— Как мне следует это понимать? Как отставку? — сказал он, приблизившись к ней, чтобы заключить ее в свои объятия.
Губы Софи растянулись в вымученной улыбке.
— Завтра будет новый день, — повторила она.
— Тогда почему ты плачешь? — спросил он, целуя ее в виски. — Ты ведь собиралась сказать мне что-то очень важное?
— Нет, ничего. Я просто… У меня слишком мало опыта в таких делах.
Кайл так посмотрел на нее, что внутри у нее что-то перевернулось.
— Ты хочешь сказать, что невинна? — тихо спросил он.
Она в нерешительности помолчала, затем кивнула и засмеялась, готовая разрыдаться — Не только это.
— И тебе нужно время, чтобы все обдумать? — мягко спросил он.
Она кивнула в ответ, не в силах произнести ни слова.
Кайл чуть улыбнулся. В его улыбке не было насмешки.
— Не думай об этом слишком долго, а то я не выдержу и заболею от желания.
И опять она почувствовала, как готовый вырваться наружу смех грозит обернуться рыданием.
— Благодарю за прекрасный вечер. За все. У меня в жизни никогда не было ничего подобного.
— Если я скажу то же самое, ты мне, вероятно, не поверишь. Тем не менее это правда. — Он взял в руки ее лицо и поцеловал в беззащитные, чуть припухшие губы. — Ты действительно хочешь уйти? — хрипло прошептал он.
Она кивнула, и он проводил ее в ее номер. У двери он снова попытался обнять ее, но Софи с мольбой посмотрела на него.
— Разве тебе недостаточно? — спросила его она. — Кажется, мне больше уже не выдержать.
— Если мне удастся заснуть, — пообещал он, — то во сне я обязательно доведу счет до ста одного.
Она посмотрела на него и улыбнулась. Затем протянула ему гардению, которую он подарил ей.
— Мне было хорошо сегодня. Действительно хорошо. До завтра.
Он взял у нее цветок.
— До завтра.
Она вошла в комнату и заперла за собой дверь.
Оставшись одна, она дала волю слезам, хлынувшим неудержимым, горячим потоком по лицу. Усилием воли она заставила себя успокоиться. У нее не было времени на сентиментальные глупости. Софи провела ладонями по мокрым щекам и посмотрела на часы. Почти пять. За окном уже светало, и она почувствовала, как утренний воздух наполняется запахами зарождающегося дня. Через два часа она должна быть готова к отъезду.
Софи стянула с себя платье, не став смывать с лица косметику. В ее груди, во всем ее теле не стихало болезненное ощущение, вызванное неутоленным желанием. Но она заставила себя не думать об этом и стала упаковывать вещи.
Софи решила сделать то, что намеревалась с самого начала: уехать, оставив для него письмо, из которого он узнает наконец правду. Когда она начала писать, в ее глазах не было и следа недавних слез.
Дорогой Кайл!
Когда-то жила на свете девушка, которая, однажды решив прогуляться по брайтонскому пляжу, случайно подслушала разговор одного человека с его приятельницей. То, что она услышала, больно ранило ее, и на какое-то время ей очень захотелось стать кем-нибудь другим. Когда Вы будете читать это письмо, я уже буду на пути домой. Мне очень жаль, что пришлось обмануть Вас. Разумеется, Вы были правы: мы с Вами встречались раньше. Но об этом мне было неприятно вспоминать, поэтому, чтобы не быть узнанной, я приняла все меры предосторожности. Если Вы хотите вспомнить меня такой, какой я была тогда, включите вторую программу Би-би-си 15 августа в 20 часов. Сейчас я выгляжу по-другому, но в фильме я такая, какой была тогда, — нелепой, неряшливо одетой толстухой в смешных очках. Надеюсь, Вы все-таки поймете, почему я так поступила и чего мне это стоило.
Написав, Софи долго сидела, уставясь на бумагу отсутствующим взглядом. Может, добавить что-нибудь вроде «Пожалуйста, дайте о себе знать»? Или оставить ему номер своего телефона или домашний адрес? Нет, она не сделает этого.
Если он захочет ее найти, это легко сделать — та же Элен может подсказать ему, где она живет. А если нет…
Ну что ж, тут ничего не поделаешь. Ей придется смириться с этим. Другого выбора у нее нет.
Кажется, ей нечего больше добавить к этому. Подумав, она поставила внизу подпись «Мэйзи». Затем, повинуясь пришедшей ей в голову мысли, она вытащила из сумки флакон духов «Джорджо Армани» и капнула ими на лежащую перед ней бумагу.
Она перечитала написанное. Ему будет больно — это, по сути, удар ниже пояса. Но что делать?
Софи сложила лист вдвое, запечатала конверт и написала на нем его имя и номер его гостиничной комнаты. Перед самым отъездом она оставит его в вестибюле у служителя отеля.
Затем она забралась в постель и свернулась калачиком под простынями. Хватит об этом думать. Позже у нее будет достаточно времени на размышления.
Она закрыла глаза, и воспоминания о самом ярком вечере в ее жизни растворились в туманной пелене настигшего ее сна.
Глава 5
Все время, пока самолет шел на посадку, преодолевая слой за слоем густые облака и приближаясь к аэропорту Хитроу, Софи думала о том, что с ней произошло за последние три недели. Сегодня утром он прочтет письмо, и это положит конец всем ее мечтам.
Она мысленно представляла себе, как он читает ее записку, как внезапно меняется его лицо. Когда-то она с удовольствием предвкушала этот момент. Но только не теперь. Если это и победа, то жестокая.
Какое затмение разума заставило ее сделать это? Оглядываясь назад, она думала о том, что только внезапное помешательство могло подсказать ей сыграть подобную шутку с таким человеком, как Кайл Харт.
Сейчас, приближаясь к омытому дождями Лондону, она спрашивала себя, кто же кого наказал и кто кому причинил настоящую боль.
— Дамы и господа, пожалуйста, пристегните ваши ремни и погасите сигареты. Просьба к пассажирам поставить в вертикальное положение спинки своих кресел и воздержаться от курения до посадки самолета.
Софи рассеянно потянулась за пристежным ремнем. В ее голове проносился грустный Припев песни «Прощание с Ямайкой»:
Тоска сдавила сердце, и кругом голова. Я Кингстон покидаю, прощай, любовь моя…
На прочность чувств Кайла рассчитывать нечего, размышляла она. Если бы она позволила себе отправиться с ним в морское путешествие по Карибам, то наверняка для нее все это закончилось бы большим разочарованием и разбитыми вдребезги мечтами. Так что ее внезапный отъезд и ее пощечина ему было самым лучшим, что она могла сделать.
Но никакие здравые рассуждения не могли унять боль в ее сердце и снять тяжесть с души. Она знала лишь то, что теперь между ней и единственным любимым ею человеком пролегло расстояние не в один день, а в целую жизнь.
