В этот момент Дёринг, пожалуй, осознал, что этих двоих полицейских не так легко запугать. Он взглянул на жену. Та, переплетя руки, стояла с безжизненным лицом.
— Я больше не разговаривал с Изабель, — раздраженно проговорил он. — Это правда. В последний раз я видел ее в субботу утром в ее квартире.
— Изабель рассказывала вам о своем ребенке? Нам известно, что она его где-то спрятала, но никто не знает где.
— Понятия не имею, где находится ребенок, — буркнул Дёринг. — Мне на это тоже наплевать.
Анна Лена недоверчиво посмотрела на своего мужа.
— Что уставилась? — внезапно рявкнул он.
Женщина молча опустила голову. К таким взрывам она, очевидно, привыкла.
— Перестаньте кричать, — сказал Боденштайн. — Скажите нам лучше, к кому и куда вы были приглашены в субботу вечером. Иначе из вашей встречи ничего не получится, так как вам придется поехать с нами.
— Это шутка? — возмутился Дёринг, но тут вмешалась его жена:
— Мы были приглашены к Гансу Петеру Ягоде.
— Понятно, — кивнул Боденштайн. — Во сколько вы туда приехали и как долго там были?
— Я не поехала, — вздохнула Анна Лена. — После всей этой истории с лошадью я была не в состоянии веселиться.
— Я приехал туда в начале девятого и оставался там до двух, — сообщил Дёринг.
— Мы проверим.
— Если вас это осчастливит… — Дёринг подхватил жену под руку и направился к двери.
Анна Лена бросила на Боденштайна короткий взгляд и последовала за супругом.
Центральный офис фирмы «ЯгоФарм АО» располагался в промышленном районе Зульцбаха, в помпезном U-образном здании с фасадом из светоотражающего стекла. Человек, привыкший в своей частной жизни ездить на машинах класса люкс, проводить выходные на тридцатиметровой яхте в Антибе и пользоваться собственными вертолетами и самолетами так, как другие люди — автобусами и железной дорогой, и в профессиональной сфере, похоже, придавал большое значение грандиозным масштабам. Светящаяся надпись «ЯгоФарм» на крыше внушала посетителям мысль, что в этом здании находятся исключительно сердце и мозг одного из самых процветающих предприятий на давно не существующем Новом рынке. Но это не соответствовало действительности. Указатель перед входом свидетельствовал о том, что кроме «ЯгоФарм АО» здесь располагаются офисы различных адвокатских контор, консультаций по налоговым вопросам и других фирм с фантастически звучащими названиями. В стеклянном холле работала уборочная бригада, которая производила полировку серого гранитного пола, доводя его до зеркального блеска. Пия стала изучать указатели.
«“ЯгоФарм АО” — администрация, — прочитала она. — Шестой этаж».
Они доехали на лифте до самого верхнего этажа. И здесь Ягода тоже не поскупился. На других этажах на полу лежало ковровое покрытие, а в «ЯгоФарм» — паркет. Приемная стойка была сделана из гранита, на стенах висели гигантские картины в стиле «поп-арт», плоские экраны системы наблюдения с компьютерным управлением относились к новейшим достижениям «высоких технологий». Двадцатилетняя блондинка с восточногерманским акцентом и пирсингом в носу и на бровях, напротив, казалась чем-то банальным. Боденштайн и Пия представились и сообщили, что хотели бы поговорить с Гансом Петером Ягодой. У блондинки возникли некоторые затруднения с телефоном, и она, смущенно извиняясь, объяснила, что ее направили сюда из фирмы по временному трудоустройству и сегодня она работает здесь первый день. Визит уголовной полиции, похоже, вселил в нее еще большую неуверенность. Наконец она кому-то дозвонилась и с облегчением повела посетителей в переговорную комнату в конце коридора.
Боденштайн осмотрелся вокруг. В переговорной комнате располагался большой овальный стол, окруженный двенадцатью стульями с хромированными спинками. На черном комоде на подносе стояли стаканы и маленькие бутылочки с водой, рядом лежала стопка журналов, которые Боденштайн стал просматривать. Наряду с журналом для менеджеров он нашел «GoingPublic», «Capital» и тому подобное. На стенах, обтянутых светло-желтой тканью, в рамках висели рекламные плакаты «ЯгоФарм», которые были выпущены еще в период расцвета фирмы. Паркетный пол заскрипел, когда Боденштайн подошел к окну, выходившему на задний двор. В этот момент дверь здания фирмы открылась, и из нее вышел мужчина. Боденштайн едва узнал Роберта Кампманна, так как вместо рейтуз для верховой езды и сапог на нем были костюм и галстук.
— Фрау Кирххоф, — сказал Боденштайн тихо, — посмотрите-ка.
Пия подошла к окну.
— Это же Кампманн, — определила она. — Что он здесь делает?
— Не имею понятия, — ответил Боденштайн.
Кампманн сел в «Кайенн», припаркованный рядом с «Майбахом» и «Феррари».
— Представительный автопарк, — заметила Пия. — Для фирмы, которая почти обанкротилась, действительно весьма внушительный.
— С чего вы взяли, что «ЯгоФарм АО» обанкротилась? — раздался голос позади. В комнату вошел Ганс Петер Ягода. На нем были темно-серый двубортный пиджак, галстук с неярким рисунком и сверкающие, сделанные на заказ туфли. Его мертвенная бледность казалась болезненной. Пия, не ответив, представила Ягоде своего шефа.
— Присаживайтесь, — сделал движение рукой в направлении стола хозяин. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
Боденштайн и Пия вежливо отказались и сели за стол. Боденштайн пытался разобраться в стройном мужчине с тихим голосом. На первый взгляд, Ганс Петер Ягода казался бесхитростным, почти женоподобным, но карьеру, которой он добился, не смог бы сделать деликатный, уступчивый человек. Острая настороженность в бегающих светлых глазах находилась в резком противоречии с его вежливыми манерами. Боденштайн вспомнил о том, что рассказывал Ральф Кирххоф. Внешность обманчива. Ягода выглядел совершенно раскованным, лишь покачивание ногой выдавало его внутреннее напряжение.
— Мы расследуем убийство Изабель Керстнер, — Боденштайн опять достал свой диктофон, — и хотели бы выяснить, не знаком ли вам голос на этой пленке.
Он воспроизвел фразу с автоответчика и, наблюдая за Ягодой, отметил, что на мгновение тот прекратил качать ногой.
— Это мой голос, — сказал он затем спокойно. — Я был весьма рассержен тем, что Изабель не объявлялась. В тот вечер я устраивал вечеринку, и она тоже должна была прийти.
— Почему вы пригласили Изабель? — поинтересовалась Пия. — В понедельник у меня сложилось впечатление, что вы не особо высокого мнения о ней.
На губах Ягоды появилась легкая улыбка.
— Я этого и не делал, — возразил он. — Но мое личное мнение не играет никакой роли. Фрау Керстнер у меня работала, и свою работу она выполняла хорошо.
— Она у вас работала?
— Да. Она всегда жаловалась, что ей срочно нужны деньги, и я предложил ей работать у меня.
— Какие у нее были обязанности? — спросил Боденштайн.
— В «ЯгоФарм АО» она отвечала за работу с клиентами. — Ягода опять улыбнулся. — Нашим клиентам очень нравилось, когда с ними работала фрау Керстнер.
Боденштайн начал догадываться.
— Как далеко распространялась эта работа с клиентами?
— Четких инструкций в этом отношении не существовало. — Ягода сделал неопределенное движение рукой. — Но наши клиенты были очень расположены к ней.
— Ну хорошо… — Боденштайн откашлялся. — На какую встречу в субботу вечером она не явилась?
— У меня были гости, — ответил Ягода, — несколько важных клиентов. Изабель должна была ими заниматься.
— Фридхельм Дёринг тоже был на вашей вечеринке?
— Да, он был. Он приехал около восьми.
— Он тоже был клиентом «ЯгоФарм АО»?
— Мы деловые партнеры. — Взгляд Ягоды был спокойным и уверенным, но при этом он интенсивно болтал носком ноги под столом.
— Вам известно, что у фрау Керстнер были интимные отношения не только с вашим администратором господином Кампманном, но и с Фридхельмом Дёрингом?
— В самом деле? — Физиономия Ягоды оставалась непроницаемой. — Нет, я этого не знал.
— Кстати, это общепринятая практика в вашей фирме, что все сотрудники получают зарплату наличными? Фрау Керстнер оплатила «Порше Бокстер» в «Порше»-центре в Хофхайме наличными. — Боденштайн смотрел на Ганса Петера Ягоду испытующе, но лицо бизнесмена оставалось спокойным.
— Фрау Керстнер настояла на том, чтобы получать свою зарплату наличными, — невозмутимо ответил он. — Полагаю, она не хотела, чтобы ее муж знал об этом.
Внезапно у Боденштайна в голове пронеслась мысль, но это произошло так быстро, что он не успел ее зафиксировать, однако внутри осталось ощущение недоверия. Они задали Ягоде еще несколько вопросов, после чего тот вежливо дал понять, что, к сожалению, у него нет больше времени.
Боденштайн рассказал Пие о своем подозрении.