Кира все записывала и записывала, а Галя сразу же подсчитывала.
— Эх, досада! — Галя наморщила лоб. — Для ровного счета надо бы еще карточек четырнадцать. И даже не карточек, а марок.
— Как не хватает? Марок не хватает? — Майя подбежала к Гале. — У меня же целый альбом! У меня и негашеные есть. Забирайте хоть все, даже хоть ту, самую первую, с гидрой!
Женя едва не кинулась к Майе, но удержалась.
В комнате стало сразу весело и шумно, и только Шура сидела грустная.
«Как же так? — думала она. — Я — начальник штаба и даже не сообразила, что Жене надо помочь. А Лида вот догадалась. Она еще вчера в саду говорила: Женя что-то задумала, неспроста она девочек сторонится… И ведь Тамара Петровна меня предупреждала: «Поделикатней будь с Женей, не руби сплеча…»
— Шура, а почему ты все молчишь? — спросила Лида. — Ты ведь начальник штаба. Мы бы хотели тебя послушать.
Шура неловко поднялась:
— Да что тут говорить! Все и так сказано. — Запинаясь, она продолжала: — Я только о тетрадке… Конечно, стыдно иметь такую тетрадь. Но ведь и у нас раньше были грязные, и мы друг другу помогали. И теперь кому надо помогаем. Пускай совет выделит отличницу, чтобы она занималась с Женей. И если она поступит не в пятый, а в третий, и то не стыдно.
Все это было верно. Но смущенная Шура говорила так тихо, что ее не все слышали. Шум в пионерской усилился, и Лида сказала, что вопрос об отличнице совет решит сам. А сейчас надо скорее писать открытки, а то время уходит.
Кира торопливо дописывала, что решили на сборе:
«Первое: как можно скорее найти Жене сестру Зину.
Второе: помочь Жене не делать ошибки и кляксы и поступить в школу.
Третье: собрать все марки, какие еще годятся наклеивать».
Кира едва успела поставить точку — девочки уже тянули скатерть из-под ее тетради.
Женя все еще стояла в дверях, как завороженная. Вдруг чья-то рука легла ей на плечо. Женя вздрогнула, обернулась и увидела вожатую.
— Ты почему здесь? — громко спросила вожатая.
Женя шопотом ответила:
— Тише… Они меня обсуждают!
— Тебя? — все так же громко продолжала Валя. — Очень хорошо!
И раньше чем Женя успела опомниться, она с шумом распахнула стеклянную дверь пионерской:
— Почему у вас сбор, а я ничего не знаю?
Смущенная Женя остановилась позади Вали. Пионерки окружили ее:
— Мы тебе поможем. Женя!.. Мы все!.. Мы вместе!
Шура подошла к вожатой и стала объяснять, что решили на сборе.
А Женя, окруженная девочками, без конца повторяла:
— Девочки, что вы… спасибо…
— Молодчина, Шура! — сказала вожатая, выслушав ее. — Ты поступила правильно, хорошо придумала.
Шура безнадежно махнула рукой:
— При чем тут я? Это вовсе Лида, это она решила провести сбор. С девочками она говорила, а не я.
Из Звенигорода приехала Мария Михайловна. Девочки побежали к ней, чтобы взять деньги, а Шура с Валей все еще сидели на подоконнике и вполголоса разговаривали.
— Нужно быть повнимательнее, нельзя судить с налету, — говорила вожатая. — Надо понимать, что на душе у девочки. А это нелегко. Но ничего, научишься… И вот что: ты поручила Жене работать в саду — это ты молодец. Помнишь, как она увлеклась, даже развеселилась? Знаешь, труд — великий воспитатель. Это еще Дзержинский говорил. И не только он.
А Шура подумала: все-то Валя знает, обо всем-то она читала!
Мимо пробежала Аля.
— Мы на почтамт! — закричала она. — Шура, пошли!
…В этот день девушка, которая на почтамте продавала открытки, диву далась: к ее окошку то и дело подбегали девочки и покупали адресные карточки.
— Девочки, куда вам так много? — спросила она. — Вы что, глотаете их, что ли?
— Нет, это мы… нам надо… — задыхающимся голосом проговорила Аля. — И это еще не все — наши девочки еще прибегут.
Работа в пионерской шла полным ходом. Девочки писали за всеми столами и столиками:
«1. Фамилия: Максимова. 2 Имя: Зинаида. 3. Отчество: Корнеевна…»
Женя сидела рядом с Лидой и любовалась ее мелким, ровным почерком. А как много карточек уже готово! Сколько ночей просидела бы она над ними!.. И разве она могла бы написать так красиво!..
Эти открытки пойдут во все концы Советского Союза. Их получат в Баку, в Тбилиси, в Ереване, в Комсомольске-на-Амуре, на Камчатке… Пусть же все видят, что открытки эти не простые, что они из Москвы, из детского дома! Майя подбегала то к одной девочке, то к другой.
— Забирай вот эту марку, она редкая! — говорила она, сверкая своими большими черными глазами. — Самую красивую бери, с кремлевской башней!
А поздно ночью, когда весь дом уже давно уснул, Женя и Лида сидели на кровати возле открытого окна, и Женя (хотя Лида ни о чем не спрашивала) рассказала о том, как фашисты убили ее маму. Женя впервые заговорила о своем горе; ей и самой было странно, что она вдруг кому-то изливает всю свою душу. Но она уже не могла остановиться. Она все рассказала — но маме, и о Зине, и о том, как ей тяжело без дяди Саши.
Слезы текли по лицу Жени, но она их не замечала.
Девочки долго молчали. Потом Лида спросила:
— Женя, а где твой папа?
— Папа? Он в Минске на заводе работал. Он сразу на фронт ушел, как война началась. И нам написали — он под Минском в первых боях убит…
Лида прижалась плечом к Жениному плечу. И они снова помолчали.
Понемногу Женя успокоилась. И ей даже легче стало. Так всегда бывает: когда выплачешься, расскажешь о своем горе, оно словно уменьшается.
Глава двадцать вторая. Двадцать семь Зин
Прошел месяц. Теперь чуть ли не каждый день почтальон приносил кипу открыток Максимовой Евгении. Вот и сейчас за дверью знакомый голос произнес нараспев:
— Почта!
Дежурная Женя с грохотом откинула крюк.
— Максимовой Евгении… и еще Максимовой… и это ей. Сегодня, поди, целый десяток наберется.
Женя взяла открытки. От волнения буквы в ее глазах запрыгали. Вот из Ульяновска: «По сведениям… ни в детских домах, ни на усыновлении… не значится». Из Свердловска, Рязани, Иркутска — то же самое. Может, здесь что-нибудь другое? Нет, все то же. Вечно эти жестокие слова: «не значится».
— Женечка, не надо так огорчаться. — Тамара Петровна обняла ее, — Я сама схожу в управление и всё толком узнаю. Я ведь тебе уже обещала. Обязательно схожу.
— Тамара Петровна, пойдемте скорей! Сейчас! — взмолилась Женя.
У завуча было множество неотложных дел — она сегодня в первый раз после долгой болезни пришла к своим девочкам. И все же сразу после обеда она пошла в управление.
Приняла ее худощавая женщина неопределенного возраста, коротко, по-мужски, остриженная. Это и была подполковник милиции Анна Игнатьевна Журавлева.
Тамара Петровна быстрым взглядом окинула огромный письменный стол. На столе — необыкновенная чернильница в виде медведя на айсберге с надписью: «Дорогой Анне Игнатьевне Журавлевой на память от В. и Л. Ивановых, которым она нашла сына», откидной календарь, испещренный пометками, и толстая папка, которую при виде посетительницы Журавлева отложила в сторону.
— Вы из детского дома имени Дзержинского? — переспросила она. — У вас воспитываются дети погибших фронтовиков? Как же, знаю… Да вы садитесь, товарищ Викентьева! — И женщина-подполковник показала на большое мягкое кресло.
Но Тамара Петровна придвинула себе стул. «В такое кресло как сядешь, так и утонешь», — подумала она.
— Я к вам вот по какому делу. — И Викентьева коротко передала все, что знала о Зине.
— Как это ни трудно, — сказала она тихо, но твердо, — а девочку мы обязаны разыскать. Если бы вы только знали Женю…
Журавлева не торопясь достала из кожаного портсигара папиросу и закурила.
— Максимову Евгению Корнеевну? — Голос у нее был глуховатый. — Как не знать!
Тамара Петровна удивилась — в управлении уже знают Женю? И даже то, что она Корнеевна?
— Это дело у меня вот где… — Журавлева поднесла руку к белому подворотничку своей гимнастерки. — Вот!
Она придвинула к себе толстую папку, и Тамара Петровна удивилась еще больше — на папке было написано:
МАКСИМОВА 3. К.
И тут Журавлева, которая обычно всех посетителей принимала радушно и участливо, посмотрела на посетительницу строго и неодобрительно.
— Нет спасенья! Сыплются на нас каждый день, как дождик! — Она вынула из папки ворох открыток. — Тут, видно, целая артель работает. Артель по розыску вашей Зины Максимовой.
— А-а-а, это всё наши девочки! — улыбнулась Тамара Петровна.
— Да вы понимаете, что они натворили, ваши девочки? — сердито продолжала Журавлева. — Чуть ли не пятьдесят областей и краев ищут Зину!
— Ее и республики ищут, — уточнила Викентьева. — И в районах тоже.
— Превосходно! Ваши девочки организовали чуть ли не всесоюзный розыск! — Журавлева стряхнула пепел с папиросы. — И знаете, что получилось? Девочки запрашивают города. Каждый город ищет Зину Максимову у себя и, кроме того, запрашивает Главное управление, чтобы оно искало по всему Союзу. Ищем-то ведь все-таки мы!
