Фридрих.
— Скорее всего, обнаружил, что плащаница подделана мастером Дисмасом. Этим и объясняются речи о святотатстве и кощунстве. Непонятно только, почему он считает, что в этом замешаны вы.
Фридрих смотрел на письмо:
— Тут какая-то уловка. Хитроумный ход, чтобы взять верх в деле Лютера.
— Возможно. Но логика туманная. На мой взгляд.
— Как бы там ни было, — вздохнул Фридрих, — он заполучил Дисмаса.
— Боюсь, что так.
— Вы упоминали о какой-то новой пытке…
Спалатин кивнул.
— И?
— Это так называемая марионетка. Применяется двумя… двумя способами…
— Да рассказывайте же, Георг!
— Уши, ладони и ступни прокалывают крючьями. Жертву подвешивают. И дергают за веревки. Отсюда и название. Этой пытке намеревались подвергнуть Бернгардта, нюрнбергского мошенника. Она пользуется успехом у публики: казнь растягивается на сутки.
Лицо Фридриха исказила гримаса омерзения.
— Когда было отправлено письмо?
— Пятого дня.
— О господи!
— Дисмас — выносливый малый. Вы же помните, он из райзляуферов.
— Висеть на крючьях — это не сражаться, Георг. Он поступил скверно, но я не желаю оставлять его Альбрехтовым инквизиторам на расправу. Вам следует поторопиться. Вы готовы?
Спалатин кивнул.
— Предложите все, что посчитаете необходимым. Выясните, почему Альбрехт полагает, что мы причастны к этой… напасти.
Спалатин поклонился и направился к дверям.
— Георг?
— Да, ваша милость?
— Вызволите Дисмаса во что бы то ни стало. Я ему сам шею сверну.
В майнцском кардинальском дворце Спалатина проводили в приемную. Тело ныло от сумасшедшей скачки. Он невольно скрипел зубами, ковыляя по каменному полу. Не желая выдавать свою слабость, Спалатин с усилием выпрямился, расправил плечи и переступил порог приемной. Ему тут же пришлось склониться, чтобы облобызать подставленный перстень, и позвоночник будто проткнули раскаленным прутом.
— Ваше высоко… преосвященство.
— Вам нездоровится, мастер Спалатин?
— Возраст, ваше высокопреосвященство.
— Судя по всему, дорога была не из легких.
— Курфюрст наказывал передать вам заверения в братской любви. Он в высшей степени удручен и встревожен вашими, если мне будет позволено так выразится, ошеломляющими заявлениями.
— С вашего позволения, мы глубоко опечалены нашим некогда возлюбленным братом.
— Ваша эпистола не оставляет в этом сомнений. Мой господин приказал выяснить причину, по которой ваше высокопреосвященство полагает курфюрста сопричастным какому бы то ни было вменяемому деянию.
— Мастер Спалатин, давайте не станем разыгрывать невинность, — фыркнул кардинал и дал знак монсеньору.
Тот достал из ларца сложенный отрез льна и без лишних церемоний разостлал его на длинном столе с поспешностью лавочника, показывающего третьесортный товар.
«Res ipsa.[6] Вот и доказательство», — подумал Спалатин, осеняя себя крестным знамением.
— Да будет вам, — сказал Альбрехт. — Мы же с вами знаем, что в этом нет нужды.
Спалатин вглядывался в восхитительное изображение, затылком чувствуя пристальный взгляд Альбрехта.
— Великолепная вещь. Мои поздравления вашему высокопреосвященству.
— Мы бесконечно польщены вашим одобрением. Скажите, не кажется ли вам, что правая длань Господня особенно удалась?
Спалатин пригляделся. Сначала он ничего не заметил, но потом увидел рубиновый перстень в пасти… Господь всемогущий! Подпись Кранаха? Да что это все… Он перевел взгляд на Альбрехта:
— Даже не знаю, что сказать, ваше высокопреосвященство.
— Вам знакома эмблема придворного живописца Кранаха?
— Да. И тем не менее…
Альбрехт стукнул пальцем по тронному подлокотнику:
— Нам не до шуток, мастер Спалатин. Будьте очень осторожны: не ровен час под вами разверзнется твердь, и вас подвесят в наших казематах, рядом с вашим приятелем-заговорщиком.
Спалатин пытался уяснить картину происшедшего. Неужели Кранах действительно был автором плащаницы? В подписи не усомнишься. Но зачем это Кранаху? Вдобавок с чего бы Альбрехту покупать плащаницу, на которой стоит подпись художника?
— Уверяю ваше высокопреосвященство: для меня все это — непостижимая загадка. Равно как и для курфюрста, окажись он тут.
— Другими словами, вы все отрицаете. Очень жаль, мастер Спалатин. Вы ведь слывете человеком умным и образованным. Что вы можете предложить нам в качестве объяснения? Ах, вы недоуменно пожимаете плечами! Пожалуй, вам следует присоединиться к вашему сообщнику.
Угрозы?
— Ваше высокопреосвященство, не соблаговолите ли вы на время воздержаться от оскорблений и ответить на один вопрос?
— Слушаю.
— Я признаю, что это подпись Кранаха. Или же искусная подделка. Но зачем же вы, ваше высокопреосвященство, приобрели данный предмет?
— Подпись проступила не сразу. Ризница загорелась. От жара подпись вашего придворного живописца стала явной. Ваш план раскрылся. Вы полагали, что подделка заявит о себе много позже. Например, во время ее показа верующим, что послужило бы к нашему вящему позору и свело бы на нет все наши попытки предать суду еретика Лютера. — Альбрехт откинулся на троне. — Несомненно, пожар случился по умыслу Господнему, дабы спасти нас от вашего кощунственного замысла.
«Какая чушь, — подумал Спалатин. — Просто бред». Однако вот она, подпись Кранаха. Неужели Альбрехт сам приказал подделать подпись Кранаха, чтобы обвинить Фридриха и скомпрометировать его покровительство Лютеру? Подобная низость вполне в духе Альбрехта. Тем не менее ситуация сложилась патовая.
— Я немедленно возвращаюсь в Виттенберг с докладом курфюрсту.
— Да что вы?! — бархатным голосом промолвил Альбрехт. — Неужели вы нас так скоро покидаете? Останьтесь. Погостите. У нас много свободного места. И мастеру Дисмасу будет не скучно.
— Ваше высокопреосвященство, вы мне угрожаете?
— Нет, мастер Спалатин. Я предлагаю вам погостить.
Из складок плаща Спалатин вынул сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Альбрехту:
— Курфюрст предпочел бы, чтобы наши переговоры проходили дружелюбно и в атмосфере взаимоуважения, однако ввиду прозвучавших угроз я вынужден уведомить ваше высокопреосвященство, что тысяча экземпляров данного памфлета напечатаны и готовы к распространению по всей империи.
Альбрехт прочел:
КАРДИНАЛЬСКИЕ ПРЕГРЕШЕНИЯ
ПОЗОРИЩЕ МАЙНЦА
АЛЬБРЕХТ
ПОКУПАЕТ КАРДИНАЛЬСКУЮ ШАПКУ
НА ДУКАТЫ ФУГГЕРА
ПОДДЕЛЫВАЕТ ЛОДКУ СВЯТОГО ПЕТРА
КНЯЗЬ-ВЫБОРЩИК БЕРЕТ ВЗЯТКУ ЗА ГОЛОС
ИИСУС ВОЗРЫДАЛ
ВСЕ СВЯТЫЕ ВЗЫВАЮТ К ПРАВОСУДИЮ
На щеках Альбрехта вспыхнули алые пятна. Он посмотрел на Спалатина:
— Это искариотство.
— Согласен, ваше высокопреосвященство. Лучше и не скажешь. Одно дело — подсовывать верующим фальшивую лодку Рыбаря. А вот хранитель престола Карла Великого, торгующий своим голосом, — это искариотство чистой воды.
Лицо Альбрехта побагровело. Он разгневанно поднялся с трона. На миг Спалатину показалось, что Альбрехт незамедлительно отправит его в подземелье и велит вздернуть на крючья рядом с Дисмасом.
Внезапно злоба кардинала улетучилась. Он сдулся, будто смятые подушки, и безвольно осел на трон.
— В таком случае, мастер Спалатин, что вы предлагаете?
15. Что-то не так?
Неделю спустя Спалатин вернулся в Виттенберг. Результаты его переговоров с Альбрехтом позволили совершить обратный путь с меньшей поспешностью.
Было установлено перемирие. Дознание на время подвесили, а Дисмаса, наоборот, отцепили с крючьев «малой марионетки». Он оставался «гостем» Альбрехта
