— Ой, дядя! — воскликнул он и прижал руки к груди. — Ешьте, пейте, пожалуйста!
Он торопливо достал кружку, вытащил из-за пазухи лепешку и разделил ее на четыре части. Но шофер сказал:
— Спрячь, тебе пригодится. Хлеб у нас есть.
Он пошел и вытащил из кабины узелок и развернул его на траве. Там были свежие красные помидоры и молодые огурчики. Рабочий в комбинезоне принес буханку белого хлеба. Дардаке отвинтил крышку одного из бидонов и тут же подумал, что, если вол вздумает подняться, айран разольется. Он отвязал бидоны, составил их на землю, достал кружку.
— Пейте сколько хотите, — сказал он и отошел в сторонку.
— Садись с нами, парень! — пригласил его шофер.
Но Дардаке отрицательно покачал головой и отошел еще дальше.
Его звали, предлагали ему помидоры, хлеб с маслом, он упрямо отказывался. Рабочий в комбинезоне пошептался с товарищами, и они, пожав плечами, принялись за еду, передавая друг другу кружку с айраном.
Дардаке тем временем обошел со всех сторон машину. Это был тяжелый тягач с железной решеткой перед мотором. Дардаке поднял ногу на ступеньку и вопрошающе взглянул на шофера. Сердце его билось со страшной силой.
— Э-э, куда ты?! — закричал рабочий в комбинезоне.
— Да пусть посмотрит, — сказал шофер. — Лезь, не бойся. За руль можешь подержаться, но только ногами ни на что не нажимай.
Дардаке забыл и о косцах, которые его ждали, и об отце, и о матери. Он вцепился в руль обеими руками, шевелил его туда-сюда и, весь напрягшись, глядел вдаль. Ему казалось, что он мчится со страшной скоростью, по сторонам мелькают и горы и леса. Опомнился он только после того, как почувствовал руку шофера на своем плече.
— Слезай, приехали, — сказал шофер. — Спасибо тебе за угощение… Ах, и хороший же айран! Свежий, холодный… Может, все-таки надо заплатить? — Он потянулся в карман куртки. — Мы выпили по две кружки, значит, почти три литра…
Но Дардаке так на него посмотрел, что шофер махнул рукой и широко улыбнулся.
— Ну, ракмат! — поблагодарил он по-киргизски и крепко пожал парнишке руку.
— Мое имя Ракмат, — сказал Дардаке.
— Вот это здорово!
Рабочий в комбинезоне и тракторист тоже попрощались с ним за руку.
— Что ж, значит, будем знакомы, — сказал шофер. — Меня зовут Семен, его вот — Тулькубéк, а тракториста — Каим. Может, еще придется свидеться…
Мотор взревел, и через минуту машина скрылась из виду…
Время шло. Солнце уже стояло над головой, а Желтопегий знай себе полеживал. Да еще подтянул голову к растущей на обочине траве и слизывал ее шершавым языком.
— Вот ты чем занят, бездельник! — закричал Дардаке. — Все, все из-за тебя! Если б ты не разлегся в ущелье, мы бы не встретились с машиной и не задержались. Ты во всем виноват… А теперь еще надо подымать и привязывать бидоны.
Говоря так, парнишка в душе понимал, что пытается хоть как-нибудь найти себе оправдание. Совесть грызла его. Но что это? Бидоны подняты на спину вола, притянуты ремнями, крышка завернута, а рядом на траве расстелена газета, и на ней лежат два больших спелых помидора, свежий огурец и ломоть белого хлеба.
— Ой, зачем вы! — вслух подумал Дардаке и невольно посмотрел в ту сторону, где скрылась машина. Ему ничего не оставалось, как принять этот подарок.
На удивление легко поднялся Желтопегий и даже пошел быстрее обычного. И все-таки теперь уже было несомненно, что к обеду он косцам айрана не доставит. «Что ж, — подумал Дардаке, — зато я смог накормить и напоить других рабочих людей. Они тоже были голодны, их мучила жажда».
Эта мысль его немного успокоила, и он принялся громко петь. Черный ворон, тот, что каркал, сидя на столбе перед приездом машины, пролетел вперед, уселся на другой столб и встретил Дардаке еще более громким и противным карканьем, чем прежде. Парнишка не выдержал и швырнул в него палкой. Не попал. Пришлось слезать, подбирать палку, догонять вола.
— Не боюсь я тебя, врешь ты все! — крикнул парнишка ворону.
Однако ворон что-то, видимо, знал и умел предсказывать. Проехав всего с полкилометра, Дардаке встретился на дороге с автобусом, полным детворы. Шофер посигналил и остановился. На дорогу высыпало человек тридцать девчонок и мальчишек в пионерских галстуках. Тут были и киргизы, и русские, и дунгане, и узбеки. Ребята в коротких штанишках, девочки в синих юбочках на лямках. И все чистенькие, приглаженные, причесанные. Они сразу подняли крик, возню, разбежались в разные стороны. Были среди них и совсем маленькие, но встречались и рослые ребята. Высокий молодой человек в городском костюме вышел последним и сразу же стал кричать:
— С дороги, с дороги! Кому говорят — сойдите с дороги. Вас раздавит, а я буду отвечать!
— Вот эта корова раздавит? — спросил какой-то мальчишка и показал в сторону вола.
Дардаке отвернулся. «Ну вот, — подумал он с тоской, — сейчас Желтопегий опять уляжется». Нетрудно было понять, что это экскурсия из пионерского лагеря, городского или рудничного. Подбежал мальчишка лет десяти:
— Дяденька, а что у вас в бидонах?
Дардаке раздулся от гордости. Его назвали «дяденькой», значит, он и правда похож на взрослого. Быстрым шагом подошел высокий в костюме. Воспитатель или учитель?
— Слушай-ка, паренек, ты не мог бы продать нам? — И тут же он обратился к своим питомцам: — Станьте в очередь и приготовьте свои кружки. Сейчас вы увидите, насколько вкуснее свежий горный айран, чем кислое молоко, которое мы получаем в городе. — Он говорил так, будто ничуть не сомневался, что Дардаке немедленно отвернет крышку и раздаст пионерам целый бидон. — Едешь на базар? Не так ли? Ну, что же ты молчишь?
Дардаке привык относиться с уважением к взрослым. Он опустил повод, и вол остановился. Ребята окружили всадника. Его дергали, что-то ему кричали, о чем-то спрашивали.
— Ты работаешь в колхозе?
— Вы где живете — наверху или внизу?
— Как называется та гора?
— У нас в Нарыне айран три рубля литр. А сколько стоит здесь?
— Он, наверно, глухонемой.
— Почему ты такой черный? Где ты загорал?
— Тебе сколько лет? В каком ты классе?
— Скажите, пожалуйста, ваша корова не бодучая?
— Верно, что в этих горах добывают золото?
— Какой породы этот бык?
Многие тянули к нему руки с кружками.
— Я первый!
— Нет, я первая!
— Не толкайся!
— А если я пить хочу?!
Дардаке так до сих пор и не вымолвил ни слова. Ничего подобного с ним никогда не происходило. Его просят дать напиться, бидоны его полны айрана, а он дать не может. Вот не может, и все тут. Тридцать человек выпьют целый бидон. Что же он привезет косцам?
И вдруг, сам себя не узнавая, он закричал:
— Уйдите, отойдите! Нет айрана. Нет, нет, нет! Ничего не продаю, ничего не знаю! С дороги, с дороги!
Желтопегий неожиданно вытянул шею, громко замычал, а потом начал так сильно мотать головой, будто на него налетели слепни. Девчонки завизжали, толпа расступилась, и вол с неожиданной для него прытью двинулся вперед.
Вслед понеслись крики:
— Жадина, жадина!
— Скупердяй!
И громкий голос воспитателя:
— Успокойтесь. Успокойтесь, дети! Лучше посмотрите вокруг. Какая нас окружает красота… В Центральном Тянь-Шане…
* * *
Дардаке посмотрел вокруг. Он увидел и горный лес, и серебряные пики далеких вершин, и отлогие ярко-зеленые холмы с цветущими травами, над которыми летали бабочки. Он увидел парящую над головой птицу. Большую, черную. Кажется, это был тот самый ворон. И тут же он услышал рокот мотора. Неужели опять какая-нибудь машина? Неужели у него опять будут просить айран?
Но машины не было. Высоко в небе летел пассажирский самолет Фрунзе — Нарын. Дардаке развеселился. Он представил себе, что, завидев его, летчик опустится на дорогу и будет просить у него айран. Важные пассажиры, государственные деятели, потянутся к нему со своими кружками и пиалами:
«Я первый!»
«Нет, я первый!»
Он им ответит:
«Первыми должны получить косцы. Рад бы вас угостить, но не имею права. Если я буду раздавать всем встречным и поперечным…» Впервые в жизни Дардаке подумал, что доброта и гостеприимство не всегда уместны, не всегда возможны. Он еще не забыл, что мальчишки и девчонки кричали ему вслед: «Жадина, скупердяй!» Глупые. Не могут понять, что на всех в двух бидонах айрану не привезешь. Выпьют они — значит, не достанется косцам. Но пришла ему и другая мысль, от которой стало не по себе: «Маму называют скупой, вчера я в душе тоже упрекал ее за то, что не хотела поделиться с соседями. Так, может быть, она права? Сегодня я тоже стал скупым… Нет, нет, я не скупой и не жадный, но я не могу раздавать то, что поручили мне отвезти членам нашей колхозной семьи». Проехав еще немного, он сказал себе: «Да, трудно быть взрослым!» Но в то же время он с гордостью вспомнил, что его сегодня назвали дяденькой.
