еще теплее, чем сейчас. По окончании предыдущего оледенения (МИС 6) температура интенсивно росла, достигнув пиковых значений примерно 123 000 лет назад, — эта подстадия МИС 5е известна как эемский период[64]. Это по-прежнему самый теплый из всех периодов жизни гоминин в Евразии. Длился он около 10 000 лет[65] — в геологическом масштабе это немного, однако соответствует примерно 500 поколениям.
Каким же был этот благодатный мир? По крайней мере, в самом начале более солнечным, чем мир сегодняшний. Положение Земли по отношению к Солнцу было несколько иным, планета купалась в большем количестве летних солнечных лучей. Это привело к подъему средней температуры на 2‒4 °C с ощутимым последующим эффектом. Альпийские пещеры на современной снеговой линии были достаточно теплыми и влажными для роста сталагмитов, по всему континенту распространились обширные леса. А главное, таяние полярных шапок и ледников подняло уровень моря примерно на 8 м.
Воздух нагревался все сильнее и сильнее, берега ползли вверх, а древесные породы сменяли друг друга, как картинки в калейдоскопе. Палинологические данные показывают, что береза и сосна уступили место дубравам, в которых встречались также вяз, орешник, тис и липа, а они, в свою очередь, замещались густым грабовым лесом. Это продолжалось до появления ели, пихты и сосны, предвещавших начало следующего, более холодного стадиала МИС 5d. В каждом периоде жизни этого леса, мутирующего на протяжении 10 000 лет, неандертальцы на рассвете наслаждались самым разным многоголосьем птиц. Вздорные клесты и хохлатые синицы уступали место бестолковым сойкам и сладкоголосым соловьям, а после них студеный утренний воздух наполнялся облачками пара от дыхания токующих тетеревов.
Прочая эемская фауна тоже ниспровергает традиционные представления о неандертальцах. Кроме зубров и лошадей, разнообразивших свой травяной рацион побегами деревьев, тогда жили кабаны, косули и их пятнистые родственницы лани[66]. Бобры угощались молодыми деревцами, затапливая долины и создавая новую изобильную среду обитания для водных черепах. По странной прихоти природы на этих рептилий охотились барсуки.
С потеплением появились и другие крупные звери: азиатский буйвол, прямобивневый слон и бегемот. Особенный интерес представляют мигранты из южных климатических зон — обезьяны, в частности макаки-маготы.
Сегодня этот вид живет исключительно в изолированных районах Северной Африки, преимущественно в горных лесах. Однако в плейстоцене они были распространены гораздо шире, и иногда их останки находят на ранних и поздних стоянках неандертальцев. Неглубокая пещера Хунас в Германии, вероятно, относится к эемскому периоду и содержит останки макак в том же слое, что и зуб неандертальца и каменные артефакты. Эти приматы, несомненно, иногда сталкивались друг с другом. Маготы в основном питаются растениями, но в трудные времена не брезгуют насекомыми и даже мясом молодых птиц и кроликов. Они с удовольствием копаются в оставленном человеком мусоре, поэтому вполне возможно, что некогда они подбирали и объедки за неандертальцами.
Слово «эемский» заставляет вспомнить райские кущи Эдема, но, хотя неандертальцам не приходилось беспокоиться об обморожениях, на клуб El Tropicana{8} все это не было похоже. Лиственные леса, как ни странно, не очень удобны для охотника-собирателя, поскольку на то, чтобы превратить большую часть растительного материала в еду, уходит много времени и сил. Легко добываемая пища, например орехи и ягоды, обычно сезонная. Крупного зверя вокруг достаточно, но в лесу найти его намного труднее.
Долгое время малое количество стоянок заставляло усомниться в том, что неандертальцы действительно приспособились к эемскому межледниковью, но большинство отложений этого периода, вероятно, стерла последующая эрозия. Сегодня известно около 30 памятников, но очень немногие из них представляют собой пещеры или скальные навесы. В основном стоянки сохранились в озерных береговых отложениях или у богатых карбонатами поверхностных источников. В те времена имело смысл находиться поблизости от воды, поскольку это единственный ресурс, в котором нуждаются годящиеся в пищу животные.
Недавние исследования также показывают, что девственный лес эемского периода не представлял собой гигантский цельный полог. В изумительном состоянии сохранились слои в береговых ложах двух глубоких озер около Ноймарк-Норд на востоке Германии. В пробах с каждых 5 см ученые исследовали крошечные фрагменты растений, насекомых и моллюсков и обнаружили, что берега были окружены смешанной растительностью. Помимо редкого леса там были низкие кусты орешника и сухие, травянистые участки, поросшие лапчаткой, полынью и нивяником. Разнообразие этой среды привлекало массу животных: рядом с лесными жителями, такими как кабан и прямобивневый слон, паслись степные зубры или туры. Присутствовали и те травоядные, которые перемещаются между экологическими нишами, например лошади, но скелеты и даже сохранившиеся следы указывают на то, что всех привлекали озера.
Каким образом неандертальцы вписались в этот лиственный мир? Стратиграфия Ноймарк-Норд главным образом охватывает начальную, более жаркую и сухую фазу эемского межледниковья, когда густой лес еще не сформировался. В этот период растительный и животный мир отличался повышенным разнообразием видов, и именно тогда мы обнаруживаем больше всего археологических находок. Позже, когда деревья все ближе подступали к озеру, оно уменьшалось в размерах, добыча появлялась реже, и неандертальцы стали уходить. Впрочем, полностью они не исчезли: один только верхний слой отложений, образовавшийся в период произрастания густого леса, содержит более 120 000 фрагментов костей животных. Для эемского межледниковья это исключительно ценное свидетельство о происходившей в то время кровавой бойне, доказывающее, что неандертальцы держались изо всех сил даже тогда, когда солнечный свет едва пробивался сквозь невероятно густую листву, а мех и шерсть становилось все труднее заметить за огромными стволами деревьев.
Если в Ноймарк-Норд неандертальцы преследовали оленей, то западнее, на другом берегу Ла-Манша, беспокоить зверей было некому. На протяжении 150 000 лет, с конца МИС 7 и до начала МИС 3, в Британии практически не было гоминин. Потенциальное окно для повторной колонизации могло открыться сразу после того, как отступили сильные холода стадии МИС 6, однако этому, скорее всего, помешала гигантская природная катастрофа. Талые воды со всего ледникового покрова и речные потоки с большей части Европы образовали большое озеро за меловым хребтом, протянувшимся от восточной Англии до Франции. Мягкая скала не выдержала давления, обрушилась, и чудовищное наводнение растерзало дно Ла-Манша. Сейсмическая съемка показала шрамы от гигантских потоков, словно бульдозерами прорывших огромные долины, которые сегодня погребены под донными отложениями. Затопление было настолько гигантским, что его ближайшее соответствие — это образование каньонов, прорезающих едва не половину окружности Марса. Неандертальцы за много километров услышали бы жуткий рев воды, а стада мамонтов на гораздо большем расстоянии могли почувствовать инфразвуковые волны.
Доггерленд — ныне находящийся под водой участок суши между Британией и материком — остался бесплодной и полностью оголенной пустошью. От нагорий Британии неандертальцев отделяли
