Боденштайн понимающе кивнул. Двери конюшни открылись, и появился довольно раздраженный Фридхельм Дёринг. Керстнер шел за ним с безразличным видом. Дёринг направился к выходу, и в этот момент ему, похоже, пришла в голову какая-то мысль.
— Где прицеп, на котором вы перевозили лошадь?
— На парковочной площадке, — сказал Керстнер.
Дёринг повернулся на каблуках и, не прощаясь, исчез. Боденштайн и оба ветеринара наблюдали за тем, как он мастерски маневрировал на своем внедорожнике перед прицепом, затем в несколько приемов подсоединил его к автомобилю и, взвизгнув шинами, сорвался с места.
— Что он от вас хотел? — поинтересовался Боденштайн.
— Он хотел узнать, где его жена, — угрюмо ответил Керстнер.
— И что? Вы знаете это?
— Да, разумеется, — раздался голос позади них, и все мужчины обернулись. Анна Лена Дёринг вышла из двери, за которой находилась операционная. Отеки на ее лице чуть уменьшились, цвет синяков, изначально фиолетово-черный, приобрел синевато-желтый оттенок. Темные волосы она заплела в тугую косу. На женщине были джинсы и серая хлопчатобумажная толстовка с капюшоном.
— Добрый день, фрау Дёринг. — Боденштайн был немного удивлен. — Как у вас дела?
— Все нормально. — Голос фрау Дёринг звучал неестественно. Она подошла к Керстнеру и тронула его за руку. Они обменялись взглядами, и было очевидно, что между ними давно сложились глубоко доверительные отношения. — Я должна идти, Миха, — тихо сказала она Керстнеру, — иначе произойдет еще одно несчастье.
— Нет, пожалуйста, Анна, ты не должна этого делать! Есть и другой выход, — умоляюще посмотрел на нее Керстнер. Тут он, похоже, вдруг вспомнил, что Боденштайн все еще здесь и слышит их разговор. — Давай поговорим об этом позже. Пообещай мне!
Оливер отправился вслед за ветеринарами и Анной Леной Дёринг в административное здание ветеринарной клиники.
— Фрау доктор Ханзен тоже здесь?
— Нет, она на выезде. — Риттендорф склонился над стойкой приемной, за которой никого не было, чтобы ответить на телефонный звонок.
— Могу я отнять у вас немного времени, чтобы поговорить с глазу на глаз? — обратился Боденштайн к Керстнеру. Тот согласно кивнул в ответ.
Мужчины вошли в переговорную, и Керстнер закрыл за собой дверь. Взгляд Боденштайна задержался на фотографии в рамке, где были изображены пятеро молодых мужчин на пляже с бутылками пива в руках. Они стояли, держа друг друга под руку, и, смеясь, смотрели в камеру. Среди них главный комиссар узнал Риттендорфа, Керстнера, Валентина Хельфриха и Флориана Клэзинга. Имени пятого мужчины он не знал. При своем первом визите Боденштайн не заметил этой фотографии.
— Вы знакомы с доктором Клэзингом не только через фрау Дёринг? — спросил он, обернувшись.
— Не только, — согласился ветеринар. — Когда мы учились в университете, то состояли в одном студенческом сообществе. Клэзинг и Шрётер учились на юридическом факультете, Хельфрих — на фармацевтическом, а мы с Георгом — на ветеринарном.
— Понятно. — Боденштайн смотрел на Керстнера. Доктор сел за стол и закурил сигарету. Он уже не выглядел столь подавленным, как в начале недели. Он был гораздо общительнее, но все еще не производил впечатления уравновешенного человека.
— В прошлую субботу между Кёнигштайном и Келькхаймом видеокамера зафиксировала автомобиль вашего покойного тестя, — начал Боденштайн, — золотистый кабриолет «Мерседес». Ту же машину видели во второй половине дня на парковочной площадке «Макдоналдса» в Швальбахе. Водитель машины беседовал с вашей женой. Кто это мог быть?
— Понятия не имею. — Керстнер удивленно покачал головой. — Мой тесть умер четыре года назад. С чего вы взяли, что это был его автомобиль?
— Он зарегистрирован на его имя.
Керстнер рассеянно крутил пальцами пустую чашку.
— Я ничего не знаю об автомобиле. Я даже не знал, что он еще существует.
Боденштайн взялся за спинку стула и наклонился вперед:
— Тогда вы можете мне сказать, чего ваша жена хотела от вас в субботу во второй половине дня?
Эффект был подобен опущенному жалюзи. На лице мужчины появились замкнутость и недружелюбие.
— Она просила у вас денег?
Никакой реакции.
— Речь шла о вашей дочери? О Мари?
Кофейная чашка раскололась в пальцах Керстнера на две части. Из образовавшейся раны сочилась кровь и капала на стол, но доктор, казалось, не замечал, что поранился. На его лице опять появилось это страдальческое выражение, взгляд угас, и Боденштайн понял, что своим предположением попал точно в цель. Изабель за пару часов до своей смерти поехала к мужу, чтобы что-то сообщить ему о ребенке. Возможно, что-то страшное, как минимум что-то такое, что полностью выбило мужчину из колеи.
— Вы поранились, — сказал Боденштайн, и только сейчас Керстнер, похоже, вообще заметил травму. Он поднес руку ко рту и зажал рану губами.
В дверь постучали, и в комнату вошла мопсообразная помощница ветеринара Сильвия Вагнер. Она не обратила на Боденштайна никакого внимания.
— Миха, звонит фрау Риттер, он хотела узнать…
— Я ей перезвоню, — оборвал ее Керстнер и посмотрел невидящим взглядом на кровь, которая стекала по ладони на поверхность стола, быстро образуя лужицу.
— Бог мой! — воскликнула Сильвия, увидев это, и крикнула кому-то, повернувшись к дверям: — Миха перезвонит!
Затем она исчезла и через минуту появилась в сопровождении Риттендорфа и Анны Лены Дёринг. Боденштайн решил, что дальше нет смысла задавать вопросы.
— Это нужно зашить, — кивнул он Риттендорфу, который взял руку коллеги и стал рассматривать травму.
— Я чувствую, что да, — отрывисто подтвердил ветеринар и повернулся к напарнику: — Миха, дружище, что случилось? Давай вставай, я отвезу тебя в клинику.
Керстнер не обращал на него внимания. Он поднялся с застывшим лицом и отошел от стола. Риттендорф и Анна Лена Дёринг сделали шаг назад. Керстнер остановился перед Боденштайном, и главный комиссар понял, что мужчина борется со слезами.
— Изабель приезжала, чтобы потребовать от меня мою подпись, — сказал он сдавленным, но решительным голосом. — Она подала на развод и хотела, чтобы все произошло быстро, без предписанного законом года ожидания. Я не желал это так просто подписывать, по крайней мере, без предварительной консультации с адвокатом. Потом я спросил Изабель о Мари.
Он сделал паузу и провел рукой по лицу, забыв о своей травме и не думая о том, что может запачкаться кровью.
— Я сказал, что хочу видеть своего ребенка, а до этого ничего подписывать не буду. Тут она разозлилась и заявила, что Мари вообще не моя дочь, что нечего устраивать здесь спектакль, что я должен подписать бумаги, и немедленно, иначе я вообще никогда больше не увижу Мари, так как она увезла ее туда, где я ее никогда не найду. — Керстнер вздохнул. — Потом позвонила Анна Лена, и я просто ушел. Позднее Изабель еще раз появилась в «Гут Вальдхоф», но у меня уже не было времени вести с ней дискуссии.
Боденштайн сочувственно посмотрел на доктора, Анна Лена Дёринг всхлипнула, а Риттендорф вздохнул.
— Как видите, — продолжал Керстнер с неожиданной озлобленностью, — у меня вообще не было никакой заинтересованности в ее смерти. С большей охотой я бы узнал от нее, где находится мой ребенок и как я могу получить его назад.
Когда Боденштайн ехал из Руппертсхайна по направлению к Кёнигштайну, позвонил Бенке. Супружеская пара Терхорст, проживающая в одной из квартир на втором этаже «Цауберберга», в минувшую субботу сделала интересное наблюдение. Фридхельм Дёринг на сей раз не соврал, когда утверждал, что провел ночь у Изабель, так как Константин Терхорст встретил его в субботу утром в четверть восьмого, когда тот выходил из лифта. Через несколько часов, примерно около половины двенадцатого, к Изабель Керстнер опять приходил мужчина. Он приехал на серебристом внедорожнике. Моника Терхорст знает это точно, так как его автомобиль заблокировал ее машину на парковочной площадке. Этого мужчину она видела и раньше в доме в сопровождении Изабель, поэтому знала, что он приехал к ней. Около трех Изабель вышла из дома. Терхорсты видели ее со своего балкона и наблюдали за тем, как какая-то женщина, приехавшая на темном «БМВ Туринге», целую четверть часа о чем-то говорила с Изабель на парковочной площадке.
— Мужчина на внедорожнике — это Кампманн, совершенно точно, — сказал Бенке, закончив свой отчет. — Он солгал, утверждая, что лишь мельком видел Изабель в субботу вечером в конноспортивном комплексе.
— Возможно, — согласился Боденштайн. — В таком случае я еще раз поеду в «Гут Вальдхоф».
Он коротко сообщил своему коллеге о том, что совсем недавно узнал от Керстнера о ребенке. Вряд ли те люди, на попечение которых Изабель оставила девочку, добровольно обратятся в полицию, поэтому приходится надеяться только на случай.
