— И для многих других, — подтвердил Билл Бриртон, чья семья все больше склонялась к простоте лютеранства.
— И в то же время он очень вежлив с торговым людом, а бедные приходят к нему искать справедливости, — заметила Маргарэт Уайетт, размышляя о том, как трудно судить великих.
— Может, он просто боится соперничества с равными себе? — предположила Анна.
Но какая разница, любили кардинала или ненавидели, до тех пор пока он приезжал и приводил с собой своих молодых людей?
Всю зиму наследника герцога Нортамберлендского можно было чаще всего встретить при дворе королевы; и Анна, если только она не дежурила, всегда была с ним. Старшие фрейлины королевы были слишком озабочены плохим самочувствием своей хозяйки, чтобы заметить это. Анна и Перси жили в каком-то счастливом трансе, почти не скрывая своей взаимной привязанности. И со временем все, даже сплетники, к этому привыкли и воспринимали как должное.
— О Боже, знать бы только, чем все это кончится, Нэн? — с тревогой спросил Джордж сестру на Рождественском празднике.
Он закружил ее в новом французском танце, иначе она бы окончательно скомпрометировала себя, танцуя весь вечер только с Перси.
Анна терпеливо перенесла его вмешательство.
— Это настоящая любовь, — оправдывалась она, — совсем не похожая на легкие любовные романы, что я знала прежде, это чувство помогло мне понять, какая я на самом деле. И ты ведь сам признаешь, что тебе нравится Гарри, теперь, когда ты узнал его поближе.
— Все это верно, — согласился Джордж, видя, как расцвела его сестра за это время. — И тысячу раз досадно, что ты не можешь выйти за него замуж. Но что будет, когда вернется отец?
— О, Джордж, я просто не смею думать об этом! — вздохнула Анна, случайно ловя на себе заинтересованный взгляд короля, когда они с братом проходили мимо места, где восседал Генрих. — Но думаю, что даже если его не тронет сила нашей любви, он ведь не сможет не согласиться, что союз с могущественными Нортамберлендами стоит большего, чем титул графа Ормонда?
— Пусть так, но разве сам Перси не помолвлен с дочерью графа Шрузбери?
— Он ее терпеть не может. У нее фигура, как у племенной кобылы. Гарри клянется, что ни за что не женится на Мэри Талбот, — победно выложила Анна все, что знала, пока они танцевали.
А когда Джордж провожал ее на место, она возмущенно зашептала:
— Мы что, скот, что нас должны продавать для увеличения семейных владений?
Джордж по своей натуре был более покладистым, в нем не бродил дух неповиновения, посеянный однажды в Аннином сердце взбунтовавшейся Мэри Тюдор.
— Похоже, что да. И я, например, не вижу способа избежать базарного стойла, — ответил он с горечью, провожая влюбленными глазами сестру Уайетта, которая прошла мимо них с Уильямом Бриртоном.
Анна взглянула на него с сочувствием и крепко сжала руку.
— Друг мой! Извини! Я совсем забыла, — пробормотала она. — Я терпеть не могу эту твою Джейн.
По правде, Анна теперь не испытывала к кому-либо особых антипатий, так как смотрела на мир влюбленными глазами. У нее даже характер стал мягче, а насмешки менее язвительными. Даже когда ее будущая невестка позавидовала их крепкой дружбе с братом, Анна уступила ей свое место без боя, а если кто в ее присутствии замечал, что у недавно родившегося ребенка Мэри Кэари волосы, как у Тюдоров, она воздерживалась от резкого ответа, чего раньше не случалось.
Она написала Джокунде о своем возлюбленном и была очень мила с Томасом Уайеттом. С большим терпением обучала Гарри Перси новейшим танцам и даже убедила, что его баритон может прилично звучать под аккомпанемент ее лютни. Когда в кругу ее друзей он чувствовал себя неловко, Анна всегда умела загладить недоразумение и повернуть разговор таким образом, чтобы Гарри мог там проявить себя с самой лучшей стороны. Впервые в жизни чужие успехи радовали Анну больше, чем свои собственные.
— Что она нашла в этом парне? — недоумевал Уайетт всякий раз, когда удавалось поговорить с Джорджем наедине.
— Он, конечно, простоват, но мне нравится, — отвечал Джордж. — Только…
— Что только?
— Только иногда я не могу избавиться от ощущения, что он, при всей его лихой удали и презрении к нашей утонченной жизни, в решающие минуты проявит не больше мужества, чем, скажем, ты или я.
Тут друзья оглядывали зал и обязательно замечали в каком-нибудь алькове две головы, низко склоненные над пяльцами, — темную Аннину и пламенеющую Нортамберленда.
— Разве он имеет на нее прав больше, чем я, который любит ее всю жизнь, — вопрошал с горечью Уайетт.
Впервые в жизни от безысходности своих страданий Томас был вынужден изменить тактику поведения: он стал докучать Анне, расточая самые изысканные комплименты, втайне радуясь, что возможности его соперника в этой области крайне ограничены, или же предавался воспоминаниям, где Перси не было места. Он садился, обхватив колени, на подушечку у Анниных ног или облокачивался на спинку ее стула, чтобы лишний раз подчеркнуть, какими близкими друзьями они всегда были.
— Эта цепочка, Нэн! Это же я подарил ее вам на пятнадцатилетие, — заметил он однажды.
Чтоб поиздеваться над Гарри, он взял в руки золотую цепочку с флакончиком для духов, висевшую у Анны на поясе, и начал рассматривать прикрепленное к ней маленькое зеркальце, обрамленное драгоценными камнями.
— Я польщен и признателен вам за то, что вы до сих пор носите ее.
— Она мне до сих пор дорога, Томас, — печально ответила Анна.
— Но боюсь, что не так, как раньше. Я хорошо помню, как вы бегали по газону в Хевере и встали на цыпочки, чтоб поцеловать меня, когда я подарил ее вам. Тогда вы были ниже ростом, моя дорогая.
Они оба помнили о присутствии Перси, который, сразу помрачнев, отошел в сторону к окну и стоял там недовольный, скрестив руки на груди, к тайной радости окружающих.
— Какая же девушка без зеркала? — пыталась оправдаться Анна как можно легковеснее.
— Не вижу в нем необходимости, если сама она отражается в зеркале всех мужских глаз, — парировал Уайетт.
Он украдкой взглянул на своего сердитого соперника и продолжал вертеть зеркало то так, то эдак, любуясь своей отросшей маленькой бородкой, — последним криком моды при дворе.
— Это мне сейчас надлежит следить за модой, — пояснил он.
— Оставьте зеркало, Томас, и не будьте таким самодовольным, — смеялась Анна, отнимая свое имущество.
— Но для госпожи Болейн, которая поет для принцессы и танцует для самого короля, это должно быть такой пустячной вещью. Для той, которая держит в придворной конюшне кровного рысака и чье платье скреплено пряжкой с плаща сыночка герцога!
