самое: Это они присвоили себе право распоряжаться его временем. Они недовольны, что он уезжает из дому по выходным. Но ведь не одна тысяча мужчин-горожан отправляется в такие дни в леса и на рыбалку, забывают там обо всем, возвращаются чаще всего с пустыми руками, а то и в подпитии, но никто их не ругает! А тут?..
Это они не дают ему целиком отдаваться делу. Раньше он много читал и думал, и в институте все поражались его эрудиции, смелости и быстроте решений. Они сто раз за час отвлекают его, сбивают с толку и в конце концов приводят в такое состояние, что хочется бросить все и бежать из дому. Нет, не этого ждал от семьи Букварев. Или по своему простодушию просто был не готов к такому обороту дела? А ему надо бы заранее знать, что коли появятся дети, то закономерно возникнет и все другое, связанное с ними, возникает надолго.
Теперь он может открыть книгу лишь после того, как заснут дети. Но и то сначала ему надо успокоиться, придти в себя. А как этого добиться, если наваливается тягостная, повергающая в тоску и безразличие усталость? Он заставляет себя работать усилием воли, пробует стакан за стаканом пить кофе. От этого сонливость вроде проходит, но голова остается тупой. Он или плохо запоминает прочитанное, или не может соотнести его с тем, что знает. А тут еще жена через каждые пятнадцать минут: Вася, перенеси из кухни в ванную тяжелый таз с бельем, Вася, развесь пеленки на балконе, я разогрелась от стирки и боюсь выйти на сквозняк, Вася, у Ленки сегодня… Ужас!
Встречал же Букварев женщин, которые стыдились заставлять мужей делать по дому «женскую» работу, унизительным они считали это для мужчин. Видывал он и таких хозяек, в том числе и молодых, которые вроде бы просто рукой поведут и сразу в доме чистота, уют, порядок. Такая хозяйка готова в любой момент и гостей принять, сама с ними посидеть, угостить и занять интересным разговором. А у него? Копошится жена чуть не круглые сутки, ни минуты вроде бы не сидит без дела, а на полу мусор, немытые тарелки в раковине горой, цветы на окнах растрепанные, скатерть на столе в пятнах… А заглянет кто-нибудь из знакомых — Вася, топай в магазин, ни вина ни закуски нет, а то и чаю.
И сам Букварев для жены уже не глава семьи, а какое-то не вполне обязательное к ней приложение, без которого можно бы и обойтись, но которое надо терпеть, потому что так заведено. И у самого Букварева не хватает характера, чтобы поставить себя на подобающую ему ступеньку. И над собой он уже не в силах работать. Да что тут доискиваться до причин и искать виновных! Бездарному танцору тоже постоянно что-то мешает. Прав Губин: он и Букварев — самые обычные серые людишки и такие же серенькие инженеры.
Гении не думают о презренном металле. А Букварев о деньгах задумывается. Боясь отдать маленькую Ленку в ясли, где, по слухам, сплошные болезни, Люба, уже давно сидела дома, и одной зарплаты Букварева едва хватало, чтобы свести концы с концами, не говоря уже про обновы или другие покупки. Если бы поглядеть со стороны на то, как одеты Букварев и Губин, Люба и Муза, то можно бы подумать, что Губин зарабатывает намного больше Букварева, хотя на самом деле было наоборот. Люба не роптала, донашивала старые, вышедшие из моды тряпки, но веселья у нее от этого не прибавлялось, как и у Букварева. Ему самому давно бы надо обновить свой гардероб. Он замечал, какими глазами поглядывают на его пиджаки и галстуки сослуживцы. Прежде ему было безразлично, но ведь капля и камень точит. Угнетает его это в последнее время, хоть зубами скрипи. Губин подзуживает: мы должны быть респектабельными!.. И вот еще появилась Надя. Что она-то будет думать о его облике?
«Все пожирает драгоценная семья. И мой мозг, и время, и зарплату. Все она, ненасытная. И надо волочить этот груз на своей шее через всю жизнь. На чужие плечи не переложишь. Ничего себе, перспектива!.. — сумрачно думал он. — И все это означает, что ничего я не добьюсь. Правильно сказал какой-то мудрец, что человеку, который завел себе семью, надо распрощаться со всеми личными планами и надеждами. Семья, особенно дети, губят его последние способности. Они безотчетно, но последовательно действуют по закону отрицания отрицания. Они забирают себе силы отца, они отрицают его, растаскивают по крупицам и кускам, отвлекают, нервируют, иными словами — убивают, чтобы вырасти и утвердиться на земле самим. Конечно, занятно было слушать, когда институтский преподаватель растолковывал суть этого философского закона и брал за пример злаковое зернышко, которое, умирая, рождало колос. А каково ощутить действие этого закона на себе? За что же так поступает с человеком жизнь? За то, что сам он, вырастая, впитывал родительские силы? Но ведь конкретный Букварев не виноват, что так заведено в природе! Им распоряжалась та же жизнь. И сейчас вот распоряжается, как хочет. Значит, человек, в том числе и Букварев, послушная игрушка в руках жизни? Выходит, что так. И нечего человеку рыпаться или кичиться, считать себя всесильным венцом природы. Всемогуща только сама природа со своими непреложными законами, которые продолжают и обновляют жизнь, делают ее вечной. Нет, и природа не всемогуща. Любимое детище ее — человек оказался коварным и мстительным созданием, Это он разрушает природу, словно расплачивается с ней за жесткость ее законов, и мечтает вообще обуздать ее, сделать послушной. Да, и природа ограничена рамками собственных законов и возможностей, а оттого уязвима. И если уж природу вместе с ее вечными и непреложными для всех законами огораживают огородами и загоняют в угол, то как должен чувствовать себя отдельный человек Букварев, почти неразличимая из-за своих мизерных размеров ее крупинка? Он с ног до головы опутан неразрываемыми путами, порабощен и плывет туда, куда бегут волны жизни. Хорошо еще, что дана человеку способность к анализу, к некоторому пониманию и оценке явлений. Он различает, что для него хорошо, что плохо, хотя зачастую действует так, словно ему больше нравится плохое, нежели хорошее. Иногда он получает возможность выбрать для себя меньшее из двух зол и получить удовольствие, даже наслаждение… Тьфу! И тут, оказывается, надо признать правоту Губина с его развесело-циничной позицией практицизма».
Букварев уже считал, что
