Глава тридцатая
Возвращение Хосрова и Бахрама к своим военным станам, и совет, который дала Гурдия Бахраму
Сказал — и засмеялся властелин,Помчался в сторону своих дружин.
Тогда к Бахраму с клятвой обратитьсяРешили три свирепых хаканийца:
«В тот день, когда сразимся мы с врагом,Тебе мы тело шаха принесем.
Живые или мертвые, — суровоИсполним это клятвенное слово!»
Один из них, презреннейший седок,Но грозен, и отважен, и жесток,
Для страшных битв воспитанный хаканом, —С натянутою тетивой, с арканом,
За венценосцем юным поскакал:Голодный волк, убийства он алкал.
Аркан свой длинный бросил он сначала,Но венценосца гибель миновала:
Бандуй поспешно натянул свой лук,И в сторону аркан взметнуло вдруг.
Сказал Бахрам туранцу с черным сердцем:«Кто приказал тебе, чтоб с миродержцем
Ты силою померялся в бою?Иль ты забыл, что я пред ним стою?»
Затем в шатер вернулся он с дорогиВ отчаянье, печали и тревоге.
Предчувствуя недоброе, сестраТотчас пришла под сень его шатра,
К Бахраму с пылкой обратилась речью:«Мой брат, что скажешь мне про эту встречу?
Когда с тобой, по молодости лет,Хосров был груб, — не гневайся в ответ,
Во имя мирных с ним переговоровНе отвращай от шаха гордых взоров!»
Ответствовал своей сестре Бахрам:«Не причисляй Хосрова ты к царям!
Нет силы у него на поле брани,Отваги нет, ума и дарований.
Властитель — тот, кто сам достиг высот:Отвага, ум ценней, чем знатный род!»
Сказала Гурдия: «Воитель смелый,Где честолюбья твоего пределы?
Давно я говорю с тобой, Бахрам, —Сестре не внемлешь, дерзок и упрям.
Жреца из Балха вспомни поученье:«Издревле горько правды изреченье».
Вот правда: ты мечтой себя не тешь, —Державу разрушает твой мятеж.
Венец и царство — не твоя добыча.Ты слышал ли, чему нас учит притча?
Рогов коровьих захотел осел, —И что же? Без ушей в сарай пришел!
Ты хочешь ли насмешек, осужденья,Что низкого Бахрам происхожденья?
Сочувствия к Хосрову я полна,Из-за него душа моя больна.
Отец его — в живых, престол — на месте,А ты меж ними встал, забыв о чести!
Не знаю, что тебя в грядущем ждет,Но кровью плачу ночи напролет.
Ты обретешь проклятия державы:Ты льнешь к цветку, но полон он отравы!
Уж в том, что будет всюду речь слышна:«Покрыл себя позором Чубина,
Он собственным злодейством обесславлен», —Уж в том господний будет гнев проявлен!
Бесценно имя доброе одно,Бессмертию принадлежит оно,
Все остальное — прах, добыча тлена…О брат, из адского ты вырвись плена!
Кто славу дал тебе? Подумай сам:Ормузду всем обязан ты, Бахрам.
Пошел ты в битву по его приказу,Безвестный, возвеличился ты сразу, —
И вот престола ищешь ты теперь.От бога все добро идет, поверь,
А ты неблагодарным оказался,Из-за удачной битвы ты зазнался!
Военного искусства ты знаток,Но Ахриман в силки тебя завлек,
Ты грешен перед шахом и ИзедомКак тот, кому правдивый путь неведом.
Когда — Изадгушасп тому виной —Вспылил Ормузд, рассерженный тобой,
Ты должен был явить свое покорство:Раб, не вступай с судьбой в единоборство!
Когда же был властитель ослеплен,И сын его взошел на шахский трон,
Ты должен был предстать пред шахом новым,Украсить трон, украшенный Хосровом,
От венценосца ты б не видел зла,И стала бы твоя судьба светла.
Венчанный счастьем, ты б не знал напасти, —Зачем же ты возжаждал шахской власти?
Из рода Ардашира, посмотри,И старые, и юные цари
Еще живут, сильны на поле брани.Кто шахом назовет тебя в Иране?
Тебе ли стать властителем страныБез войска, и сокровищ, и казны?
Был грозен Совашах, источник страха, —Отважно победил ты Совашаха,
Яздана благодатью осиян,От зла Иран очистил и Неран…
С тех пор, как богом этот мир построен,Такой, как Сам, не появлялся воин.
Когда, отца обычаи поправ,Явил Навзар свой злобный, дикий нрав,
Сановники решением единымИзбрали Сама новым властелином.
Сказал он: «Воеводе не к лицуСтремиться к падишахскому венцу:
Венец мой — у подножья трона шаха,Я у подножья трона — ниже праха!..»
Храбрей тебя, душою чист и прям,О брат мой, не искал престола Сам.
Сказала я. Ты черный жребий вынул,Затем, что ясный ум тебя покинул».
Бахрам ответил: «Ты, сестра, права.Свидетель бог — верны твои слова.
Но говорить об этом бесполезно:Влечет меня таинственная бездна.
Я болен: поздно мне итти к врачу.Но умереть я тоже не хочу!..»
И в тот же день, у берега Нахрвона,Вельмож призвав и посадив у трона,
Сказал им юный шах: «Столпы дворца,Чьи мудростью насыщены сердца!
Горнило испытания прошли вы.Пусть мы доверчивы и справедливы,
Не следует, идя путем прямым,Поклонам верить, кланяться самим.
Еще добра я сделал вам так мало,Чтоб вас из-за меня судьба терзала.
Служа престолу, вы познали боль,Познали мира горечь вы и соль.
Заветной с вами поделюсь я тайной,Ее не разгласите вы случайно:
Расстроится мой замысел, едваУзнают воины мои слова.
Я в эту ночь войска введу в сраженье,Устрою на Бахрама нападенье.
Я вижу, что Бахрам сильней меня,Что свалит он противника с коня,
Но мудрости не вижу я в Бахраме.Он речь свою наполнил похвальбами,
Кричит все время о борьбе с Совой,Кичится он заслугою былой.
Меня юнцом незрелым он считает,Меня мечом и палицей пугает,
Но я не струшу, если в этот часДрузей, соратников найду я в вас.
Пусть он не знает, что я ждать не стану,Что в эту ночь я на него нагряну,
Едва стемнеет, — в мускусной ночиМы выступим и обнажим мечи!»
Душой и телом преданы Хосрову,Вельможи вняли царственному слову,
А юный шах вошел к себе в шатер,Так, чтоб не видел посторонний взор,
Велел позвать Густахма и БандуяИ опытного витязя Гардуя.
Он рассказал им о делах войны,Спросил их — будут ли ему верны?
Сказал Густахм: «Властитель светлоокий,Ты мало думаешь о злобном роке.
Ты ночью нападешь на гордеца,Но этим успокоишь ли сердца?
Как телу твоему близка рубаха,Бахрама войско близко войску шаха.
Все связаны между собой родством,Воюют с братом брат и сын с отцом:
Не думай, что одержишь ты победу:Сражаться с внуком не прикажешь деду!
Едва услышит войско твой приказ, —Страшись: наступит твой последний час!»
Сказал Гардуй: «Спешить не будем боле.То, что прошло, подобно ветру в поле.
Ты не надейся на ночную тишь:От войска никогда не сохранишь
Таинственных приготовлений к бою —И собственной заплатишь головою!»
Хосров всем сердцем принял тот совет.Среди седых вельмож, видавших свет,
Правдивых, многоопытных и честных,Он выбрал нескольких, умом известных,
Таких, как лев Густахм, Харрод Бурзин,Как Андиён — отважный исполин,
Стремительный Бандуй, Шапур почтенный,Настух — сей войскоборец несравненный,
А также и других, что береглиИ жизнь его, и мощь его земли.
Вельможи поднялись на возвышенье:Легко оттуда ринуться в сраженье!
Открылся их глазам зеленый дол:Для праздничных веселий он расцвел.
Хосров увидел издали дружины.Холм возвышался посреди долины.
Сидел Бахрам, войскам теряя счет,В кругу больших и малых воевод,
И так им говорил искатель брани:«Не видите ли вы в противном стане
Отцов и братьев, близких и родных?Должны сказать вы каждому из них:
Во имя общей веры, общей кровиПослушны мне, пусть будут наготове,
Едины с нами, пусть ко мне придутИ пусть мне клятву верности дадут,
А я им дам сокровища в добычу,Как вас, их подниму и возвеличу.
Ну, кто остался там, в конце концов?Два-три отряда немощных бойцов.
Что к бою из Армении приспели,Да войско, собранное в Ардабеле.
Сравню я с горсткой пыли тех вояк:Начнется битва — будет сломлен враг!»
Все воеводы приняли то слово,Что молвил предводитель их суровый.
Из войска сразу выбран был писец,Красноречивый острослов, мудрец.
Он под покровом сумрака ночногоПробрался тайно в спящий стан Хосрова.
Ту речь, которую сказал Бахрам,Он знатным передал богатырям,
Ее наполнив лаской и приветом.Вельможи не замедлили с ответом:
«Хосрову мы до той поры верны,Пока не начал с вами он войны.
Оттягивает шах свое решенье.Как знать, чем кончится для вас сраженье?
Держите наготове храбрецов:Должно быть, ночью выступит Хосров…»
Глава тридцать первая
