— Да. Вы спать, а мы выпьем чаю.
И сам же этот чай заварил. У Майки тряслись руки, и она подумывала, не подкрепиться ли противным коньяком. Или гораздо менее противной водкой. Нет, Доминик алкоголя не любит, не дай бог, ещё прицепится и найдёт аргумент для развода.
Муж поставил стаканы на стол и сел.
— Мне нужен развод, — произнёс он сухо, понизив голос. — Что мне делать? Я мог бы взять вину на себя, но тогда иск должна подать ты.
Майка горячо пожалела, что сдерживалась:
— А я не подам, поскольку не вижу за тобой никакой вины, дорогой мой муженёк.
— Чепуха. Видишь…
— Ничего подобного. У тебя научилась закрывать глазки и ничего не видеть. По мне, так ты просто — ангел!
Доминик напряжённо вглядывался в Большой атлас животных, стоявший на книжной полке вверх ногами. Тигриная морда в таком положении выглядела странно.
— Я хочу развода, — проворчал он. — Мне нужен развод!
— А зачем, собственно? Откуда такая необходимость?
— Я тебя разлюбил. Хочу жениться на другой.
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы всё было… Чтобы урегулировать все вопросы. Чтобы не находиться в двусмысленном положении.
В Майке проклюнулось и дало буйные побеги железобетонное упрямство. Откуда взялось требование развода, она слышала от Боженки и Зютека, но они могли соврать, напутать, преувеличить, просто ошибаться или излагать свои предположения. Доминик же был лицом непосредственно заинтересованным, и ей требовался ответ от него самого. Он хоть отдаёт себе отчёт, что причина его проблем — Вертижопка, или настолько одурел, что даже не понимает этого?
— Недвусмысленное положение у тебя уже более десяти лет, — безжалостно напомнила Майка. — Законная жена проявляет чудеса толерантности. Ничто не мешает твоим самым что ни на есть тесным контактам с пленительной девицей. Можешь, к примеру, отправиться с ней в коротенький отпуск и наслаждаться райским блаженством тактично, без шума и пыли, никого не компрометируя и не делая из себя посмешища.
— Нет.
— Это почему же?
— Она не… Не каждая… Это не…
— Понятно. Virgo intacta?
В глазах Доминика рядом с протестом и бешенством промелькнула искорка собачьей тоски. Но Майка не поддалась:
— Интересно, каким чудом этот Зютек Мештальский умудрился этого не заметить в течение двух лет…
Доминик вскочил, схватил стул, замахнулся, минуту подержал тяжёлый предмет на весу, затем осторожно опустил на место и сел. Майка слегка обеспокоилась. Неужели Вертижопка настолько изменила его характер? Хотя, нет… а если и так, то к худшему, до сих пор муж мебелью не кидался. Но ведь поставил же на место. Просто чудо, что сдержался!
Некоторое время оба молчали. Доминик сдался первым:
— Нет. К твоему сведению, я не сплю с Эмилькой.
— С какой Эми… а-а! И кто тебе мешает? Уж никак не я!
— Как раз ты. Не соглашаешься на развод… А она бы хотела… То есть я бы хотел…
— Соберись с силами и честно признайся, что она отказывает в благосклонности, как элегантно выражается небезызвестный тебе Зютек, пока ты с ней не распишешься. Поскольку тебе отсутствие подписи, знаю по собственному опыту, никогда не мешало. А значит, именно она настаивает на разводе, да?
— Да, — признал Доминик мужественно, с отчаянием и на свою погибель.
Будь в Майке ещё хоть малейшая тень сомнения, не пойти ли, вопреки всему, на уступки этому болвану, чёрт побрал бы её окончательно и бесповоротно. Выходит, они все, Анюта, Боженка и Зютек, говорили правду, не Доминик выдумал эту сепарацию от семьи, а коварная ведьма с её вертлявой задницей. Воспользовалась примитивнейшим способом: взять мужика на воздержание, а этот кретин недоделанный дал себя развести как последний дебил!
Ну, так Вертижопкиной заднице придётся долго ждать…
— Что ж, чрезвычайно благородно с её стороны, — похвалила Майка со всей возможной убеждённостью, которую только смогла из себя выдавить, а свежеполученная пища для мести ей в этом только поспособствовала. — Мне даже совестно при таких обстоятельствах напоминать тебе о деньгах.
— О чём?
— О деньгах. Конечно, отвратительно и страшно прозаично ввиду таких высоких отношений.
Своим заявлением она так огорошила Доминика, что тот даже не понял сказанного:
— Деньгах? Каких деньгах?
— На дом и семью. Ты, надеюсь, не забыл, что с некоторых пор ты распоряжаешься финансами и должен выделять необходимую сумму? Праздники через десять дней, подарки, дети кое-что сэкономили, но, похоже, рассчитывают на небольшую прибавку, счета лежат у тебя на письменном столе, возможно, ты не заметил. Ну, и остальные члены семьи…
— Какие остальные?
— Доминик, не нервируй меня! Не прикидывайся недоумком! Ты же не разводишься, чёрт тебя дери, со своими родителями, сестрой, я уж о зяте не говорю! Верти… то бишь… твоя благородная Дульсинея не требует, надеюсь, чтобы ты превратился в сироту из приюта?!
Доминик был совсем удручён. Занятый собой и вожделенной Вертижопкой, исковым заявлением, которое и без Майкиных комментариев не казалось ему идеальным, он ни на что иное не отвлекался. И вдруг с вершин, конечно, не блаженства, но уж, во всяком случае, сильных переживаний и глубоких чувств он рухнул на землю. Майка оказалась настоящим чудовищем Нет, он, разумеется, не мог её винить ни в приближении Рождества, ни в самом факте существования семьи, ведь, в конце концов, это была его семья… на минуту он пожалел, что всё же не сирота… Но зачем же напоминать! Да так жёстко, так мерзко!
А Майка была занята Домиником, а не собой. И поэтому свистопляску в его мозгу читала как бегущую строку на экране, и притом крупным шрифтом.
— А не напомни я, — отрубила она — выглядел бы ты законченным уродом и хамом, и сам бы потом имел ко мне претензии — почему не напомнила. Кстати, в этом году, позволь заметить, Сочельник празднуем у твоей мамочки. Твоей! Родной! Может, чёрт возьми, кроме этого закрутившего твои мозги долбаного зада, в тебе осталось хоть что-то человеческое?
Доминик не был членом правительства и вообще политиком, поэтому понятие человеческого было для него существенным и важным. При этом он пребывал в глубочайшем убеждении, что ни в чём этой человечности не нарушает, ничего в ней не меняет и вообще ни коим образом ей не угрожает. А противная Майка била по его убеждениям, что в твой бубен.
Нет, они не поссорились. Скованно, натянуто, с нависшей над их головами обидой согласовали планы на ближайшие две недели. У Доминика деньги имелись. Пришлось сдаться и с отвращением снять часть той замороженной на банковском счету гадости, к которой он и прикасаться-то не собирался. Заработанная! Трудом! Мерзость!
Альтернативой было немедленно продать «харлей». Настолько любимый, что составлял достойную конкуренцию Вертижопке.
До чего же Доминику не хотелось всем этим заниматься, вникать в противные ему проблемы, заморочиваться ненавистными хлопотами, делать всё то, что так искренне не переваривал и чего категорически НЕ ХОТЕЛ!
И несчастная Майка это знала…
* * *
— Потому что вы не мужчина, — мрачно заметил Зютек. — Вы не в состоянии этого понять.
Они сидели в мастерской, к которой ни та ни другой не имели отношения. У архитекторов. Им не пришлось специально друг друга разыскивать и договариваться о тайной встрече. За них всё сделал грандиозный заказ на интерьер с текущей водой.
Восхищённая заданием Майка не могла обойтись без специалиста по водопроводу и прочей сантехнике, а раззадоренный замысловатостью технических устройств Зютек без художника по интерьерам мог в лучшем случае затопить все помещение, не более того. Обоим проект чрезвычайно понравился, в связи с чем первая часть встречи прошла в творческой и приподнятой атмосфере.
К сожалению, рано или поздно всё кончается, в том числе и согласования, особенно если они обходятся без лишних споров. И из-под приятной поверхности полезли частные вопросы.
— Не мужчина, — согласилась Майка с первой половиной утверждения Зютека. — А вот касательно понимания, не соглашусь. Женщинам тоже случается маниакально цепляться за одного мужчину.
Зютек отрицательно помотал головой:
— Нет, это не одно и то же. Мужик так бабе не навязывается. Так паршиво. Знает, что она готова, и сам вроде не прочь, а сваливает только в последний момент, этим её и берёт. В смысле как раз и не берёт… Тьфу, не знаю, как сказать. Ну, тестостерон гуляет, у женщин его нет…
— Понятно, тестостерон. А в таком случае он не мог бы её просто-напросто изнасиловать? — совсем потеряла терпение Майка.
— Почему нет. Мог бы, — на удивление спокойно согласился Зютек. — Только это ничего не даст.
— Как так?
— Потому что она не дастся. Нет, неправильно выразился… Очень даже дастся и протестовать не станет: хочется фраеру — нет проблем, пожалуйста. Только это будет совсем не то, что нужно.
