Я заодно прошлась по всем комнатам. Проверила окна. Нет, нигде не открыто. Везде тихо, чисто и пусто. Слишком много пространства.
Это немного пугает и давит. Легче всего сидеть в своей комнате, закрывшись. Но я не позволяю себе делать этого: если я начну бояться и прятаться, никогда не смогу справиться. Не получится сжиться с этим домом.
Может, конечно, и не стоит этого делать, но мне хочется. Хотя бы помечтать, что он достался мне навсегда. Я смогу тут жить и творить. Что однажды… я смогу выйти замуж и родить детей.
Если уж мечтать, то по полной программе, иначе это и не мечты вовсе, а огрызки нереализованных возможностей из реальной жизни.
Я делаю всё, как привыкла. Вечерний душ — наслаждение. Мне не нужно ни с кем ругаться, нет никакой очереди, как в коммуналке. Общаюсь с клиентами и двумя девочками-помощницами. Есть небольшая проблема: мне нужно съездить в город, но придёт завтра, и я решу, как быть. Новый день часто даёт и новые возможности.
И вот теперь я ищу Ваську. Где же он? Хорошо, если выбежал и охотится на природе. Хуже, если он где-то прячется и пакостит.
Я снова поднимаюсь наверх. Уже поздно. Спать пора. Но мне не спится, поэтому я решаю сделать ещё один круг.
В доме тихо. Только стучат, отмеривая секунды, часы. Я так и не нашла их. Точнее, и не искала. В глаза как-то они мне не бросились. А сейчас хочется посмотреть: какие же они, часы этого дома?
Здесь половицы немного поскрипывают под ногами. Внизу этого нет. Первый этаж с ремонтом. А на втором этаже больше чувствуется дух тех, кто жил до меня. Я никуда не спешу, бреду коридором. И вдруг… Я не могла оставить свет. Я туда даже не входила. Ни в первый раз, ни сегодня.
Я смотрю на полоску света, что падает на пол, и закрываю руками рот. Только бы не закричать! Я ведь думала об этом. Здесь кто-то есть, живёт помимо меня, но сейчас голос разума — тонкий и почти неслышный. Паника заливает уши и сковывает ноги. И только сердце, взбесившись, бьётся о рёбра. Я сделала шаг вперёд. Протянула руку к неприметной двери, что вела в мезонин. Всего несколько ступенек. Но мужества мне не хватило. Я стрелой несусь вниз. Прочь отсюда! На воздух! Там безопаснее!
Андрей Любимов
Я проклял всё на свете. Шпион хренов. Этот лаз немного мне тесен. Хоть я бы не сказал, что обладаю внушительными габаритами, но пробраться в соседский сад удалось с трудом. В первый раз, видимо, на адреналине, когда искал Катю, получилось гораздо быстрее и легче проникнуть на «вражескую» территорию.
К тому же — малинник, чёрт его побери! В темноте я оцарапался. Это неприятно. А руки у меня — голые. Кроме футболки, я ничего не надел сверху.
Я покружил по саду. Тихо. Заглянул в беседку — пусто. Что можно делать здесь в темноте? Светить себе я не решился, боясь спугнуть нарушителя границ.
Я уже подбирался к входной двери. Решил плюнуть и позвать соседку, когда дверь сама распахнулась, а Ива кинулась вперёд. Не знаю, зачем я это сделал. Метнулся к ней. Схватил в объятья. Слишком уж напуганной она мне показалась. Сломанной, что ли. Катьку мою напомнила.
— Тише, тише, дыши, — прошу я её, уговариваю, глажу по голове, как маленькую.
Она такая и есть: невысокая, тоненькая. Хрупкая, как веточка. Кажется, сожми я её чуть крепче — и сломаю. Всё те же ощущения. А ещё от неё пахнет одуряюще. Сумасшедше приятный запах трав. Ромашки, череды и тягучего ароматного масла или бальзама какого-то.
— Ива, посмотри на меня, — прошу тихим голосом. Сейчас важно не напугать её ещё больше.
Два распахнутых синих озера. Прямо внутрь. До ожога. Чёрт. Доверчиво так, что хочется её поцеловать в лоб и слёзы ладонями вытереть. Но она не плачет. Испугана лишь.
— Там, в доме, есть кто-то, — говорит она, задыхаясь. Хватает ртом воздух. Лицо у неё бледное, отчётливо проступают синие круги под глазами. Скулы выделяются чётче, на щеках — тень. — Свет горит наверху. Я не включала.
Вот, значит, как.
— Пойдём. Я, кажется, знаю, кто там, — осторожно размыкаю объятья и беру её за руку, но Ива не торопится следовать за мной.
— Доверься мне. Пожалуйста, — не знаю, зачем прошу, и вдруг понимаю: я хочу, чтобы она поверила. Чтобы пошла. Чтобы почувствовала мою уверенность и силу. Потому что я рядом с ней чувствую это: желание позаботиться, защитить.
Эти чувства меня поражают, но сейчас не время думать о них. Мне просто в кайф их ощущать. Я потом подумаю об этом, позже.
И она вздрагивает. Делает шаг. Я веду её в дом. Я здесь бывал пару раз. Но никогда не ходил наверх.
Ива чувствует моё замешательство.
— Я покажу, — шепчет она, идёт вперёд, но руку мою не отпускает. И снова меня накрывает ощущение: она как Катя. И снова: я хочу её защитить, уберечь.
Я уже вижу цель, но не успеваю её опередить. Мне бы первым войти в дверь. Но эта девушка полна сюрпризов: она сама толкает её и влетает внутрь. Я не успеваю её задержать. Рука её из моей выскользнула.
А вот и он. Испуганный до полусмерти. Не ожидал вторжения. Ива делает шаг вперёд. Он мечется в небольшом пространстве, а затем кидается вперёд и толкает Иву в грудь. Лицо её искажается… от боли?.. Да полноте, толчок был не так уж и силён на самом деле. Он у меня хиляк и в спортзал не ходит — не затянешь. Но это не даёт ему права так поступать.
— Илья, — ловлю его возле двери. Он же меня не видел. Мчался, как испуганный зайчишка, на волю.
Сын испуган так, что кажется: ещё немного — и упадёт в обморок, как истеричная девица. Но мне сейчас не до его чувств, честно.
— Я бы хотел знать, что ты здесь делаешь.
23. Андрей Любимов
Сын стоит, низко наклонив голову. Уши у него пылают. Чуб падает на лоб тёмным крылом. Мы только недавно беседовали, и вот он здесь — в чужом доме. Воришка? Что-то ищет? Судя по всему, он бывает здесь часто. Ну, хорошо, когда хозяев не было, но сейчас он знал, что в доме — одинокая девушка, и всё равно полез. Что за жизненная необходимость такая?
— Я хочу услышать, что ты здесь делаешь? — повторяю вопрос, но по упрямо сжатым губам и челюстям вижу: ничего я от него не добьюсь. Особенно сейчас.
— Не скажу! — зато честно. Ладно. Это сейчас не самое важное, если разобраться.
— Ты помнишь наш сегодняшний разговор? — начинаю вкрадчиво и немного с угрозой. Илья вздрагивает и поднимает на меня глаза. Взгляд у него злобный. Что за жизнь. Меня ненавидит собственный сын, а я ничего не могу с этим поделать.
— Помню, — буркает он, не понимая, к чему я клоню.
— Ты сегодня снова совершил поступок, недостойный мужчины.
Илья смотрит на меня, и по глазам вижу: не понимает.
— Ты поднял руку на женщину. Ты сделал Иве больно.
— А чего она лезла! — дурацкий ответ. Если бы Катя так сказала — ладно. Но парню в четырнадцать подобные жалкие оправдания не к лицу.
— Что бы ни случилось, кто бы к тебе ни лез, подступать так — низко. А раз уж попался, нужно с достоинством принимать поражение. Ты заведомо обидел того, кто тебя слабее. Точно так же, как ты поступил сегодня с Нюсей. Извинись!
— Только после тебя, папа! — он плечи распрямляет, подбородок дерёт. Кадык у него дёргается. Трусит, но борзый. — Ты сегодня что говорил? Что был не прав и извинишься. Подай пример!
Он прав, но ярость застилает мне глаза. Я невольно сжимаю руки в кулаки и делаю шаг вперёд. И тут случается невероятное. Ива кидается и вклинивается между нами. Закрывает собой сына. От неожиданности я моргаю, не веря глазам.
Это выглядит… экзотично. Они почти одного роста с Ильёй. И телосложения — тоже. Ива — хрупкая, Илья — тощий. Он разве что в плечах её пошире будет.
— Не надо! Пожалуйста, — она что, думала, я его ударю? Я никогда не бью своих детей. Это вне моих правил. Но она об этом не знает, конечно же.
Я слышу, как сопит за её спиной Илья. Я его не вижу, и что он чувствует — не понять, но нужно поступить правильно.
