ты не можешь меня попрекнуть. Я тебя подобрал, когда тебе нечего было есть. И ты был даже без угла!
– Где Талия? – вновь повторил свой вопрос Лузий. Он уже начал терять терпение.
– Я тебя всегда ставил в пример, – продолжил гнуть своё грек. – Сколько ты от меня получил хорошего? Ну, вспомни. Неужели я не заслужил этих денег? Этих жалких пятнадцати тысяч…Каких-то пятнадцать тысяч…
– Ты скажешь, наконец то, где Талия? – уже вскипел Лузий.
– Не знаю, – развёл неожиданно руками Афиноген.
– К-ка-а… к-ка-ак ты не знаешь?!
– Её нет в лупанаре.
– Не-е-ет?! – удивился Лузий.
– Ну, да! – маленькие глазки у Афиногена испуганно забегали. – Она, Лузий… Она сбежала от меня. Я её не стал даже разыскивать. Она в последнее время уже не хотела работать. Признаюсь, эта малышка совсем разленилась. Ела мой хлеб даром. Она даже не хотела ни петь, ни танцевать перед моими гостями.
– Когда она сбежала?
– Позавчера, – заявил грек.
В глазах у Лузия потемнело. Окружавшие его предметы будто ожили, закачались, затем и вовсе поплыли. Лузий ничего не видел. Он забыл о своих ауреусах, которые трясущимися руками начал подгребать к себе Афиноген.
Пошатываясь, Лузий вышел из кабинета хозяина лупанара.
* * *
"Куда идти? Зачем теперь жить? Какой в этой жизни смысл?" – пронеслись у Лузия тягостные мысли.
На лестнице в полутёмном коридоре Лузий столкнулся с Квартом. Тот поднимался на второй этаж. Кварт почему-то прятал глаза. Он вёл себя довольно-таки странно. Этого Лузий не заметил бы, если бы не узкая лестница. Разойтись на ней было невозможно.
– О-она… О-о-она… – у Лузия перехватило дыхание, и он так и не закончил свою фразу.
– Л-лу-узий, – голос у Кварта сильно задрожал. – Что тебе сказал Афиноген?
– Он сказал, что Талия сбежала. Она, получается, бросила меня. Но почему?! Почему она это сделала?! Скажи мне: почему?
– И ты поверил этому негодяю?
Лузий поднял глаза и внимательнее посмотрел на Кварта:
– А что, Афиноген мне солгал?
Кварт не сразу ответил. Он какое-то время молчал и у него только ходили желваки.
– Так что? Где она? – вновь переспросил Кварта Лузий.
Кварт упорно продолжал молчать. Было видно, что он что-то знает, но явно недоговаривает.
– Где он-на?! Где-е?! Ска-ажи!!! Скаж-жи мне!!! – сорвался и закричал Лузий. У него уже был почти безумный вид.
– Она… умерла, – глухо ответил Кварт.
– У… у-уме-ерла?!.. – растеряно повторил за Квартом Лузий.
– Да.
– А скажи мне, всё как было?!
– Афиноген отдал её двенадцати заезжим матросам, не местным, не остийцам, кажется это были матросы с финикийского корабля, пришедшего на днях из Библа в наш порт. Эти мерзавцы захотели с нею поразвлечься все. И одновременно. Они предложили Афиногену такую сумму, от которой у того загорелись глаза. И он не устоял от предложенных ему денег. Она не выдержала всего того, что эти финикийцы с ней вытворяли. Они её не отпускали от себя весь день, и она умерла, причём отдала душу в мучениях. Прости меня, Лузий. Прости и Шадара. Извини нас, друг. Мы не уберегли её. Мы обо всём узнали уже когда было поздно. Мы не успели твою Талию спасти…
Глаза Лузия стали сухими и сузились. Он лишь сглотнул воздух, закусил до крови губу и бросился стремительно назад.
Кварт только и успел ему крикнуть вслед:
– Лу-узий, не делай этого! Не де-елай!
* * *
Афиноген что-то напевал себе под нос и складывал радостно новенькие золотые ауресы в ларь, когда в его кабинете-кубикуле вновь появился Лузий Квиет.
По лицу Квиета Афиноген всё понял.
Ларь соскользнул со стола, с шумом упал и треснул. По полу со звоном рассыпались золотые монеты. Афиноген побледнел, выскочил как ошпаренный из кресла, затрясся и начал пятиться к стене. От животного страха у него пропал голос, и он уже не мог кричать и кого-то позвать на помощь, он только что-то нечленораздельное мычал.
Лузий одним движением опрокинул массивный стол, за ним последовало кресло. Потом он опрокинул статую обнажённой нимфы, за которую спрятался хозяин лупанара.
Кулак Лузия со страшной силой опустился на голову отчаянно заскулившего и дрожавшего всем телом Афиногена.
Удар Лузия был столь сокрушителен, что тут же послышался хруст. Лузий проломил череп прыщавому краснорожему греку. Мозг хозяина лупанара забрызгал отштукатуренную стену и картины в рамах.
Афиноген, уже мёртвый, сполз на пол.
По мозаичному полу стекла густая, вязкая кровь хозяина лупанара.
Лузий, Кварт и Шадар в тот же день вынужденно бежали из Остии. Их ведь могли схватить стражники.
Глава четырнадцатая
Проще всего было затеряться в огромном Риме. И здесь опять помогли бывшие гладиаторы. Между ними уже существовало неформальное братство, и они по необходимости поддерживали друг друга. Без всяких условий во всём и почти всегда.
Эти некогда тоже получившие свободу бывшие цирковые бойцы одолжили полторы тысячи сестерциев друзьям. Их они передали на полгода и без каких-либо процентов. Можно сказать, за просто так их отдали.
На эти деньги беглецы сняли пару квартир в одной из только что построенных римских инсул в центре Рима, неподалеку от Форума Августа. Причём даже арендовали их они на втором этаже, а не на каком-либо верхнем, которые были подешевле и в которых обычно селился победнее люд.
Одну трёхкомнатную просторную квартиру заняли Лузий и его приёмные дети, уже немного подросшие сын и дочь – Масинисса и Дара, а в другую, поменьше, двухкомнатную, но тоже прилично обставленную, вселились Кварт и Шадар.
Через пару месяцев, когда всё уже утихло, друзья нанялись охранниками к очень известному и знатному римскому консулу-суффекту и одновременно писателю, Гнею Аррию Антонину (кстати, этот их новый хозяин окажется настолько важной персоной, что со временем станет дедом будущего императора Антонина Пия, правившего в империи после Траяна и Адриана). Но не об этом сейчас речь.
Этот самый Гней Аррий Антонин был подражателем и восторженным поклонником Вергилия, величайшего римского поэта, жившего ранее, и прославился, как своей политической деятельностью, так и творчеством (он писал не только стихи, но и едкие эпиграммы, в том числе и на греческом языке).
Где-то уже на третий месяц службы у Гнея Аррия Антонина, хозяина Квиета пригласили в Палатий (так в просторечии у римлян тогда называлась резиденция принцепса). Палатинский холм ко времени Ранней империи был сплошь застроен дворцами и роскошными домами римских богатеев. Надо сказать, что ещё Цезарь и Август больше внимания уделяли общественному благоустройству, а сами жили достаточно скромно, в обычных домах и на загородных виллах, и только с Тиберия началось увлечение Востоком, а, следовательно, и азиатской роскошью, и стали возводить первый императорский дворец, который достроил Калигула. Теперь на Палатинском холме находилось уже четыре дворца. К первому, который достраивал Калигула, для себя построил уже новый его преемник Клавдий. Затем ещё одно очень даже внушительное пристанище воздвиг сумасбродный и расточительный Нерон. Так называемый «дом Нерона». И вот по восхождению на трон завершил строительство
