— Пока, — Осин улыбнулся и шагнул за порог. — Я тебя хочу, — прошептал на прощание и рассмеялся довольный. О доверенности он уже не думал. Если за полтора истекших года Галка ничего не сделала, вряд ли что-то предпримет теперь, когда он в курсе происходящего.
— Убрался, наконец-то, — Галя вернулась в комнату. Села в кресло, пряча виноватый взгляд, уставилась в экран телевизора. «Вот, дура, — подумала сердито. — Дура, дура, дура…»
Поцелуй Виктора и собственное ответное стремление душной волной укрыли сердце. Захотелось в прошлое, в счастливые мгновения, наполненные нежностью и страстью.
«Я его хочу, — хлестнула испуганная мысль, — не взирая ни на что, я его хочу?»
Нет! Злой радостью взвилось понимание. «Это привычка, прошлое, дань воспоминаниям, условный рефлекс. Я свободна! Я, наконец, свободна от этого ублюдка. Поцелуй ничего не значит, возбуждение ничего не значит. Это точка, поставленная в конце предложения…»
— Ромчик… — Галя вздохнула легко и освобожденно. — Ты похож на памятник.
Роман с каменным лицом, не отрывал глаз от газеты. Он ревновал, и, при всем старании, не мог скрыть переполнявшие его чувства.
— Глупый, мой…
Глупый, не глупый, ответило красноречивое молчание, а твое растерянное лицо и смущенный румянец заметил.
— Он — мой кошмар…
А я кто, лились несказанные слова.
— Ты — мое солнышко, моя радость. Ты мое спасение.
Кружил вьюгой декабрь. Кружились, падали снежинки. Шла кругом голова от отчаяния. Как жить дальше? Где взять силы? За что ей эти муки?
— Простите. о, господи…
Не успев сообразить, что произошло, Галя оказалась в объятиях невысокого коренастого мужчины.
— Простите, ради Бога, я нечаянно…
— Что вы наделали! — На рукаве и подоле дубленки белело пятно. Вещи были безнадежно ипорчены. — Да пустите же меня…
— Кулек порвался…банка упала…крышка неплотно…закрыта… — мужчина пытался оправдаться.
На тротуаре растекалась пролитая краска, лужа подбиралась к правому сапогу. Левый с подломленным каблуком был укрыт белыми брызгами. Галя едва не заплакала от обиды.
— Простите еще раз! Виноват! Готов прямо сейчас возместить причиненный ущерб! — В голосе мужчины звенела радость. Взгляд сиял неподдельным восхищением. — Я куплю дубленку, сапоги, сумку…
Галя оценивающе прищурилась. Невысок, широкоплеч, одет прилично.
— Я ношу только дорогие вещи… — сказала строго.
— Значит купим дорогие, — восхищение превратилось в восторг.
Мужчина улыбнулся счастливо.
— Я в вашем полном распоряжении. Приказывайте.
Что ж, она имела полное право на компенсацию! И все же Гале было неловко. Новый знакомый оставил в Машкином магазинчике полторы тысячи долларов. Однако смущение ни коим образом не повлияло на ее ответ. Нет, сказала Галина, когда Роман заикнулся о новой встрече, я замужем и вообще…
— Вы счастливы в браке? — спросил Роман.
— Почему это вас интересует?!
— У вас очень грустные глаза. Это плохая примета для вашего супруга. Если он вас любит, то не должен заставлять страдать. Я бы никогда не сделал вам больно. Ни-ког-да. Слышите, никогда!
Галя пожала плечами, повернулась резко, ушла. «С какой стати давать такие обещания?! — думала в такт сердитым шагам. — Кто он такой? По какому праву лезет в мою жизнь…»
В кармане новой дубленки лежала визитка. Роман Алексеев, гласил текст. Под цифрами телефона, было приписано несколько слов. «Я обязательно найду вас». Тем же вечером Роман позвонил.
— Как вы узнали номер? — почти искренне возмутилась Галина.
— Я обещал вашей подруге приводить к ней всех женщин, которых оболью краской… — раздался насмешливый ответ.
— Вы разоритесь. У Маши сумасшедшие цены.
— Кстати, те перчатки от которых вы отказались, я все же купил. Теперь, дело за малым, надо встретиться. Я не могу спокойно спать, зная что не до конца исправил свою оплошность.
— Я не намерена встречаться с вами. Я замужняя дама и не хожу на свидания, — отрезала Галина.
— Сделайте для меня исключение. Пожалуйста.
— С какой стати?
— Я влюбился в вас, как мальчишка.
— Это ваши проблемы…
— Вот уж нет. Это мое счастье..
Счастье…Кружилась голова от сладких слов, от мягких нежных интонаций мужского голоса замирало сердце, от выпитого шампанского горячей волной билось между ног желание, таяли в нежности страхи……
— Нет… — сказала Галя, освобождаясь из объятий, — не надо…
— Хорошо… — Роман не стал настаивать. Поднялся с дивана, отошел к окну.
— Ты любишь мужа, — сказал глухо.
Галя торопливо возразила:
— Нет. Я люблю тебя.
Она уже поняла что, ощущение праздника, которое подарил ей Роман, называется любовью.
— У меня в жизни был только один мужчина, мне как-то не по себе…
— Ты боишься, что я окажусь хуже твоего благоверного?
Нет, замотала Галина головой. Она не боялась сравнений. Она не хотела сравнивать. Не хотела вымерять кто, Виктор или Роман, окажется лучшим любовником.
— Прежде чем очутиться с тобой в постели, я должна освободиться от него. Должна принять окончательное решение. Расставить точки над «i». Ты — не приключение для меня, не утешительный приз, не забава на час. Я не стану делить себя между двумя мужчинами. Не стану обманывать себя, тебя, его. Я, к сожалению, очень серьезно отношусь к подобным вещам. Потерпи, пожалуйста…
Гале хотелось добавить: «пока я думаю об Осине, он незримой тенью присутствует на наших свиданиях. Он мешает мне. Он мне очень мешает…»
Удивляясь собственной непоследовательности, она шагнула к человеку, сумевшему в короткий срок стать родным и нужным, припала тесно к плечу, пробормотала чуть слышно.
— Потерпи, мой милый…
Не поворачиваясь, Роман вздохнул глубоко, и, не отрывая глаз от сияния окон в доме напротив, уронил:
— Потерплю, раз надо.
Галя улыбнулась краем губ, прижалась к Роману еще теснее, втянула горьковато-пряный запах его дезодоранта.
— Мне так хорошо с тобой, — призналась тихо. — Так уютно, мирно, светло.
С ощущением мира и уюта Галя проснулась следующим утром на плече у Романа. Мужского терпения хватило ненадолго. Быстро иссякло и собственное благоразумие. И Слава Богу. Началась новая жизнь. Счастливая, солнечная, радужная. Правда, один раз Галина сорвалась. Явилась к Осину и устроила сцену. Зачем — сама толком не знала. Умница Ромочка все понял правильно и увез ее в Турцию. Затеял помог с огранизацией новой фирмы, затеял ремонт, потребовал познакомить его с Дашей. За этой суетой фигура Осина как-то измельчала, истерлась, отодвинулась на второй план. А может даже и на третий.
Круглов
Восемь месяцев назад
— Ты как-то сказал, — сказал Дмитрий, — Осин не понимает, что ему мстят. Он воспринимает свои неприятности, как нечто естественное, происходящее само собой?
— Помню, — признал Валерий Иванович. Осин, действительно, не замечал, что погружается на дно все глубже. Не ощущал, прикованного к себе настойчивого недружелюбного внимания. Не увязывал разрозненные явления в систему. Когда Круглов пару месяцев назад сказал об этом Дмитрию, то переспросил:
— Да? — и задумался. Сейчас шеф вернулся к этому разговору, чтобы в кои веки проянить свои гениальные планы.
— Вероятно, ты прав, — произнес Дмитрий. — Я переоценил его умственные способности. И недооценил силу стереотипов. Придется исправлять оплошность. Каким-то образом следует донести до Осина, что он под колпаком.
— Нет ничего проще. Хочешь, позвоню сейчас и все и расскажу? — предложил Круглов.
— На большее у тебя фантазии не хватает?
— Что ты от меня конкретно хочешь? Я — номер шестой. Делаю, что говорят. Что не говорят, не делаю.
— Не прибедняйся, — буркнул недовольно Дмитрий. Он явно рассчитывал на инициативность Круглова и не хотел просить о помощи.
— Правильно ли понимаю, следующую акцию должен придумать я?
— Да. Хотя общий план у меня есть. Место Марины должна занять другая женщина. Она откроет ему глаза на происходящее, а после исчезнет со сцены. Но напоследок покажет Витечке, где раки зимуют.
— А Марина как же?
— Марину надо уволить. И желательно тоже с максимальным эффектом.
— Пятьсот долларов и Осин получит от Марины такую оплеуху, что мало не покажется. Еще семьсот плюс непредвиденные расходы и я найду Вите новую возлюбленную. — Впервые Круглов сам назвал цену за свою работу и впервые это была серьезная по его меркам сумма.
— Договорились, — легко согласилось руководство.
«Продешевил», — ахнул Валерий Иванович и с удивлением понял, что может и должен при случае просить…нет, требовать…больше. В оправдание будущих больших гонораров он протянул задумчиво:
