Харчо, пельмени и чай, – продиктовал я, но это оказалось не все.
