Обмозговав полученные сведения, Майка потребовала уточнения. Ей казалось, что она поняла суть дела, но хотелось убедиться. Зютек старался изо всех сил:
— Я вам говорил, что она… ну, с этой своей… физической особенностью… умудряется… крайне необычно… Но должна сама хотеть. А при изнасиловании не захочет, и что? Такое, ну… как тесто…
— Глиста безвольная? — с надеждой подсказала Майка.
— Она самая! Точно! — обрадовался Зютек. — Сплошное разочарование. Кому такое надо?
— Попробует разок, потеряет охоту и arrivederci хутор?
— Именно.
Оба в унисон повздыхали, вызвав грациозные колебания водной завесы, смастерённой из тонкой блестящей фольги с целью пробуждения творческой фантазии при проектировании интерьера. Эффект водяных струй явно способствовал улучшению настроения.
— Как, по-вашему, удастся Доминика как-нибудь подбить на изнасилование? — спросила Майка со вновь пробудившейся надеждой.
— Да откуда же мне знать? — возмутился Зютек. — Вы с ним ближе знакомы.
Майка вздохнула ещё тяжелее, выдув немного пепла из пепельницы.
— Ну тогда он спятит. Других вариантов я не вижу. И ума не приложу, какой этой овце… прошу прощения… будет с этого прок.
— Ничего страшного. Никакой. Но она слишком глупа, чтобы предвидеть хоть что-нибудь. Да и не ради интеллекта я так за неё цепляюсь.
— И у вас это, пся крев, ещё не прошло?!
— Как могло пройти, когда… — нервно проговорился Зютек и осёкся. С Майки окончательно слетели остатки хорошего воспитания.
— Я правильно понимаю, что она по-прежнему время от времени с вами спит? Добровольно?
Как джентльмен Зютек заткнулся насмерть, уставился немигающим взглядом в стену, но Майке хватило выражения его лица и глаз. Охвативших её чувств она пока была не в состоянии ни разобрать, ни оценить, только поняла, что большинство из них не просто радостные, а прямо-таки упоительные, а те, что погаже, проиграли бы при любом голосовании. Причём и в той и в другой категории были весьма креативные.
Прямиком из мастерской архитекторов Майка перебралась в Боженкины Палестины. Пришлось, правда, сделать небольшой крюк, но её гнала та самая креативность плюс обычное любопытство.
— Здорово, что сама пришла! — обрадовалась Боженка. — Мне до вечера никак не вырваться, поскольку мороз обещают. А я должна этим старым перечницам все деревья и кусты переиграть, чтобы успели до весны вырубить, а то превратятся в национальный парк и сами себе запретят ходить по газонам.
— Обалдуи они замшелые, — с презрением подтвердила Анюта, занятая нанесением на схемы подробностей подрезки и вырубки, безжалостно намеченных Боженкой. — Ещё возникать начнут, что пустыню им устраиваем.
Майка отлично знала как территорию, о которой шла речь, так и проблему излишней растительности. А также и обитателей резиденции.
— Возникать они могут до посинения, но там не спортсмены живут, — успокоила она. — Моложе семидесяти никого нет, хотела бы я посмотреть на их битву с дровосеками!
— Да им и дровосека не надо, хватит пары помощников садовника. А ты по сотовому не отвечала…
— Мы с Зютеком были заняты, заказ получили — прелесть! Больше воды, чем твёрдых тел.
— Для тюленей?
— Нет, для людей, в этом-то и загвоздка. Но красотища! Что бы ты ни говорила, а профессиональная эйфория мне от всего даёт иммунитет!
— Зютеку тоже? Эдакий заказ на двоих?
Оба вопроса прозвучали откуда-то сзади. Майка обернулась. Эффектно похудевшая Луиза тщательно развешивала на большом стеллаже свои снимки, изображающие разные растения. В её тоне прозвучало нечто такое, что слегка удивлённая Майка поспешила ответить.
— Вот именно! Вода как главный элемент. Два специалиста, и всего делов.
— А освещение?
— Это потом. Электрику придётся подстроиться.
— Вы мне тут воду не лейте, у меня же сухая древесина! — нетерпеливо потребовала Боженка — Анюта, возьми у Луизы ту фотку с мешаниной, надо что-то оставить, а что, не знаю. Увеличь её. Луиза, а у тебя нет такого, случайно, с птичьего полёта?
— Слишком много хочешь, — буркнула та. — Знаю я одного лётчика, с лицензией и доступом к авиетке. Он даже не прочь со мной полетать, только плату берёт натурой, а я сейчас не в настроении. Может, из вас кто?..
— А ему всё равно, что ли?
Разгорелась непродолжительная, но весьма оживлённая дискуссия о вкусах лётчиков, как таковых, и о разных хитрых способах выуживания у них нетипичных услуг. На этот раз терпение кончилось у Майки.
— На кой тебе сдались эти деревья с птичьего полёта? Кто на них будёт оттуда смотреть? Люди снизу смотрят! А если и случится какой злополучный парашютист…
— Один случай на миллион, — опять буркнула Луиза.
— …то и так будет счастлив, что приземлится хоть бы и на липу, не до придирок ему будет! И терновому кусту обрадуется, если глаза не выколет! На что хочешь спорим!
— Ладно, ладно, — всё так же нетерпеливо согласилась Боженка. — Это я так, на всякий случай. Нервируют меня эти заросли, да как-нибудь справлюсь. Я тут вспомнила… О чём это ты думаешь?
Майка на минуту выпала из общего разговора, впав в задумчивость. И неожиданно спросила:
— Чем она, собственно, так крутит? Мышцами?
Ни одна из присутствующих в мастерской дам ни на мгновение не усомнилась, что речь о Вертижопке. Больше всех о данной особе была информирована Анюта, которую словно прорвало.
— Да пропади оно всё пропадом! — сделала она отчаянное заявление. — Всякие там лояльность, приличие, благородство, дружба и всё такое прочее. Вот они у меня где сидят!
Бросив на произвол судьбы третируемые её начальницей сучья, ветви, отростки и целые стволы вместе с бережно разделяемыми частями кустов, Анюта пала на колени и извлекла с самой нижней полки в углу комнаты из-за толстенных старинных трудов по ботанике бутылку арманьяка. На три четверти полную. Подняла её вверх и продемонстрировала ёмкость собеседницам.
— Я специально звонила анонимным алкоголикам. В свободные от работы дни мне хватает четверти… И спрашивала: одна бутылка в месяц — это уже алкоголизм? Ответили, что нет, если в понедельник не опохмеляюсь. Я не опохмеляюсь, начальница не даст соврать. А на всякий пожарный здесь дубликат держу, мало ли что. Терпеть не могу этой гадости, но что поделаешь, дрянь ничем не заменишь…
— А я всегда говорила, — обрадовалась Майка, — что гадость!
— Согласна, — присоединилась к ней Беженка. — Но плюс в том, что меньше выпьешь. Я за рулём, поэтому только погляжу, и честное слово, без особого порицания.
— Я тоже…
— А я нет, — с ожесточением произнесла Луиза. — То есть я не за рулём и могу дёрнуть. Даже с удовольствием.
— Я вас и не заставляю, — горько заметила Анюта. — Вы не подумайте, мне не жалко, — добавила она поспешно. — Но я подкреплюсь, а то всухую мне плохо говорится… Если кто ещё хочет, пожалуйста, рюмки у меня тоже есть. Настоящие.
И правда, имелись маленькие коньячные. Анюта щедро налила и одну подвинула Луизе.
— Если хотите, расскажу, ведь мы целую вечность знакомы. Все восхищались, какой ловкий ребёнок, как на пружинах или будто резиновый, и надо ж такому случиться, цирк приехал. Я тут сокращаюсь, сама не помню подробностей, потом разное болтали. Она на два года старше… Но про цирк — важно, там был кто-то из их родных, скорее всего, акробат, и ещё один, из начальства, ну, понятно, семейственность. Когда в другой раз приехали, меня только иллюзионист интересовал, ну, что с кроликами из цилиндра и прочее, а её только акробаты. Они её и учили. А тот, что из родственников, шутки ради научил её пользоваться мышцами на заднице. Помню, как он лопался от смеха, ведь тогда она была восьмилетней девчонкой, а получалось у неё всё лучше. Остальное ей было по барабану, только задница!
Спохватившись, что без подкрепления говорится плохо, Анюта прервала воспоминания, схватила рюмку и одним махом проглотила половину. Весьма заинтересованная рассказом Боженка воспользовалась паузой.
— А что-то в этих мышцах есть, знаете ли, — задумчиво сказала она. — Я как раз об этом и вспомнила, да не успела поделиться. Вроде как на Жешовщине… или в окрестностях Перемышля… то ли ещё какой регион… Не, кажется, всё-таки в жешовском…
Повисло напряжённое молчание. Анюта замерла с рюмкой в руке, Луиза тоже. Обе так и не донесли отвратную гадость до рта.
— Прекрасно, жешовское, — согласилась Майка с некоторой долей нетерпения. — И что жешовское?
Боженка очнулась:
— Во всяком случае, тот угол страны, вниз и направо… Да почему «кажется»? Ничего не кажется, я своими собственными глазами видела!
— Чудненько. Может, скажешь, наконец, что ты видела?
— Да мышцы эти. Опять не так… Значится, вот… Выступление народного ансамбля того региона, я там была по культурной части, поскольку ухаживал тогда за мной один тип из министерства культуры, а может, я за ним, без разницы, тому уж лет десять будет, а то и все двенадцать, что уж теперь… Танцевали они, те девахи, и делали как-то так… я бы вам показала, да не сумею. Бюстом трясли. Начиная с плеч и аж до рёбер, и тот мой, от культуры, сказал, что одни только девахи того региона так могут. Другие коллективы тоже пробовали, даже похоже выходило, но любой, кто понимает, сразу видит — не то. Чтобы так уметь, надо в той степи родиться. Из чего вывод: у мышц — тоже свои заморочки, и задница Вертижопки очень даже может быть.
