— Все это было лишь сотрясанием воздуха, — ответил Ральф Кирххоф. — Бумага все стерпит. Все казалось просто потрясающим, и на «биотех» слетелись тогда все инвесторы. Они вели абсолютно профессиональную деятельность, делали регулярные специальные сообщения о стратегиях роста, о привлечении клиентов, о планах увеличения, к тому же на фоне мощных инвесторов. В течение какого-то времени этого было достаточно, но однажды стало ясно, что что-то идет не так, как надо. Члены правления быстро рассорились, так как Ягода набрал высокооплачиваемых звезд, которые только конфликтовали между собой, вместо того чтобы заниматься оперативным бизнесом. Через год стало ясно, что они приукрасили свои прогнозы. Квартальный отчет оказался катастрофическим, и они были вынуждены выдать предупреждение о снижении прибыли. Кроме того, обвалился весь рынок, и «ЯгоФарм» в первую очередь. Все институциональные инвесторы давно продали акции. В данный момент они стоят по одному евро.
Боденштайн и Пия слушали с интересом.
— Ягода не имел никакого понятия об основной деятельности своего предприятия, — продолжал Ральф. — Изначально «ЯгоФарм» была таблеточной фабрикой. Они производили какие-то желудочные таблетки из соляного рассола, точно не могу сказать. Ягода унаследовал фирму. Это было небольшое прочное предприятие со штатом шестьдесят человек. Необходимые стартовые средства он получил главным образом от своей жены и благодаря связям вышел на биотехнологическую фирму, которая уже несколько лет вплотную занималась разработкой противоопухолевого препарата. Тогда он организовал лаборатории и пригласил ученых, чтобы поднять дело на серьезный уровень. Ягода, несомненно, обладает смелостью, и он поймал нужный момент.
— Сколько сотрудников работает сейчас на «ЯгоФарм»? — поинтересовался Боденштайн.
— Трудно сказать, — пожал плечами Ральф. — Это достаточно разбросанное предприятие, холдинг с множеством филиалов. В хорошие времена они скупили десяток маленьких фирм, создали совместные предприятия и стратегические партнерства. Любимым словом Ягоды было тогда «синергия», но настоящим пониманием дела здесь уже давно никто не владеет. Три года назад они утверждали, что в бизнес-сфере у них занято примерно четыре тысячи работников, но в последний год непосредственно в «ЯгоФарм Холдинг» работало всего двадцать семь человек.
— И что же случилось? — спросила Пия.
— Они перевели сотрудников в другие фирмы, продали сегменты или просто уволили людей. В любом случае предприятие на грани развала.
Боденштайн кивнул. Неудивительно, что вчера вечером Ягода казался таким озабоченным.
— Ганс Петер Ягода, — сказал Ральф Кирххоф, — классический пример человека, который сделал себя сам, необыкновенно умный и хладнокровный.
— Думаешь, у него самого еще есть деньги? — спросила Пия.
— В их кругах ходят слухи, будто он продал предъявительские акции через подставных лиц, поскольку сам он, как председатель правления, не имел права это делать, — подтвердил Ральф. — Но также есть мнение, что «ЯгоФарм», собственно говоря, неплатежеспособна, и этим заинтересовалась прокуратура, хотя никаких доказательств нет. Я также слышал, что этот противоопухолевый препарат вскоре будет действительно зарегистрирован, и, если это случится, Ягода, возможно, выйдет из затруднительного положения и сможет укрепить свое предприятие.
— Почему прокуратура заинтересовалась Ягодой? — спросил Боденштайн.
— Инсайдерская торговля, — пояснил Ральф. — Скрытое распределение прибылей, отступление от биржевых законов, затягивание с объявлением о банкротстве… Предполагается все, что угодно.
— Тогда он в достаточно сложном положении, — подытожила Пия.
— Его нельзя недооценивать, — возразил Ральф. — Этот человек прошел химическую чистку. Правда, благодаря делу «ЯгоФарм» он стал героем заголовков в прессе, но и в этой ситуации он не пропадет, так как его жена является единственной наследницей крупнейшей гессенской частной пивоварни «Дрешерброй»; может быть, вы уже слышали.
Боденштайн бросил на коллегу быстрый взгляд. Как Остерманн мог это упустить?
— Пару лет назад Марианна Ягода унаследовала все, когда ее родители погибли во время пожара в собственном доме.
По ходу ужина тема разговора приняла иное направление, но Боденштайн обдумывал услышанное. Делу никак не повредит, если его люди займутся также Ягодой. Он не мог сказать почему, но его не отпускало чувство, что за случаем, которым он занимался, скрывалось нечто большее, чем просто убийство.
Четверг, 1 сентября 2005 года
Когда Боденштайн приехал в комиссариат, он застал своих сотрудников на утреннем совещании за столом переговорной.
— Какие новости? — поинтересовался он, садясь во главу стола.
— Вот. — Остерманн придвинул ему фотографию, сделанную радаром двадцать седьмого августа.
Боденштайн некоторое время рассматривал снимок, затем передал его Пие Кирххоф.
— Это женщина, — заметила она. — Человека, сидящего рядом с водителем, плохо видно. Жаль.
— Есть какая-нибудь информация о ребенке? — спросил Боденштайн.
— Почти пятьсот ссылок, — вздохнула Катрин Фахингер, руководитель специальной комиссии, созданной для розыска Мари Керстнер. — Мы проверяем все следы, но пока это ничего не дало. Мы знаем, что девочка зарегистрирована в детском саду в Келькхайме, но с августа она там ни разу не появлялась. Соседка, которую Керстнер представил нам как няню и услугами которой они пользовались по необходимости, не видела малышку с того дня, как Изабель ее забрала.
Боденштайн кивнул.
— К слову сказать, — добавил он затем, — Керстнер окончательно исключается из числа подозреваемых в убийстве.
Он пересказал своим коллегам сцену, которая разыгралась накануне в ветеринарной клинике.
— В отношении Дёринга я выяснил пару любопытных деталей, — сообщил Остерманн и начал листать пачку бумаг, которые лежали перед ним. — Шестнадцатого января один из грузовиков Дёринга, прибывший из Италии, в Базеле был проверен таможенниками. Согласно документам, грузовик перевозил апельсины и прочие фрукты, но коллеги из отдела по борьбе с контрабандой обнаружили среди фруктов одиннадцать килограммов героина и три литра чистого опиумного сока. Весь груз был конфискован, а водитель арестован. Реакция экспедиционного агентства «Дёринг» была лаконичной: водитель на свой страх и риск попытался контрабандой провезти наркотики. Мужчина, немец итальянского происхождения, в августе был приговорен к двум годам лишения свободы. Скорее всего, он отсидит две трети наказания, а потом выйдет по УДО[10].
Все внимательно слушали.
— В мае, — продолжал Остерманн, — в Англии был найден контейнер, в котором были обнаружены семнадцать мертвых индийцев. Они задохнулись. Груз в контейнере — продукты питания — был также отправлен через транспортное агентство Дёринга. И наконец, совершенно свежий случай: в Бельгии был задержан рефрижераторный автопоезд, перевозивший передекларированную говядину из Англии. Заказчик — опять же экспедиционное агентство Дёринга. Круто, да?
— Преступно, — задумчиво заметил Боденштайн. — Нельзя ли уличить в чем-нибудь самого Дёринга?
— Каким образом? Он всегда все сваливает на субподрядчиков и водителей. И таким образом выходит сухим из воды, так как нет никаких доказательств. При всем этом свинстве наши люди наталкиваются только на стену молчания. Они все заодно. Вероятно, водители получают деньги за лояльное поведение, отбывают наказание и потом занимаются тем же самым.
Остерманн почесал шариковой ручкой затылок.
— Кроме того, — подошел он к завершению своего сообщения, — в тысяча девятьсот девяносто восьмом году Дёринг в законном порядке был осужден за уклонение от уплаты налогов. Он заплатил неслабый штраф и поэтому остался на свободе. Сюда можно еще добавить пару штрафов за езду в нетрезвом виде и езду без водительского удостоверения. Вдобавок к этому он был осужден за нанесение телесных повреждений со смертельным исходом…
— Стоп! — прервал Остерманна Боденштайн, и тот поднял глаза. — Это интересно. У вас есть подробная информация?
— Конечно, — кивнул Остерманн и начал листать свои бумаги. — Вот. Двенадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят второго года за нанесение тяжких телесных повреждений со смертельным исходом он был приговорен к двумстам сорока дневным ставкам денежного штрафа из расчета двести пятьдесят марок в сутки и к общественно-полезным работам, так как избил свою тогдашнюю жену Кармен Джуану Дёринг. Женщина получила тяжелейшее кровоизлияние в мозг, впала в кому и через несколько дней умерла. Прокурор настаивал на обвинении по статье «Умышленное убийство», но адвокат Дёринга сумел изменить статью. В момент совершения преступления содержание алкоголя в крови Дёринга составляло две целых и восемь десятых промилле. Адвокату удалось добиться, чтобы его признали невменяемым, и на основании этого Дёринг избежал тюрьмы.
