— Мы выстоим…
— Не надо выстаивать ценой потерь своих воинов. Надо выбрать такое место, где можно было бы как слева, так и справа спрятать твоих союзников черных клобуков и берендеев. Как только белые хазары пойдут в атаку, в спину им немедленно должны ударить черные клобуки. Они — степняки, значит, стреляют без промаха. И будут стрелять в спины. Это спасет твоих воинов, но не спутает отработанной битвы хазар. Они все равно бросят в бой черных хазар, а вот им в спину должны ударить берендеи. Они хуже стреляют, но ты отдашь им харалужные мечи и поставишь задачу резать подпруги черных хазар.
— Ты знаешь о харалужных мечах?
— Я служу Неслыху.
— Ты неплохо провел эту битву.
— Я — воин, великий князь. Я служил твоему отцу великому князю Игорю.
— Ты достоин высокой награды.
— Я прошу о ней. Возьми меня с собою, я должен увидеть, как ты навсегда покончишь с Хазарским каганатом. Я не обременю тебя…
— Ты не выдержишь этого перехода.
— Я еще крепок. Дай мне коня, а уж в седло я вскочу сам.
Великий князь молча обнял старого воина и крепко прижал к груди.
2
Заводные кони были в дружине Морозко, и Святослав сразу послал за ним. Морозко тут же прискакал с заводным конем, но неожиданно резко осадил его, едва увидев старика. Потом вдруг, бросив поводья коноводу, спрыгнул с седла, упал на колени перед стариком и начал целовать его ноги.
— Батюшка! Батюшка мой!..
— Морозко… — старик вдруг качнулся, и Святослав с трудом удержал его. — Морозко, сын мой… Сын! Сын мой!..
Они, крепко обняв друг друга, уже катались по земле, рыдая и смеясь. Дружинники окружили их, но никто не осмеливался даже заговорить. Молчал и великий князь, пораженный этой неожиданной встречей отца с сыном в горькой полынной степи на самой границе Хазарского каганата.
— Устрой пир в честь отца, нашедшего сына, — сказал Святослав Сфенклу. — Ты это умеешь.
— Устрою.
Устроили. Сфенкл приказал заколоть и разделать заводную лошадь, а пока ее разделывали, в какой-то балочке разыскал съедобные травы и коренья, в которых разбирался лучше Святослава. Великий князь к тому времени лично поджарил конину на угольях, и пир удался на славу.
Правда, старец мяса не ел. Объяснил, что отвык от него, что давно питается только кореньями, дикорастущими плодами да травой. Зато травы, собранные Сфенклом, ел с удовольствием.
После пира завалились спать. А Святослав, ворочаясь на жесткой попоне, долго не мог уснуть, глядя в темное, щедро усыпанное звездами небо.
«Где-то среди них есть и моя звезда, — думал он. — Она непременно должна быть. Должна, иначе не сбудутся мои мечты, и что мне, безотцовщине, тогда делать?.. Что?..»
Он не имел в виду своего настоящего отца. Он исключал его из своих мыслей, потому что незаконно прижитый князь — всегда изгой, не имеющий права даже на тень какой-либо власти. Его никто никогда не признает, и ему не построить собственного княжения даже за все золото Господина Великого Новгорода…
Утром великий князь, как всегда, проснулся еще до рассвета, раздул костер, поджарил остатки конины, сварил варево в котле. Не успело оно закипеть, как Святослав почувствовал, как кто-то присел рядом с ним. Привычно бросив руку к кинжалу, глянул.
Рядом сидел старик. Найденный среди полынной пустой степи отец Морозко.
— Здрав буди, великий князь.
— Поклон тебе, отец моего друга. Не спится?
— Я привык вставать с зарею. Я — старый человек. Но почему ты, великий киевский князь, развел костер раньше меня?
— Я должен накормить дружину. Ее труд — война, а война требует сил.
— Ты станешь великим полководцем. О тебе будут слагать песни.
— Я мстил за дружинников отца. Теперь, с твоей помощью, у меня появилась возможность разгромить Хазарский каганат.
— Так и будет. Помни о хазарских печенегах. Завтра мы войдем в их земли.
Вышли сразу после обильной утренней еды. Великий князь кормил своих дружинников, сам обходясь несколькими кусочками конины, слегка обжаренной на углях. Путь предстоял дальний, по сухой степи под палящим солнцем, и старик предупредил:
— Напоить коней до отвала, напиться самим и до вечера больше не пить. Ни глотка единого. Повели, великий князь.
— Морозко, отбери у всех воду, вози под охраной на заводном коне и никому не давай.
— Скажи, чтобы шеломы сняли, и сам сними, — посоветовал старик. — И чтоб головы все накрыли хоть рубахами. Коли перегреется кто, не спасем.
Шли размеренным шагом. По пути старый отец Морозко рассказывал Святославу о хазарских печенегах, восставших в каганате.
— Ордой сейчас правит его сын. Он твоего возраста, принял орду после гибели отца. Зовут его Чагандаем. Воин опытный, потому что орде его приходится отбиваться как от кочевников в степи, так и от отрядов хазар.
— Может, нам дозор вперед выслать? — спросил великий князь. — А то нагрянем внезапно.
— Внезапно на Чагандая не нагрянешь, — усмехнулся старик. — Его дозоры давно пересчитали твое войско, знают, что идут русичи, а не хазары. Да и меня тоже узнали.
— Когда встретят нас?
— Поприща через два…
Однако встретили их значительно ближе, чем предположил их старый проводник. Неожиданно за небольшим возвышением оказалось выстроенное конное войско, впереди которого гарцевал на резвом коне молодой печенег. Дружины невольно остановились, ожидая приказа Святослава, но старик положил ему руку на колено, и великий князь никакого приказа не отдавал.
Увидев их, гарцующий всадник с места послал аргамака в карьер и осадил его, подняв на дыбы, прямо напротив Святослава.
— Слава Великому Киевскому князю Святославу!
— Слава! Слава! Слава!.. — трижды отозвалось в конных рядах за его спиной.
— Вот и сам Чагандай, — сказал старик.
— Слава тебе, хан Чагандай! — громко сказал Святослав и, перегнувшись с седла, обнял молодого вождя печенегов.
3
— Твоих союзников берендеев и черных клобуков мои дозоры скрытно провели в кавказские предгорья, — рассказывал по дороге хан Чагандай. — Там охотничьи угодья хазарского хана, и я поэтому особенно люблю охотиться именно там.
Говорил он тихо, потому что короткими летними ночами вел дружину Святослава в кубанские степи, где их уже ждали орды берендеев и черных клобуков. А днем они отсыпались в тростниках среди озер и речек, которые хазарские печенеги знали наперечет. Когда темнело, осторожно продолжали путь к Кавказу.
— Место для битвы я знаю, — Чагандай любил поболтать, но Святослав терпел: положение обязывало. — Конечно, тебе выбирать, великий князь…
— Вместе выберем.
— Да, есть одна неприятность, великий князь, — вдруг вспомнил хан печенегов. — Кто-то в твоем Киеве распустил язык, что к тебе на помощь идут кочевники. И хазары тотчас же щедро заплатили ясам и касогам, чтобы они нападали на твоих союзников…
Новость была пугающей. Святослав на первой же ночевке предупредил Морозко, чтобы он немедленно послал в Киев двух человек Неслыха с этим известием. Попросили Чагандая выделить проводников, и он отправил с ними четырех.
Ясы и касоги были владыками кубанских степей. Правда, вооружение их было обычным для кочевников — сабля, лук да стрелы, но знание ими местности, укрытий, болот, низинок и оврагов, откуда можно было бы внезапно ударить в спину дружинам Святослава и коннице хазарских печенегов, делало их весьма опасными врагами.
— Придется сначала громить ясов с касогами, хан Чагандай, — сказал великий князь. — Иначе они измотают нас внезапными налетами.
— Придется, — вздохнул хан печенегов. — Разгромим, но ты, великий князь, все же постарайся узнать, кто нас предал. И повели посадить их на кол. Над тлеющими кострами.
— Сначала ими займется палач, — сквозь зубы процедил Святослав.
В голосе его слышалась такая ненависть, что Чагандай на время примолк. Потом сказал:
— Ясы будут ждать тебя, князь, у брода через Кубань. Но я обгоню тебя на подходе, переправлюсь сам выше по течению и ударю по засаде у брода им в спину. А ты переправишься, когда я их отгоню.
— Ты — воин, хан, — сказал Святослав и наконец-таки улыбнулся.
Хан вольных печенегов прижал руку к сердцу и низко склонился в седле.
— Твоя похвала, великий князь, останется в моем сердце навсегда.
Святослав основательно продумал всю предстоящую битву. Потом сказал:
— У моего брода наверняка поставят засаду. Чтобы облегчить твое положение, хан, я дам тебе десяток метателей.
— Метателей чего?
— Ножей. Мою дружину научил метать ножи старый варяг. — Великий князь придержал коня и крикнул: — Морозко!
Счастливый, до сей поры сияющий воевода подъехал сразу.
