высоким перевалам Пиренеев, Центрального массива и других горных хребтов.
Забирались ли они на вершины скал, омываемых волнами, или искали еду среди водорослей, но лишь немногие варианты ландшафта заставили бы их отступить. На гигантской карте неандертальских владений можно увидеть даже пустыни — полную противоположность тому, что мы ожидаем от экспертов по выживанию в арктический мороз. Теплый климат скалистого средиземноморского побережья, протянувшегося от Гибралтара до Турции, постепенно переходит в более сухой ближе к Центральной Азии, и все эти земли богаты ископаемыми останками неандертальцев и связанными с ними археологическими находками. Адаптируясь к любому меню, они были способны переключать свою экономическую «трансмиссию» с фиников на оливки, с черепах на газелей, а на окраинах Аравийского полуострова — даже на гигантских верблюдов.
Единственный тип местности на западе Евразии, в котором до сих пор не обнаружены доказательства присутствия неандертальцев, — это сильно заболоченные земли. Для более чем кратковременного посещения таких мест необходимы серьезные вложения либо в плавучие средства, либо в поднятые над землей сооружения типа дорог и платформ. Но никогда не говори «никогда». Возможно, где-нибудь в северных торфяниках, глубоко под покрытыми темным мхом болотными рудами железного века, нас ожидает сюрприз.
Образ неандертальцев, упорно пробирающихся по глубокому снегу и выдыхающих клубы пара на морозном воздухе, оказался на удивление стойким. Шоры предубежденности о ледниковом периоде скрывали от нас их врожденную способность к адаптации. Полярная пустыня никогда не была их настоящим домом, хотя, будучи загнанными в угол, они, возможно, терпели ее какое-то время. Большей частью они избегали предельно низких температур и, судя по всему, наибольших успехов добились в более умеренном климате среди покрытых травой равнин или лесных полян.
Даже приспособившиеся к холодам животные, такие как шерстистые мамонты, были довольно адаптивны, возникнув во время оледенения МИС 6, но позже смешавшись где-то с теплолюбивыми прямобивневыми слонами[72]. Наше стремление все раскладывать по полочкам ограничило неандертальцев миром ледникового периода, хотя в реальности все оказалось намного разнообразнее. Но у них было нечто, чего не было у других существ и что позволяло им справляться со всеми испытаниями, которые устраивал им плейстоцен, за исключением самых суровых. И это нечто — сложная технологическая культура.
Глава 6. Камни остаются
На поверхности моря, переполненного водой тающих ледников, искрятся солнечные блики. 80 млн лет назад сегодняшняя континентальная мозаика сложилась лишь наполовину. Пиренеям и Альпам еще предстоит подняться до своих высот, а там, где когда-то будет Европа, с подъемом и спадом уровня океанов появляется и исчезает субтропический калейдоскоп архипелагов. Шаги титанозавров сотрясают землю, а с соленых берегов на громадных крыльях взмывают над морем птерозавры. Их тени мечутся над бирюзовыми волнами, темной массой вздымающимися внизу. Взрывается торпедированная мозазавром стая аммонитов, осколки раковин сверкают, закружившись спиралью. Мягкий ил поднимается облачком, когда они опускаются на пустынное морское дно. Его толщу пополняет бесконечный моросящий дождь из разбитых губок, моллюсков и останков бесчисленного планктона.
Крутаните землю, как стеклянный шарик: континенты оползают, песок уплотняется и сжимается, превращаясь в известняк. Новорожденная скала заполняет своим кремниевым соком пустоты, древние норы, непостижимым образом оставшиеся целыми раковины. Притормозите пальцем шарик, замедлите вращение планеты. Высохли моря, поднялись горные цепи, на полюсах мерцают огромные шапки льда. Проходит эпоха за эпохой, колоссальное давление уплотняет кремнезем и формирует из микроскопических кристаллических решеток новое вещество. Кремень. Намного выше по земле бегают копытные, меховые шубы треплет ветер. Перепады климатических циклов размывают известняк, а тектоника и реки выпиливают в нем извилистые, уступчатые каньоны.
Ненастный день 100 000 лет назад: шквальный ветер врывается в одно из ущелий. Вымокшая под дождем скала поддается, сползает вниз и в числе других обломков исторгает каменную жемчужину, черную, как облака. Кремень летит в реку, присоединясь к гальке, медленно перекатывающейся по дну. Следующие 50 000 лет он поднимается с паводками, замерзает в ледяных вихрях, веками покоится на галечных наносах. Однажды весной уже окатанный кремень лежит на блестящем после дождя берегу. В небе над ним синеет дымок, исходящий из-под широкого скального навеса. Вниз к реке бегут люди, привычно осматривают камни, кто-то замечает характерный отблеск. Камень поднимают и опускают, звучно стучат им по другому камню. Несколько ударов — и вот они, его прекрасные внутренности, гладкие, как застывший жир. Вскоре он станет скользким от алой крови.
Каменные орудия — атомы неандертальской жизни. Они связывают воедино каждый аспект этого мира и представляют собой базовые единицы, с помощью которых археологи пытаются реконструировать культуру неандертальцев. Ученые называют их просто кремни. История каждого из них уникальна, начиная с формирования скалы и дня, когда его поднял с земли неандерталец, и заканчивая повторным его обнаружением под лопатой археолога. Место геологического происхождения — морское дно, корни гор или изливающаяся лава — определяет его характер. Десятки тысячелетий назад он непременно притягивал взгляд гоминин, но сегодня посетители музеев почти не смотрят на эти экспонаты.
Кремни лежат в стеклянных витринах, и просто не верится, что лишь немногие держали их в руках, не говоря уже о том, чтобы что-то делать с их помощью и использовать в повседневной жизни. Их суровая красота заслуживает высокой оценки, они достойны выставок в галереях, но для большинства людей остаются немыми. По правде говоря, кремневые изделия — как отдельные предметы, так и целые коллекции — представляют собой чрезвычайно богатый источник знаний о жизни неандертальцев.
Для первых исследователей доисторической эпохи самой насущной проблемой была классификация. Имея небольшой багаж знаний о технологиях изготовления или использовании каменных орудий для выживания, они сосредоточились на их внешнем виде. Систематизация предметов по внешнему сходству и простейшим технологическим особенностям позволила создать «типологии». Одним из первых это сделал де Жуанне, который не только извлекал из земли артефакты, но и пытался в них разобраться. Он предположил, что со временем они стали более совершенными, и в 1834 г. разработал хронологическую типологию, в которой каменные предметы с ретушированным (по-английски — «knapped»)[73] краем располагались раньше, чем шлифованные или полированные орудия.
В течение нескольких десятилетий другие исследователи составляли классификации археологических культур, по своей сути аналогичные тем, что используются сегодня: в 1865 г. антикварий Джон Лаббок придумал термин «палеолит» для самого древнего исторического периода, а позже Ларте и Кристи предложили трехчастное разделение истории[74]. По их мнению, кремни, обнаруженные на некоторых стоянках, в том числе в Ле Мустье, занимали в хронологии место после находок из долины Соммы, время которых они назвали
