Дженис поняла, что попала в ловушку, которую соорудила собственными руками. Разве не сама она в минуту слабости открыла Адаму, как страдает от отсутствия отца. И не она ли поклялась однажды, что ее дети вырастут свободными от этого проклятия? Но могла ли она подумать, что Адам обратит ее признания против нее?
— Это нечестно! — вырвалось у нее.
— Разумеется, нечестно! — резко ответил Адам. — Но я не собираюсь играть в честность, когда речь идет о судьбе моего ребенка!
— Но ко мне ты не испытываешь таких же чувств! — чуть слышно прошептала Дженис.
— Признаюсь, начало нашей совместной жизни складывается не так, как хотелось бы в идеале, но надо играть теми картами, которые нам предложила жизнь. Твоя беременность — факт, и из этого следует исходить, оставив все остальные вопросы на будущее.
Одной рукой Адам сжал плечо Дженис, другой поднял ее подбородок, не давая отвести глаза в сторону.
— Не надо войны, Дженис, — сказал он твердо. — Во-первых, это лишняя боль для тебя, для меня, для ребенка. А во-вторых, у тебя нет ни малейшего шанса на выигрыш.
— Ну, это еще как посмотреть, — пробормотала Дженис в ответ, чувствуя, однако, как решимость вытекает из нее, словно воздух из проколотого воздушного шара.
По большому счету, ей и в самом деле не было смысла воевать. Она любила Адама, и если он не догадывался о глубине и силе ее чувств, то сама Дженис знала об этом слишком хорошо. Она носила под сердцем дитя от любимого человека. Ради будущего их ребенка он предлагал ей выйти за него замуж.
Другая бы на ее месте была бы страшно рада такому повороту событий.
Всему виной ее принцип «Все либо ничего». Да, то, что предлагал ей Адам, было гораздо меньше, чем она желала, но, если быть честной перед самой собой, не так давно она не могла надеяться даже на его дружеский поцелуй. Отказаться — остаться совершенно одной, принять — начать с малого. Правда, это малое со временем могло стать чем-то большим…
Нет! Лучше не обманывать себя, лучше сразу застраховать себя от очередного горчайшего разочарования. Ни к чему искать недостижимое — что-то вроде края света или конца радуги, пора расстаться с детством и верой в сказки и принять ту комбинацию карт, которую выкинула ей судьба. Лучше жизнь без радости, чем радость, оборачивающаяся неизбежной болью!..
— Итак, Дженис, — негромко, но твердо вымолвил Адам, — я жду твоего ответа. «Да» или «нет»?
Дженис тяжело вздохнула. От ее ответа зависело ее будущее и будущее ребенка на многие годы вперед.
Впрочем, все было решено — давно и как бы помимо ее.
— Да, — глухо сказала она. — Ты меня убедил. Ради ребенка я готова стать твоей женой.
7
— Добрый вечер, миссис Лоусон! Ну и стужа на дворе, не правда ли? Как все-таки приятно в такую непогоду вернуться домой! Я растопила камин в зеленой гостиной, так что вас ожидают тепло и уют.
— Спасибо, Лайза!
Позволив раздеть себя, Дженис поспешила пройти в освещенную отблесками камина залу, подумав о том, что если в чем-то и ощущает перемену, произошедшую в ее жизни за несколько последних недель, так это в каждодневной рутине вечернего возвращения домой.
Если раньше после работы ее встречал холодный, пустой, темный дом, пугавший тишиной и скрипучими половицами, и ей приходилось, не снимая пальто, подбрасывать уголь в чадящую печь, а потом на скорую руку готовить ужин, то теперь по настоянию Адама у ворот школы ее каждый вечер встречал шофер, открывал перед ней дверцу лимузина, сам садился за руль и в мгновение ока доставлял ее в царство тепла, света и комфорта, каким представлялось ее воображению Поместье.
В старинном георгианском особняке ее встречала и раздевала Лайза Франклин — нынешняя экономка Лоусонов, преемница Стефани Моррисон. В гостиной уже стоял на столике поднос с чаем и бутербродами, дабы молодая хозяйка Поместья могла заморить червячка до возвращения Адама, после чего в голубой зале столовой их ждал великолепно приготовленный и обильный ужин.
Контраст впечатляющий, подумала Дженис. Она налила себе желанную чашечку чая и с облегчением откинулась в огромном, обитом узорчатым бархатом кресле, сбрасывая с ног туфли. Беда была в том, что все это делалось не для нее, а для некоей абстрактной миссис Лоусон, супруги Адама Лоусона, хозяина Поместья.
И все-таки именно она, Дженис Моррисон, была этой самой миссис Лоусон, как ни трудно ей в это поверить. С того момента, когда Адам сделал ей предложение, которое скорее можно было назвать ультиматумом, у нее долгое время не оставалось ни мгновения, чтобы оглядеться и перевести дух. Казалось, ее унесло в небо волшебным ураганом, а когда она снова опустилась на грешную землю, все вокруг совершенно переменилось.
«Ну почему это обязательно должно произойти так скоро?» — запротестовала она, когда через день после их объяснения Адам объявил, что свадьба состоится ровно за пять дней до окончания учебного семестра.
«Не вижу смысла в том, чтобы тянуть время», — хладнокровно парировал Адам.
Его надменное пренебрежение к ее пожеланиям стало совершенно очевидным, а вместе с тем Дженис пришла и к пониманию того, как мало места в его планах занимает непосредственно она. Адам Лоусон желал иметь наследника, поэтому стремился как можно скорее оформить брак, дабы узаконить свои права на ребенка.
«Чем скорее покончим с формальностями, тем проще», — пояснил он.
«Но я не успела даже…»
«Ничего и не надо. Все устроено, тебе остается выбрать себе наряд и в один прекрасный день зайти на несколько часов в церковь».
«В церковь? Я думала, мы просто зарегистрируем брак в мэрии…»
«Значит, ты думала неправильно. На протяжении двухсот лет Лоусоны венчаются в церкви Святого Патрика, и не нам с тобой нарушать эту традицию!»
«Но тогда весь Гринфилд будет знать…»
Дженис все еще не могла прийти в себя от новости. Венчание в церкви — это вполне подошло бы для Оливии Андерс, но она — всего лишь сельская учительница, бедная и к тому же — совершенно безродная…
«Разумеется! Послушай, Джен, мы же с тобой женимся, а не в бирюльки играем. Ты всерьез решила, что я буду прятать тебя от посторонних глаз и держать в чулане, как прокаженную или особо опасную для окружающих шизофреничку?»
«Ведь мы женимся лишь для отвода глаз. В любом случае, союзом по любви наш брак нельзя назвать».
«Другие-то об этом не догадываются!» — совершенно невозмутимо заявил Адам, ввергая ее в шок.
«Как же не знают? А твоя мать?»
«Она знает только то, что я счел нужным сообщить ей».
«И что же именно?»
